Как вице-премьер боролся за экономическую свободу, почему Владимир Путин не позволил продавать госактивы иностранцам, а гибкость либеральных чиновников не помогла нашей стране выйти на мировые рынки и при чем здесь Игорь Сечин. Политический обозреватель Константин Гаазе — о том, как Россия пыталась стать империей большого бизнеса

В сентябре 2008 года первый вице-премьер Игорь Шувалов встретился с иностранными специалистами по России из клуба «Валдай», чтобы разъяснить им политику властей и ответить на острые вопросы о войне в Грузии и начинавшемся экономическом кризисе. Говорили о многом, в том числе о возможности большого идеологического разворота России: рисках огосударствления экономики и самоизоляции. Шувалов был, как и обычно, эмоционален, убедителен и открыт:

«Когда началась вся эта история с Грузией, я был в отпуске. Я посмотрел телевизор, прервал отпуск и моментально вернулся в Россию. Мне в тот момент было все равно, что вы нас поливаете. Мне было критически важно знать, что говорят мои коллеги здесь, внутри страны, будет ли какой-то поворот, shift. Что могло случиться? Могли поднять голову люди, которые говорят обычно “давайте будем жестче, давайте роль государства в экономике усилим”. В этом случае мне бы пришлось принимать решение: вступать в борьбу или еще что-то. Но я приехал и увидел, что ничего подобного не происходит».

Говоря проще, если бы Шувалов, вернувшись из прерванного отпуска, увидел над Кремлем красный флаг, ему пришлось бы или воевать, или, что более вероятно, уходить в отставку. Спустя шесть лет отпускной кошмар вице-премьера сбылся: те, кто обычно говорит про государство, подняли головы, Россия закрылась для мировых рынков, а слово «жестче» из словаря 2008 года в 2014 году уже ничего не выражало, потому что стало слишком мягким. Но в отставку Шувалов не ушел, хотя та Россия, которую он многие годы представлял в Кремле и правительстве, неолиберальная империя большого бизнеса, тесно вписанного в мировую экономику, испустила дух на глазах своего идейного отца. Сегодняшние заботы Шувалова — престижные квартиры на 14-м этаже сталинской высотки, самолет с бежевыми кожаными сиденьями для жены и ее любимых собак, — вовсе не знаки успеха или победы их владельца над жизнью и врагами. А скорее что-то вроде печальной стигмы: напоминание о том, что жизнь продолжается даже тогда, когда из нее уходит смысл и значение.

История, которую я хочу рассказать, не связана с самолетом, жильем или другим имуществом вице-премьера. Она связана с его работой: с борьбой, которую он вел много лет и проиграл, потому что человек, поручивший ему эту работу, президент России Владимир Путин, на самом деле не хотел, чтобы Шувалов эту работу сделал. Это история про большую приватизацию, которая, хоть и продолжается вроде бы до сих пор, на самом деле давно легла в могилу рядом с неолиберальными декорациями саммита G8 в Константиновском дворце под Санкт-Петербургом, мажордомом которого был Шувалов. Попытка №1: взять нахрапом

Эпическая история второй приватизации началась летом 2009 года в кабинете Шувалова в Белом доме, где чиновники обсуждали важный вопрос — как пополнить оскудевшую из-за кризиса казну. Либералы (в том числе сам Шувалов) настаивали, что приватизация — единственный способ решить сразу две проблемы: получить деньги в бюджет и повысить качество управления госсобственностью, которую нанятые государством менеджеры разворовывали с космической скоростью. Как только у активов, управляемых чиновниками и госкапиталистами, появится настоящий собственник, который за каждую украденную или впустую потраченную копейку будет драть с менеджмента три шкуры, проблема неэффективности решится сама собой, утверждали тогда либерально настроенные чиновники. Если собственник будет иностранцем — еще лучше: вместе с качественным управлением заводами, скважинами и трубопроводами страна получит иностранные технологии, которые позволят добиваться большего, тратя меньше. Был и бонус. Продажа части госактивов позволяла сэкономить — передать часть предприятий на попечение бизнеса, чтобы не тратить деньги из казны.

