Один из самых необычных футболистов страны Евгений Башкиров и редактор Sports.ru Роман Мун говорят о самом главном.

Евгений Башкиров начинал в футбольной школе «Зенита», ни разу не сыграл за основу и в 2012 году перешел в «Томь», где стал лучшим игроком прошлого сезона. Сейчас Башкирову 23 года, он пытается вернуть «Томь» обратно в премьер-лигу и мало походит на стандартного российского футболиста: читает книги, хранит дома диплом факультета журналистики СпбГУ и играет песни Arctic Monkeys на набережной Невы. Пару недель назад Sports.ru и Башкиров провели эксперимент и узнали, сколько русский игрок может заработать без футбола – в течение 40 минут он играл на гитаре в одном из переходов под Новым Арбатом и собрал 104 рубля.

После эксперимента Роман Мун поговорил с Башкировым о самом главном.

– Вы ведь дома выросли, да?

– Я бы не сказал. Мы c родителями все время ездили. Я родился в Ленинграде, у меня был советский паспорт, а мои дедушка с бабушкой жили под Псковом. Другие дедушка с бабушкой живут в Зеленогорске. Я не сидел дома. Я помню, как меня отправляли с бидонами за молоком. Помню коров, рыбалку, баню. Когда находишься на природе, развитие идет по иному пути. Отец был мастером спорта по прыжкам в воду, мама – КМС по спортивному ориентированию. Постоянно какие-то вылазки в лес. Помню первый забег по спортивному ориентированию. Не помню, сколько мне было лет, но помню, что мама заставила меня жить в палатке и ночевать в лесу.

Одомашнивания не было. Нельзя сказать, что я сидел дома, учился и читал книги. Я вел активный образ жизни. Постоянные разъезды с юношества – на автобусах в ближайшие города, на поездах в Молдавию, Украину, Латвию и Белоруссию.

– С плохими компаниями вы явно не связывались.

– Во всяком случае старался не связываться. Футбол на это очень влияет. Если посмотреть на детского тренера с Урала, в одном из своих point’ов он говорил: «Хотя бы отвадили их пить и курить». Полная занятость в футболе не позволяет не то что общаться с плохими компаниями, она не позволяет общаться с кем-то, кроме твоих школьных друзей и твоей команды. Часто твоя футбольная команда и есть твои школьные друзья.

Времени на то, чтобы гулять и тусоваться, не было совершенно. Утро в школе – шесть уроков с 8.30 до 16.30. Потом быстро садишься к маме в машину. Там спортивный костюм и суп в контейнере, только что приготовленный дома. На заднем сидении переодеваешься, кушаешь, приезжаешь и буквально запрыгиваешь на тренировочное поле. Я помню, как прямо с машины на рывке бежал, на ходу включаясь в процесс. Мне повезло, что меня мама подвозила, у многих не было такой возможности, они ездили на метро, трамваях. Когда мама меня не подвозила, я тоже засыпал после тренировок в метро, проезжал по ночам свои станции, ходил через стройки.

- Вам не кажется, что ваше детство из-за спорта было неполноценным?

– Ну почему. Наоборот. Футбольная жизнь очень интересная. Футболисты очень интересные люди, разносторонние. То, что все спортсмены прямолинейные, не интересуются ничем, кроме игры и тренировок, – это стереотип. Каждый день что-то происходило. Просто шататься по дворам, искать общение – мне кажется, это было бы не столь занимательно.

Так же со студенческой жизнью. Когда я подписал первый контракт и одновременно поступил в СпбГУ, я хотел учиться и получить образование. Но я понимал, что не смогу учиться так, как хотелось бы. Я жалею, что мне не хватило времени, чтобы быть в университете и жить студенческой жизнью 24/7 – она вкусная, очень вкусная. Столько разноплановых ребят и девчонок. Преимущественно девчонок, на журфаке одни девчонки, это нормально, нас было человек 7 парней. Тогда была «весна – осень», заканчивали в конце ноября. Приходил 1 декабря на журфак, объяснял кто я и что я, ходил на все пары, с 8 до 5. Приходишь – и многие преподаватели тебя не знают, потому что почти тебя не видели. Помню, что отходил даже курс экологии. Курс рекламы был интересный, курс конвергенции цифровых и печатных каналов.

– Вы доучились?

