230 лет назад родился один из самых известных английских поэтов Джордж Ноэл Гордон Байрон.

Море комплексов, дурной характер, тщеславие и талант — всё это о лорде Байроне. За несколько лет автор «Паломничества Чайльд-Гарольда» и «Корсара» прошёл путь от кумира всего лондонского общества до последнего человека в Англии, но при этом не потерял чувство собственного достоинства.

Властитель дум

В XIX века в Европе случилось настоящее помешательство на личности английского поэта-романтика, и Россия не осталась в стороне. Ещё Михаил Лермонтов писал:

Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.

Все, кто имел хоть какие-то способности к поэзии, считали своим долгом переводить на русский язык строки Байрона, а кто таким талантом не обладал, просто подражали образу разочарованного жизнью гения.

«Вот с этого-то времени и начали появляться у нас толпами маленькие великие люди с печатию проклятия на челе, с отчаянием в душе, с разочарованием в сердце, с глубоким презрением к “ничтожной толпе”», — с сарказмом отзывался о культе личности Байрона уважаемый всеми критик Виссарион Белинский.

Интерес к «властителю дум» подогревался многочисленными сплетнями и мистификациями его биографии, которые появлялись ещё при жизни Байрона. Сегодня уже трудно понять, какие факты были частью жизни писателя, а какие всего лишь выдумками его поклонников и недоброжелателей.

Причём сам поэт не собирался мучить загадками потомков, напротив, незадолго до смерти он написал мемуары, которые попросил опубликовать своего друга Томаса Мура посмертно, но тот не сдержал обещание. Вместе с другим приятелем Байрона Джоном Хобхаусом и его издателем Джоном Мюрреем он всё сжёг. Принято считать, что товарищи ослушались последней воли поэта по настоянию его семьи, так как рукопись оказались слишком откровенной и «беспощадной к окружающим».

Дурная наследственность

Ещё до того, как Байрон стал проявлять свой вызывающий характер «мрачного эгоиста» о нём уже отзывались не самым лицеприятным образом. А всё дело в предках, оставивших юноше дурную репутацию.

Вместе с приставкой «лорд» от своего двоюродного дедушки Байрон унаследовал шлейф «убийца» (тот по пьяни убил своего соседа). Отец поэта отличился в другом: сперва женился на разведённой даме, с которой бежал во Францию, а второй раз пошёл под венец только чтобы расплатиться с долгами (промотав состояние жены, он бросил и её). Мать Байрона по сравнению с остальными родственниками была образцом добропорядочности, но считалась слишком вспыльчивой, а также любила жить на широкую ногу.

К моменту рождения будущего поэта у его родителей практически не осталось денег. И чтобы иметь хоть какие-то шансы на наследство, лорд год за годом добавлял себе новые имена. Так, «Гордон» — девичья фамилия его матери, которую отец присоединил к имени сына, надеясь на шотландские владения своего тестя, а «Ноэл» — фамилия жены уже самого поэта, благодаря которой он получил имущество от тёщи.

Однако своим полным именем — Джордж Ноэл Гордон Байрон — поэт никогда не подписывался, предпочитая ограничиваться лаконичными «лорд Байрон» или «Ноэл Байрон».

Удачный расклад

Сегодня уже не секрет, что знаменитое высокомерие и мрачный взгляд «властителя дум» были попыткой прикрыть свои комплексы. Байрон с детства мучился хромотой и излишней полнотой (по некоторым данным, в 17 лет при росте 172 см он весил 102 кг).

Но так как Байрон был слишком тщеславен и всегда интересовался мнением женщин о себе, то активно боролся со своими физическими недостатками. В юности он придумал специальную диету, увлёкся плаванием, ездой на лошадях, что позволило ему всего за несколько месяцев обрести приличную форму. «Я был обязан говорить всякому своё имя, так как никто не мог узнать ни моего лица, ни моей фигуры», — хвалился похорошевший студент Кембриджа после непродолжительных каникул. Однако в распорядке дня лорда были и менее полезные хобби — выпивка и игра в карты — которые отнимали уйму денег. А так как в картах Байрону никогда не везло, чтобы заработать денег, в 1807 году будущий кумир читающей публики решился опубликовать свой первый сборник стихов.

