Татум изображает тридцатилетнего неудачника, занятого на нескольких работах, чтобы стать кредитоспособным и начать свой собственный маленький мебельный бизнес. Шесть лет он клал черепицу и швырял джинсы в толпу, чтобы в конечном итоге накопить одиннадцать тысяч долларов и завести личного психоаналитика, которого можно и за сиську подёргать, и забрызгать скупыми мужскими слезами. Находясь в таком удивительном положении, он и находит Петтифера, играющего бородатого тинейджера-переростка с хронической болезнью всё портить, и затягивает парня в развратный мир мужского стриптиза, откуда не возвращаются.
Хихикающий в кулачок Содерберг, конечно, понимает, кто составит большинство зрителей и почему. Поэтому периодически он превращается в Санта Клауса, что дарит влажные мечты девушкам, мечтающим увидеть эротично шагающего Татума. А сам любимец дам выкладывается, как может — пляшет, делает сложное лицо, насилует воздух. Старается, ведь как-никак, а для него это — пока самая серьёзная роль в жизни. Пусть ему, конечно, далеко до Макконахи, который, даже будучи в одних стрингах, делает суровое лицо — и уже не получается смеяться, уже боишься его, убьёт же.
Но сам Содерберг, конечно, развлекается и смеётся прямо в кадре. Он с неприкрытым наслаждением и стёбом снимает девичьи глаза навыкате, восторженные женские крики, их немые «вау», «что он делает, девочки!» и «ой, я так щастлива, так щастлива». А затем вставляет член на половину экрана, но не в фокусе — чтоб не сразу заметили. Это был бы самый издевательский его фильм, если бы не сценарий. А так вся едкость скрывается шуточками, неловкими ситуациями и проскакивающей горькой иронией по отношению к добродушному магическому Майку.
Хуже картине становится, когда во второй половине у сценариста и Татума появляется стремление к чему-то большему, а Содерберг продолжает отдыхать и не напрягаться. Они ломают мир героя, находя в мужском стриптизе место для ножа в спину, феерически дубовых диалогов, недопонимай и хрестоматийного крушения всего. Каролайн выжимает из себя один избитый приём за другим, дурацкие реплики летят, как из автомата, а режиссёр просто ничего не делает — снимает косыми ракурсами недовольную сестру и пыхтящего от стараний Ченнинга. Заканчивается же все сочным, безжалостным потоком банальностей прямиком из головы сценариста, что такой умный человек как Содерберг не мог не заметить ещё на стадии подписания контракта. Но он решил закрыть глаза — друг Татум так хотел этот фильм.
Вот и вышло нечто совсем мутное. Большую часть времени все шутят на заданную тему, но постепенно растущие беззубые отсылки к проблемам Майка, к его одиночеству и борьбе со стереотипами не позволяют назвать это «комедией». А последние двадцать минут так и вовсе представляют собой обезжиренную мелодраму, где единственная сцена, не вызывающая раздражения, — это разъяснительный разговор Татума и Петтифера. Стриптизёры-бизнесмены вдруг выясняют, что каждому этапу жизни — свои радости и проблемы, и загвоздка лишь в том, чтобы найти в себе силы закончить один и начать другой. Только вот эта мысль была подана куда убедительнее даже, простите, в последнем «Американском пироге».
Вот такое кино.