– Да, бакалавриат закончил. Это неполное образование, полным образованием было бы закончить еще и магистратуру. Когда я поступил в бакалавриат, то подписал первый контракт, когда поступил в магистратуру – уехал в аренду в Томск. Дистанционно было сложно учиться. А, может, у меня воодушевления не было. Приехав в Томск и попробовав делать задания, я понял, что у меня нет связи, connection’а с университетом. В итоге решил повременить с магистратурой.

– Я так понимаю, если б это был не журфак, вас бы точно отчислили.

– Вероятно. В СпбГУ сложно совмещать дневной бюджет с футболом. Когда у тебя тренировка начинается в 11 часов, ты попадаешь только на первые пары, которые в 8, и последние, которые в 15.40. Если сил хватает. Соответственно на коллоквиумы и аттестационные вещи я приезжал еще мокрый, из душа, но все равно многое пропускал.

Посещаемость очень важна и на многих других факультетах было бы сложно. Увидели бы, что задания есть, но посещаемости нет – все, отчисление, шансов нет. На журфаке нашлись люди, которые шли навстречу. Они видели, что я действительно заинтересован, приношу задания. В конечном итоге мне разрешали делать индивидуальный план, что было на тот момент исключением. Очень мало студентов его получало – приезжие или те, кто уже работал журналистом, например, на Пятом канале. И даже таким людям его не давали. В универе ведь обычно говорят: «Давай доучись, потом работай». При этом еще говорят: «А что ты хочешь сказать, если у тебя стажа работы нет?». Мне кажется, так везде: начальство пытается объяснить взаимозаменяющие вещи.

– Вы правда хотите стать спортивным журналистом?

– Ну, мне действительно интересно. Со школы было понятно, что я гуманитарий, с цифрами мне было сложно, физические науки тоже не давались. Возможно, дело в том, что физика шла первым уроком, мне было сложно включиться. Очень нравилась литература, учительница мне позволяла больше. Даже со своим графиком я читал «Войну и мир» и всегда был готов. В Новороссийске после турниров читал «Мать» Горького. Очень тяжело было переключаться, но она это видела. Классе в 10-м она узнала, что я пишу стихи и позволяла читать их перед всем классом, что помогло мне победить стеснение, избавиться от боязни камеры и аудитории.

Естественно, мама повлияла на то, что я поступил на журфак. Мне еще в детстве подарили диктофон. В лагере я ходил за всеми, задавал вопросы вроде: «Как вам в этом лагере?». Кассета где-то лежит. Бегал как собачий хвостик за ребятами 1986 года рождения, старше на пять лет. Мама видела это – и сразу: «Журфак, журфак».

Я смотрел «НТВ-Плюс», мне был интересен процесс комментирования, передачи, я постоянно анализировал футбол, экспертные мнения. Как все происходит, как журналисты общаются между собой, какие материалы готовят. Тогда не было твиттера, поэтому жизнь была сильно проще. Сейчас мы не смотрим телевизор и по-другому анализируем журналистскую работу.

Да, мне это интересно. Возможно, мне хотелось бы впоследствии работать на телевидении или в пишущей журналистике. Тексты тоже интересно писать. Я закончил кафедру теории и практики СМИ, где каждый день нужно было писать.

- Какие медиа вам нравятся?

– Я почти не покупаю газет, потому что в Томске их толком не распространяют. Когда я жил в Питере, было больше времени. Город расширялся, происходила экспансия воображения, я искал новые газеты, журналы, Sports Illustrated скачивал. Я помню, что был единственным человеком, который мог прийти в бар в центре, где все встречаются, общаются, а я читаю газету «Невское время».

Кроме спортивных СМИ, читаю интернет-версию «Сноба», «Афишу» – в основном «Афишу-Воздух». Моя так называемая новостная лента складывается больше из того, что мне присылают друзья, которые живут в Питере и что-то читают. Ссылки «Вконтакте», видео «Вконтакте». Я смотрю и вижу картину событий.

- Футболисты не любят журналистов. Почему?

– Мне недавно один журналист сказал: «Это два лагеря – футболисты и журналисты. Как вообще они могут общаться и дружить». По-моему, мы делаем общее дело. Я не думаю, что журналисты постоянно ищут плохое ради рейтингов, а футболисты за это их ненавидят. Мне кажется, когда ты встречаешь человека, который делает про тебя очень плохой материал, у тебя меняется отношение не только к нему, а ко всему сообществу. Это как встретить девушку, влюбиться в нее, а потом она через два года тебя бросит, хотя ты не сделал ни одной ошибки. И все, первое время ты будешь очень боязливо относиться ко всем девушкам. Здесь то же самое. Тебе звонит журналист, предлагает сделать интервью, ты говоришь: «Я не даю комментариев».

