Кажется, Стивен Содерберг решил всё-таки отвлечься от повторения карьеры режиссёра-новатора Билли Уолша, вернувшись от своего многозначительного «Медельина» сперва к нахальным комедиям, а потом и к её звали никитам. Чтобы два раза не вставать, наш многостаночник по-быстрому наваял ещё и вполне серьёзное кино в граничащем с документальным жанре.

Снимал зимой, во всяком захолустье, в готовых интерьерах, зазвал, как водится, по знакомству полдюжины скучающих в честь внесезонья звёзд, всё удовольствие встало на круг в 60 лям вечнозелёных, на выходе же мы получили классическую производственную драму из жизни бравых эпидемиологов.

Итак, где-то в Юго-восточной Азии из генов летучей мыши и свиньи возникает смертельный супервирус, который начинает стремительно распространяться по планете. Вспышку пытаются локализовать, но способ передачи — через прикосновения к предметам — не оставляет медикам шанса, прежде чем организуется карантин, заболевших становится уже слишком много.

Спустя две недели число заражённых измеряется уже миллионами, вскоре таким же числом будут исчисляться умершие, которых приходится хоронить в братских могилах. Часть медиков пытается получить вакцину от супервируса, часть — выяснить источник вируса, часть — организовать карантин и полевые госпитали для заражённых, в то время как обычные люди пытаются выжить, запершись в домах либо же громя магазины, а на всём этом параллельно наживаются производители псевдолекарств и прикормленные ими продажные блоггеры-журналисты, раздувающие и без того всеобщую панику.

И появление вакцины тоже не приводит к немедленному избавлению — гибнут люди, гибнут врачи, повсюду военные и комендантский час, а производство миллиардов единиц вакцины растянется ещё на годы.

Содерберг не стал делать из своего фильма ни полноценного выживальческого зомбо-апокалипсиса (это уже с успехом сделали за него Дэнни Бойл и завершающие титры «Восстания планеты обезьян», для научно-популярной же производственной драмы проекту не хватает сосредоточенности.

В итоге элементы одного жанра в лице семейства Пэлтроу и Дэймона тянут историю в свою сторону, а лабораторные учёные из команды Фишберна — в свою. Где-то между ними мотается ещё приставная жена Фишберна, самоотверженная докторша Уинслет, коварный «тысячнег» Ло и притянутая за уши Котийар.

Историй так много, что сконцентрироваться на чём-то одном просто нет шанса — ну и зрителя, ни у самого режиссёра. Минимальные конфликты для каждого из полудюжины сюжетных мотивов буквально приходится вымучивать: Котяйар и дети (это же так мило), Уинслет и болезнь (моар трагизма), Ло и хедж-фонды (как будто и без них его герой не был бы полной мразью), Фишберн и жена (как будто без этого паники в селе было бы меньше), Фишберн и сын уборщика (эта тема вообще такой рояль в кустах, что ой), адюльтер Пэлтроу, дочка-и-молчел, далее везде.

Так фильм, изначально задуманный эдаким глобалистическим полотном о том, что всякие птичьи и свиные гриппы — это в нашем мире пока так, детский лепет, и надо быть готовыми к куда более серьёзным угрозам, в итоге распадается на мозаичные фрагменты, которые просто не успеваешь сложить.

Наверное, на этом материале получился бы шикарный драматический сериал сезона эдак на три (ау, HBO!), но в виде экранного зрелища наслаждаешься скорее медитативно-электронной звуковой дорожкой, одобренной парочкой Росс-Резнор, и разглядываешь знакомые лица в кадре, нежели за кого-то там особо переживаешь или задумываешься. Потому что с одной стороны очень много всего, а с другой — по каждому эпизоду этого всего так мало, что не за что зацепиться.

Плюс малобюджетная камерность сыграла свою злую шутку. Вот всё, что осталось от моей деревни, говорят нам, а показывают сотню вполне здоровеньких одних только детей. Миллионы погибших, говорят нам, а хоронят ну с десяток. Пара выстрелов, пара мародёров, небольшая очередь за едой (эх, не видели вы советские очереди за сахаром!), чистенькие супермаркеты с парой перевёрнутых шкафов и спокойно разгуливающие по отчего-то замусоренным улицам безоружные блоггеры в скафандрах. Не веришь тут в глобальную катастрофу.

Вот у Бойла верилось, несмотря на всех зомбей. Да что там, в сериале про генномодифицированную Элис было больше триллера, чем в этой медитативной лекции о пользе мытья рук.

То есть да, научпопа много, и без буллщита почти обошлись (генетики, бесконечно разглядывающие вирус в микроскоп, ага), актёры не переигрывают, дурацкие правила «не женщин и не детей» пошли лесом, но всё это понятно мозгу, но не чувствам. Когда в фильме «Дорога» измордованный загибающийся Мортенсен бредёт с гружёной тележкой из супермаркета по серому безжизненному лесу — это цепляет, а когда женщина-генетик, испытав неапробированную вакцину на себе, приходит навестить в больничку помирающего папу, это, знаете, не то.

Потому что нельзя делать из полного метра эдакий альманах из жизни вирусов. Тогда и не пришлось бы столь топорно демонстрировать нам в финале историю о том, «как свинья встретилась с летучей мышью». Вот такое кино.

Автор статьи: Роман Корнеев