Если бы Байрон жил сегодня, вряд ли смог написать так много. Первая же рецензия на «Часы досуга» оказалась разгромной, но вышла она только через год после публикации сборника. За это время молодой поэт уже поверил в свои силы и написал немало произведений.

«Я сочинил за полгода до появления беспощадной критики 214 страниц романа, поэму в 380 стихов, 660 строк “Босвортского поля” и множество мелких стихотворений, — хвалился знаменитый автор в письме друзьям. — Поэма, приготовленная мной к печати — сатира». Этой же сатирой — «Английские барды и шотландские критики» — Байрон ответил язвительному критику «Эдинбургского Обозрения» и был поддержан всем лондонским обществом.

Отныне писательское ремесло спасало финансовое положение лорда. В 1812 году только две первые песни про Чайльд-Гарольда за один день разошлись тиражом в 14 000 экземпляров, что поставило автора в ряд первых литературных знаменитостей. Почему же его «бездельник, развращённый ленью» имел у публики оглушительный успех, поэт и сам не понимал: «Однажды утром я проснулся и увидал себя знаменитым».

В перерывах между творчеством и светскими развлечениями Байрон успевал подумать и о «правильной невесте». «Блестящая партия», — писал поэт другу, сделав предложение Анне-Изабелле Мильбанк, дочери богатого баронета, внучке и наследнице лорда Уэнтворта.

Однако «удачный» брак продлился всего год – сразу после рождения дочери супруга поспешила сбежать от пылкого и раздражительного мужа.

Прости! И если так судьбою
Нам суждено - навек прости!
Пусть ты безжалостна - с тобою
Вражды мне сердца не снести.
Гонимый странник

Настоящие причины развода так и остались загадкой. Байрон говорил, что «они слишком просты, и потому их не замечают», публику же не устраивало что-то прозаичное вроде «разницы в характерах», поэтому о поэте стали выдумывать непристойные небылицы.

«Байрона обвинили во всех возможных и невозможных пороках. Его сравнивали с Сарданапалом, Нероном, Тиберием, герцогом Орлеанским, Гелиогабалом, Сатаной, со всеми гнусными личностями, упомянутыми в священной и светских историях», — писал биограф поэта профессор Никольс.

Те, кто недавно восхищался Байроном, теперь живо обсуждали его многолетний роман с родной сестрой Августой, гомосексуализм, жестокое отношение к супруге и даже «очевидные» психические отклонения... Отныне кумира Лондона предостерегали не появляться ни в театре, ни в парламенте, а на одном из светских вечеров все гости демонстративно покинули зал, в который вошёл «хромой развратник».

Долгое время поэт не отвечал на нападки общества и не опровергал оскорбительных слухов. Он предпочёл встретить бурю презрительным молчанием.

«Ничто в мире не заставит меня произнести ни одного слова примирения перед каким бы то ни было существом. Я буду переносить всё, что могу, а что невозможно будет перенести, тому я буду противиться. Самое худшее, что они могут сделать мне, — это исключить меня из своего общества. Но я никогда не заискивал перед этим обществом и никогда не испытывал особенного наслаждения от пребывания в нем; наконец, ведь существует ещё целый мир вне этого общества», — за несколько лет до этого (когда английские консерваторы накинулись на поэму «Корсар» за «религиозный скептицизм» автора) писал гордый Байрон.

Поэт остался верен своим словам и в этой ситуации. Он принял решение уехать из Англии.

Семь лет Байрон жил за границей. В Англии говорили, что его похождения там были похлеще приключений пресыщенного жизнью Чайльд-Гарольда. В это время в Европе стал популярным роман «Гленарвон», написанный общепризнанной царицей высшего света Каролиной Ламб, которую однажды посмел бросить ловелас Байрон. Оскорблённая женщина выставляла поэта в своей книге в самом неприглядном свете, что ещё больше отвернуло от него соотечественников.

Байрон же в это время увлёкся более серьёзными вещами — он решил помочь Греции в войне за независимость. На собственные средства поэт приобрёл английский бриг, припасы, оружие, снарядил полтысячи солдат и поплыл вместе с ними добиваться свободы страны. Однако изгнаннику не удалось серьёзно повлиять на историю – вскоре он умер от лихорадки. Говорят, что последними словами 36-летнего поэта были: «Сестра моя! дитя моё!.. бедная Греция!.. я отдал ей время, состояние, здоровье!.. теперь отдаю ей и жизнь!».