Самое страшное — столкнуться в дверях с продюсером картины, про которую ты вообще не хочешь писать. По кино лишь одна заметная тенденция — спустя 20 лет после номинального конца советской власти киношники наконец увидели пространство. Не трупный гламур и не сериальную помойку, а вполне обжитое пространство, в котором есть воздух. Практически все конкурсные картины сняты зрячими людьми.

К сожалению, раскрытые глаза, хоть и близко от мозга, не тождественны ему. В «Пропавшем без вести» Анны Фенченко, «Кто я?» Клима Шипенко, «Сатисфакции» Анны Матисон, «Перемирии» Светланы Проскуриной с той или иной мерой занимательности прокручивается одна и та же бессмысленная зрячесть. Всё это — фактически один и тот же фильм, только снятый в разных районах Москвы и Ленинграда. У него нет начала, середины и конца, нет собственного смысла.

Лишь одно явление в конкурсе оказалось несколько иным. Для точности сравнения мы описываем его в сочетании с наиболее одиозным фрагментом недомыслия.

Ветхий завет в сегодняшней Москве

«Другое небо», 2010 Режиссёр: Дмитрий Мамулия Сценарий: Дмитрий Мамулия, Леонид Ситов Оператор: Алишер Хамидходжаев Композитор: Анна Музыченко Продюсер: Арсен Готлиб В ролях: Хабиб Буфарес, Амирза Мухамади, Митра Захеди

Большое воодушевление в рядах критической гвардии вызвал фильм Дмитрия Мамулия «Другое небо». Люди все уважаемые, с ними трудно спорить, но и вообще что-то сказать о фильме трудно. Один коллега предложил слоган: «Мамулия, не нервируй меня». Другая подхватила: «Мамулия, не горюй». В фильме всё очень правильно и очень скорбно, и больше ничего нет. Наверно, такое снимают специально для тех, кто только что вернулся с похорон. Хотя именно вернувшиеся с похорон близкого человека за такое могли бы и убить.

Таджикский пастух потерял всю отару, зараженную каким-то вирусом с белой пеной на губах. Последнего издохшего барашка сбросил с высокой горки. Поехал в Москву искать пропавшую на заработках любимую жену. Взял с собой десятилетнего сына. В Москве сына отдал на сохранение, сам стал бомжом-гастарбайтером. Намыкался. Ментура-кидалово-нищета. Случайно убил собаку. Случайно погиб на лесопилке сын. Денег за сына дали, но это не помогло. Жена случайно нашлась, но это тоже не помогло. В общем, депрессия, экзистенция и актуальная социалка. Правда жизни. Актёр хороший. Снято всё достоверно. Смотреть совершенно невозможно.

Только один пример. Где-то вначале в, условно говоря, ментуре бомжей моют в бане под душем. Взгляд с точки зрения мента, в руках у которого шланг. Подходит десяток старых грязных голых уродливых мужиков, их окатывают водой. Долго. Ближе к финалу в такой же ментуре моют под душем таких же бомжих. Подходит десяток старых грязных голых уродливых тёток, их окатывают водой. Не менее долго. В режиссуре это называется «закольцевать» — один из самых беспомощных приемов. Но дело даже не в этом.

Когда в «Собачьей жаре» Ульрих Зайдль снимал стриптиз 70-летней уборщицы перед 80-летним хозяином в ритме танго Пьяццолы, никакого протеста не было. Были два человека, смотревшие друг на друга, и каждый был личность с богатой судьбой, и они на все имели право — на жизнь в таких странных телах и на секс, и на тихую привязанность. А в «Другом небе» во всем смаковании уродства нашей жизни – морального, социального, политического и телесного — нет личностей и прав нет. Мамулия, верно, думает, что критикует систему, а на самом деле является её полномочным представителем.

Наверно, можно догадаться, что сам режиссёр — не бомж и не гастарбайтер, и путь Иова не прошел. Иначе бы знал, что библейского страдальца спасло только чувство юмора, что уже 20 лет назад в две минуты в одном из своих фильмов показал ныне 100-летний Мануэль де Оливейра. Но, не пройдя пути и пользуясь притом стандартной «страдальческой» драматургической схемой (овечка красиво падает с горки, взгляд у героя пронзительный), режиссёр занимается спекуляцией. Можно назвать ее «тупой», «дешевой» или, наоборот, «философской» (это положительная характеристика), но он всё равно спекулирует на том, что здесь и сейчас действительно больно множеству людей. Самое, в общем-то, аморальное, каким бы ты ни был философом — снимать кино с точки зрения шланга. А нет там другой точки зрения.