Еще, на мой взгляд, слишком много простоты. Спортивная журналистика, кроме длинных материалов и очень хороших интервью, – скучная вещь. Одни и те же вопросы, одни и те же ответы. И не знаешь, что первично. Не мне вам объяснять, но мне кажется, что задача журналиста – вытащить из человека, его характера, что-то уникальное. Но это сложно, это тоже искусство.

– Петербург – барная столица России. Какие места вам нравятся?

– В последние пару лет открылось несколько интересных мест. Я не очень люблю ночную жизнь, я больше за диалог. Есть точки, куда приходишь и очень комфортно – Brimborium, «Маяковский». У меня подруга недавно прилетела из Петербурга, сказала, что там заведения сильно отличаются от московских. Она увидела, что там есть частичка городской души. Место, которое это показывает, – бар The Hat на Белинского, который открыл Билли Новик из Billy’s Band. Там всегда биток, всегда живая музыка, всегда улыбки, всегда какое-то движение. Это характеризует Петербург: там люди склонны общаться друг с другом и делиться хорошим и плохим, своими чувствами и своей любовью.

– Вы собрались в отпуск в США. Какой план?

– Вообще была идея смотаться в Австралию, но это оказалось сложно. Подумал, что раз отпуск полтора месяца, то полечу в Штаты. Я, мой петербургский друг не из футбола и Паша Голышев из «Томи» составили программу: прилетим в Лос-Анджелес, съездим до Вегаса, вернемся. Потом съездим в Сан-Франциско. Постараемся зацепить все спортивные события. Я очень люблю смотреть НХЛ, еще мечтаю попасть на матч по американскому футболу, в Сан-Франциско будет игра «Окленд» – «Сан-Франциско». Как раз прочитал книгу Хантера Томпсона «Наших бьют» с его материалами для ESPN. Потом полетим до Майами, где будет тепло и более лайтовый отдых. Там будет много футболистов, например, Женя Стариков. Сходим на «Майами» – «Чикаго», «Вашингтон» – «Флорида». Многие люди, которым я говорил, что лечу в Штаты, спрашивали: «Что? Зачем? Нафига?».

«Зенит»

– Правда, что дубль «Зенита» купается в роскоши?

– Ну, сейчас мне сложно судить. Но я точно знаю, что сегодня зарплатная ведомость значительно меньше, чем была несколько лет назад. Поставлена задача: чтобы ребята из академии приходили и понимали, что могут расти поэтапно. В том числе в плане денег. Когда я играл в дубле – ну, не сказать, что это был космос. Автомобили, на которых ездили ребята, были либо родительскими, либо им приходилось копить с премиальных.

– На какую машину можно было накопить?

– Помню, что мой друг купил «Опель Астру». Обычная машина среднего ценового сегмента. Помню, Герман Пятников ездил на «Хонде Цивик». На парковке малой арены «Петровского» не стояли «Бентли» или даже «Мерседесы» Е-класса. Не было на тренировках такого: «А че играть, я чисто так, тусоваться». У нас не было зависимости от материальных ценностей.

Мне вообще все равно. В Томске, чтобы доехать до базы и вернуться, нужен автомобиль. Мы с друзьями его арендуем. Понятно, что приятнее ездить на «БМВ», чем на «Хендай», но мне не принципиально. Мы в прошлом году арендовали «Фольксваген Поло», другие ребята ездили впятером, кажется, на «Матизе». Лишь бы машина ехала и был радиоприемник, где можно послушать радио «Эрмитаж» или «Монте-Карло». Автомобиль – предмет роскоши. Когда ты можешь себе его позволить, ты покупаешь, ездишь и получаешь удовольствие. У меня много друзей в сфере продаж. Есть друг, работает в Mini, я с его подачи объездил весь автопарк Mini. Еще один друг работает в «Мерседесе». Но это не главное. Мне было с мамой комфортно на Ford Fusion ездить на тренировки. Сейчас у меня нет машины.

– Есть известное видео с матча «Зенита»: Егор Бабурин целует на трибуне девушку, а Геннадий Орлов говорит: «Поделюсь инсайдом: это бывшая другого футболиста». Это же ваша бывшая, да?

– Да. Отнесся ко всему этому с улыбкой. Я знаю Геннадия Сергеевича, это было забавно. В целом, я пережил эту ситуацию, на тот момент мне было все равно. Мне кажется, это обычное дело, тут нет привязки к футболу. Я знаю много историй, когда среди друзей такое происходило. Не надо думать, что так принято именно у футболистов.

