Фильм Сергея Снежкина поставлен по автобиографической повести Павла Санаева. И начинается он с очевидной метафоры: на кухне дед (Алексей Петренко) извлекает из-под шкафа мышеловку с крошечным дохлым мышонком, а в недрах квартиры скукожился на кровати задохлик-внук (Саша Дробитько), загнанный, как в мышеловку, под опеку бабушки (Светлана Крючкова). Дух советской эпохи воспроизведен тщательнее некуда: хрустальная люстра на фоне неизменного ковра на стене, тюлевых занавесок, сервантов, забитых барахлом. Все точно.

А вот в такую бабушку поначалу не верится, уж больно страшная. Костерит внука за мнимые провинности. Нависает над ним огромным серым пятном, грозясь выпить кровь за несделанные уроки. Дед задохлику не подмога, только кряхтит, поддакивает и бесконечно терпит поношения. Для матери ребенка (Мария Шукшина) у бабушки в запасе тоже пара слов: потаскуха и говно-актриса из погорелого театра. Променяла ребенка на мазилу-алкаша.

А мать неподалеку. Вместе с мазилой ждет в кафе у дома, когда сына выведут на улицу, чтобы увидеть хоть издали. Мать любит ребенка, ребенок любит мать, встречаться им не дают — все упирается в оголтелую бабку. У сожителя (Константин Воробьев) свое видение ситуации, но неконструктивное: давай возьмем штурмом этот притон маразма, отвоюем Сашу, а притон сожжем.

Мирно разрешить конфликт нельзя, как нельзя отменить 30-градусный мороз на улице. Экспозиция разворачивается постепенно, а зритель наконец понимает, что тут вообще происходит. Бабушка в исступлении заваливается на пол, истерично стучит ногами — это не гротеск, и она не злодейка. Просто она сумасшедшая. Со всей отягчающей конспирологией: верит, что сожитель беспутной дочки хочет истребить все семейство и вселиться в их квартиру. А внука она любит до одури, готова ради него на все, только не отдать родной дочери. И так же не сразу становится понятно, что все члены этого несчастного семейства любят друг друга как намагниченные и жить друг без друга не могут буквально.

Повесть Санаева, несмотря на зловещую фактуру, местами откровенно смешная, чего не скажешь о фильме. Крючкова очень мощно играет исступленную, сумасшедшую любовь, и присутствующей в повести иронии не ужиться с таким накалом. Но в итоге повесть и фильм говорят об одном и том же, просто разными средствами. Мысль о любви в экранизации не теряется. Но фильм сделан иначе и структурно (последовательная история вместо событийно не связанных глав книги), и стилистически.

Проблема отношений экранизации с оригиналом существует испокон века, на ее счет у киноведов сложилась масса теорий. Традиционно текст, первоисточник считался высшей ценностью, а фильм — лишь интерпретацией, подчиненным материалом. И раз превосходство текста признавалось априори, качество экранизации оценивалось по близости к оригиналу. Хотя очевидно, что полная идентичность невозможна по определению. Вдобавок фактически они автономны и самодостаточны. А с воображением работают противоположным образом: текст его включает, читатель представляет себе описанное — фильм, напротив, выключает, формируя единственный и неоспоримый образ. Который и становится обычно камнем преткновения. Здесь налицо все та же старая история: фильму Снежкина довольно легко предъявить упрек в несоответствии повести Санаева. Но здесь неплохо бы вспомнить слова великого кинокритика Андре Базена, сказанные им добрых 40 лет назад: "Здесь нет ни конкуренции, ни подмены. Бессмысленно возмущаться "деградацией", которой подвергаются на экране литературные произведения; во всяком случае, нелепо возмущаться от имени литературы. Сколь бы ни были приблизительными экранизации, они не могут повредить оригиналу в глазах читателя, хорошо его знающего и ценящего". А достоинства фильма, в свою очередь, пусть говорят сами за себя.