Комедия белой гвардии

«Золотое сечение», 2009 Режиссёр: Сергей Дебижев Сценарий: Сергей Дебижев, Константин Мурзенко Оператор: Антон Дроздов Композитор: Борис Гребенщиков Продюсер: Вячеслав Тельнов В ролях: Алексей Серебряков, Николай Мартон, Виктор Вержбицкий, Ксения Раппопорт, Рената Литвинова, Михаил Ефремов и другие.

Место русского Дэна Брауна начинают занимать Дебижев и Мурзенко, причем у них значительно смешнее получается. Их мистико-историко-географический юмористический комикс конкретно прикладывает всякие-разные «Код да Винчи» и «Ангелов и демонов», да и Серебряков импозантней и круче унылого Тома Хэнкса. Конечно, непревзойдённым образчиком остается ранний Индиана Джонс, но Дебижев набросал рабочую схему, как поспорить с Индианой за три копейки в условиях советской власти.

Во-первых, не надо притворяться, что у тебя 333 копейки, во-вторых — что ты новый Фриц Ланг и Фридрих Мурнау. И тогда в кино можно играть, как играют в города, в ассоциации, в шарады. Для весёлых бездельных интеллектуальных игр нужно только одно — неампутированный мозг. Дебижеву его на многое хватило. В масонские, буддистские, шпионские заграничные сказки он вплёл нашего человека, и мужик (Серебряков) внушает доверие по той простой причине, что он нормальный. Его дедушка не был лошадью С.М. Буденного и сотрудником НКВД, его папа не участвовал в заседаниях парткома, сам он тоже не служил в 9й роте в момент вывода советских войск из братского Афганистана. История начинается до 17го года и зиждется на том, что по сей день у нас существуют люди, все семьи которых (и, соответственно, воспитание) целых сто лет не сливались с советской властью. Ценой потерь и путем долгих тренировок они поставили ей блок, она была им параллельна, и сохранилось в неприкосновенности дорежимное ощущение европейской культуры.

Когда наш мужик из Питера попадает в Париж, а оттуда и вовсе в Камбоджу, для него это органично. Он не поднялся на бананах и не на трубе сидит, не практикует дзюдо и горные лыжи. У него нет проблем с лично-семейным прошлым и тем самым — с заграницей. Наш дом — не Газпром.

Поэтому в фабуле не напрягают ни французские бароны с баронессами, ни полк Нормандия-Неман, ни храмовый комплекс Ангкор, ни пномпеньские наркодилеры с велорикшами. Органика — в соответствии друг другу определенных человеческих типов. Сергей Бугаев (Африка) кормит рыбой крокодила, Виктор Вержбицкий летает на биплане, Михаил Ефремов делает ласточку, а Серебряков стоит на минном поле на заведённой мине, и она его, как ни странно, не обращает в православие.

Есть и зомби, и тигры, лемуры, кобры, тарантулы — все чувствуют себя в кадре совершенно спокойно. Есть сны и мистические видения, гламурные фотосессии, старая кинохроника, сегодняшние теленовости, субтитры и ускоренная съемка. Ничто не создает стилевого разнобоя, но лишь прибавляет происходящему быстроты. А скорость сама по себе остроумна.

Нет-нет, «Золотое сечение» — не шедевр. Именно потому что Дебижев — не режиссёр, он совершает конкретные ошибки. Неправильно разводит и склеивает «восьмерку», допевает все песни до конца, а последние пять минут вообще следовало отрезать. Но поскольку он не притворяется режиссёром, все ошибки придают его работе дополнительное обаяние, которого зачастую так не хватает профи.

Всё почему? С какой стати у дилетанта не развалился сюжет, не распался стиль, не случилась тупая куча-мала, не полезли вульгарность и пошлость? Потому что и Дебижев, и его «простой русский мужик», «наш человек в Париже и Пномпене» твердо знают, что хотят сказать. Они знают, что а) вещи надо класть на место, б) взял чужую — тем более на место положи.

Катя ТАРХАНОВА