– Правда, что даже вокруг дублеров «Зенита» очень много девушек?

– Да девушек вообще крутится очень много. И они постоянно сидят друг с другом. Где парни? Парни отдельно – кофе пьют, а девчонки друг с другом общаются. Надо менять ситуацию.

Кто-то из девушек искренне интересуется футболом, я знаю таких. Кому-то интересен сам футболист, его перспективы. Понятно, что футбол – прибыльное дело, интересно познакомиться с игроком в самом начале его пути.

– То есть у игроков есть проблемы с девушками, которых интересуют только деньги?

– Я не знаю. Я, наверное, в другой тусовке нахожусь, где совершенно адекватные девушки, очень развитые и творческие. Среди чаек я не обитаю.

– Вы считаете, что российские футболисты получают слишком много?

– Система сама к этому привела, правильно? Есть 20% футболистов, которые вымаливают зарплату побольше, остальные 80% просто работают, отталкиваясь от предложения, которое есть. Поэтому нет, я не считаю, что они получают слишком много. Раз система такое дает, значит, они получают сколько должны. Музыка, книги, одежда

– Почему ваши интересы так отличаются от интересов обычного футболиста?

– Повлияли родители. Я с детства ходил в театр, получал в подарок книги. Моя мама считала, что нужно получать образование, читать и интересоваться литературой, культурной жизнью, ходить в Александринский театр хотя бы раз в месяц.

Любовь к музыке у меня была с детства, я слушал совершенно разную – от электроники до жуткого панк-рока. Помню, ходили в Петербурге с другом и его отцом на Снуп Догга, который был с голым торсом и в шубе. На следующих выходных я мог прийти в панк-клуб на группу «Тараканы». Мне всегда нравилось познавать, расширять, видеть больше. Может, поэтому я всегда находил совершенно разноплановых друзей. Естественно их всех определяет какая-то любовь к футболу.

У отца была гитара, он играл песни «Кино», «Агаты Кристи», я слушал их на семейных мероприятиях. Потом сам взял гитару и начал учиться. Я мечтаю научиться играть на саксофоне. Последние два с половиной месяца ходил к преподавателю, пытался освоить ударные, уже ритмы могу играть. Может, дам ответ Петеру Чеху, который сыграл одну из моих любимых песен Foo Fighters и выложил в сеть.

Вы говорите, что мои интересы отличаются от интересов футболиста. Нельзя сказать, что все футболисты потренировались и разбежались курить кальян или бухать. Все чем-то интересуются. В той же «Томи» очень много интересных ребят. Никита Баженов – у него творческая семья, интересная жена. Он сам постоянно ходит в театр, смотрит хорошие фильмы – «Великую красоту», «Теорему Зеро» – учит ребенка играть на гитаре. Ренат Сабитов – с ним записывали для клубного телевидения интервью о книгах, которые он прочитал за последние два месяца.

– Ролик, где вы играете песню Arctic Monkeys, начинается с фразы «Это для тебя, бэйби». Вы это про кого?

– Не, это просто образ. Я отталкивался от лайва, который Arctic Monkeys играют на радио. Вот, например, есть запись песни «I Wanna Be Yours». По радио она звучит по-другому и там много выражений типа «Come on, baby».

– Назовите три дорогие вам книги.

– «Назову себя Гантенбайн» Макса Фриша. Два-три года назад я неожиданно увлекся Лимоновым. Его книга «Ереси» добавила мне жизненного огонька. Вечно любимая книга, которую я все время таскаю с собой – том стихов Маяковского из серии «Всемирная библиотека литературы».

– Вы следите за модой?

– Постольку-поскольку. У меня любимый бренд Ralph Lauren, потому что у них отличные поло. Мне нравится их красочный формат, рубашки в клетку и полоску, необычность цветов – при этом почти все их поло почти одинаковые. Иногда Dsquared делают интересные вещи.

Одеваюсь достаточно просто. Жизнь в Томске к этому ведет. Когда за бортом -35, сложно выбирать модные вещи и в них ходить, хотя Никита Баженов и его супруга это опровергают. У Никиты есть интересные вещи, он мне часто вампира Дракулу напоминает. Я надевал как-то его овечью полуплащ-полумантию с капюшоном, интересная дизайнерская тема.

«Карпин говорил: «Если бы не лимит, многие бы не играли в этой команде». Интервью Никиты Баженова Sports.ru

Вообще сейчас много интересных бюджетных марок, азиатских, например. В Питере есть магазины вроде Mint, которые привозят необычные молодежные unisex-вещи, например, плащи в пол. Я не привязываю себя к моде. Если мне вещь нравится, я могу ее взять. Если она дорогая, подумаю о ее функционале. Я брал достаточно дорогую куртку, просто чтобы в Томске не мерзнуть. Сегмент от 45 тысяч рублей. А в остальном я прост и демократичен, могу купить джинсы в H&M. У меня нет зависимости от брендов. Россия

– Три вещи, которые вам больше всего не нравятся в современной России.

– Футбольные поля.

Отчужденность людей друг от друга. Я как-то провел месяц в Германии один, не было русских людей, с кем я мог бы пообщаться. После тренировки сидел на ужине в каком-нибудь месте, читал Гоголя и смотрел на немцев. У них очень большие компании. Люди общаются, контактируют, улыбаются друг другу. Сидел как-то на террасе за огромным столом – там есть такие, может разместиться три компании по пять человек. Я один с книгой. Ко мне подсаживаются еще три человека, спрашивают: «Не против, мы сядем?». Потом еще садятся люди. И мы все сидим за длинным столом. Пять минут назад мы друг друга не знали, а теперь мы реально можем поговорить. В России, если посмотреть по сторонам, люди не открываются друг другу. Может, это зависит от жизни и ритма большого города. В том же Томске более открытые люди. Возможно, потому что в Томске населения мало, и все друг друга знают. Но мы склонны к скептическому настрою и познанию друг друга за счет чувственного восприятия, не говоря о высоких материях, новостях и культуре.

И еще мне кажется, что в силу нашей ментальности у нас мало кто хочет сделать ультракачество и довести все до логического завершения. Надо, чтобы было действительно вкусно. Если открывается ресторан, то хороша должна быть не только еда, но и атмосфера, наполнение, насыщение. Чтобы даже вещи из «Икеи» играли другими красками. Если футбол, постройка манежа, то чтоб было полноценное поле с трибунами. Если издавать книгу, то чтобы она говорила с тобой, когда ты держишь ее в руках. Наша ментальность на каком-то этапе становится сдерживающим фактором. Да ладно. Прокатит. Сделаем как получится.

– Вам бывает тревожно жить в России?

– Я не смотрю телевизор. Вообще. Что касается политической ситуации с нашими ближними родственниками… Для меня Киев всегда был одним из любимых городов. Мы с родителями часто ездили к родственникам в Одессу, проезжая Киев, оставались там, гуляли. Люди были открытые, никаких политических конфликтов. Я не обособлен от этого, я интересуюсь и переживаю за то, что происходит. Для меня шок, что это длится уже год. Это ненормально. И это не идет к логическому завершению, это снежный ком, ты понимаешь, что может произойти что угодно. Но я живу в центральной части России, я очень отдален и вижу происходящее только из новостной ленты. Не могу все прочувствовать.

Что касается экономической ситуации, что у нас рубль сжимается как человек, которого засунули в черную дыру. Я не экономист, но мне нужно помогать маме, чтобы семья ни в чем нуждалась. Ты не знаешь, упадет ли все, в какой экономической ситуации окажется страна. Но меня больше волнует, выйдем ли мы в премьер-лигу и будет ли моя бабушка смотреть меня по каналу «Наш футбол».

– Вы считаете, что русским людям не хватает толерантности?

– Да, это то, о чем мы говорили. Чувство скепсиса по отношению друг к другу. Мы как пороховая бочка. Маленькая искорка конфликта – за столом в кафе, в областной поликлинике… Мы действительно нетолерантны. Ни по отношению друг к другу, ни по отношению к политикам, которых выбираем, ни к людям, которые продают нам хлеб с маслом, ни к врачам, которые получают маленькую зарплату. Я вспомнил поликлинику, потому что это был один из самых адских дней в моей жизни. Я делал рентген для военной кафедры в моей районной поликлинике, где я не был шесть лет. Меня прогнали по всем кругам ада. В тот день, когда я пришел, сломался рентген-аппарат, на который была очередь по записи. Обычная ситуация же: рентген сломался, время сбилось. Уровень шума, криков, гама – не передать словами. Думал, люди убьют друг друга.

Мы не чувственно относимся к ближнему. Можем чувственно относиться к себе. У нас есть свой мир, своя коробка и все.