Формально в законе о бюджете в тот момент было написано, что в 2010 году Россия заработает на приватизации 7 млрд рублей. Чиновники Минфина, правда, осторожно допускали, что выручка может составить примерно 61 млрд рублей, если продать акции примерно трех десятков акционерных обществ. Об этом они 2 июня доложили премьеру Путину. Шувалов — до сих пор главный друг бизнеса в правительстве, особенно бизнеса крупного, он часто улаживал проблемы западных инвесторов и всегда помогал российским олигархам. Осенью 2008 года, когда империя Олега Дерипаски шла под откос, олигарх несколько раз буквально ночевал на диване в приемной первого вице-премьера, ожидая его возвращения из Ново-Огарева или командировки, чтобы решить вопрос с получением кредитов в ВЭБе. Поэтому сразу после получения доклада Минфина дело продажи госактивов бизнесу премьер Путин поручил именно Шувалову. 11 августа 2009 года Шувалов поставил перед Минэком грандиозную задачу: в 2010 году бюджет должен выручить от продажи госимущества не меньше 100 млрд рублей, на торги надо выставить «инвестиционно привлекательные акционерные общества и объекты недвижимости» и даже акции предприятий из числа стратегических.

Через неделю порученная Шувалову операция начала обрастать деталями. 19 августа он провел второе совещание на эту тему, чиновники составили список активов, которые можно и нужно пустить в 2010 году с молотка. К продаже наметили акции ОАО «Энел ОГК-5», несколько морских и речных пароходств и портов, в том числе 20% акций ОАО «Новороссийский морской торговый порт», акции ОАО «Аэропорт Кольцово», ОАО «Аэропорт Анапа». Кроме того, решили подумать, не продать ли акции ОАО «Совкомфлот», ОАО «РЖД», ОАО «Мурманский морской торговый порт», ОАО «Аэропорт Толмачево», ОАО «Международный аэропорт Шереметьево», ОАО «ТГК-5», ОАО «Иркутскэнерго» и ОАО «Связьинвест». Это была весьма обширная программа: инфраструктурные, энергетические, транспортные компании, обремененные долгами РЖД борца с мировым заговором Владимира Якунина, крупнейшая российская шипинговая компания «Совкомфлот». Правда, ни одного актива из ТЭК в списке не было: продавать нефтяные или газовые акции было в тот момент очень невыгодно — слишком дешевыми были нефть и газ. Так начался первый раунд битвы за приватизацию.

В 2009 году преуспеть Шувалову не дала неожиданная и очень мощная контратака госкапиталистов, поддержанных большинством отраслевых вице-премьеров. В реальности в программу приватизации на 2010 год попали только акции ОАО «Росгострах», ОАО «ТГК-5», ОЛО «Искитимцемент» и ОАО «Московский метрострой», правда, согласно октябрьской оценке Росимущества, доход государства от их продажи и должен был составить 99 млрд рублей — почти те самые 100, которые в августе велел найти Шувалов. В самом конце 2009 года у приватизации появился могущественный союзник. Президент Медведев дал понять, что он всем сердцем предан делу эффективного управления госсобственностью и привлечения частного капитала в разросшийся из-за кризиса госсектор. В своем ежегодном послании, оглашенном в ноябре 2009 года, он велел правительству продать стратегические активы и извести под корень самые крупные острова госкапитализма в России — госкорпорации:

«Я поручаю Правительству подготовить решения, обеспечивающие оптимизацию объема и эффективность участия государства в деятельности коммерческих организаций. Речь идет и о судьбе ряда активов, имеющих сегодня статус стратегических.

Что касается государственных корпораций. Я считаю эту форму в современных условиях в целом бесперспективной. В дальнейшем они или сохранятся в государственном секторе, там, где нам это необходимо, или будут реализованы частным инвесторам». Попытка №2: позвать бизнес

Приватизационные итоги 2009 года оказались ожидаемо плачевными. Скромный план был выполнен всего на 16%, выручка от продажи имущества составила меньше 2 миллиардов рублей вместо 7. Для бюджета, дефицит которого в 2010 году должен был составить 3 трлн рублей, это была капля в море. Мы продаем не то, что нужно бизнесу, а то, что не нужно государству, объяснила Шувалову в феврале 2010-го эти невеселые итоги заместитель министра экономического развития Александра Левицкая. Левицкая в начале 2000-х работала начальником секретариата тогдашнего главы кремлевской администрации Александра Волошина и тоже считалась либералом и другом бизнеса. Нужно спросить у деловых людей, настоящих, а не казенных, что им интересно у нас купить, а потом, по итогам разговора, отредактировать список «стратегических» активов, предложила Левицкая. Предстояла большая работа: в марте нужно было обратиться к деловому сообществу, провести с его представителями один, а лучше два круглых стола, в июле — представить правительству предварительный список активов на продажу.

Работа закипела. В июле 2010 года вице-премьер Алексей Кудрин доложил Путину, что доходы от приватизации в течение трех следующих лет могут составить астрономическую сумму — почти триллион рублей. Правда, списка предлагаемых к продаже активов в бумаге Кудрина не было. Ясность внесла Левицкая из Минэка. Она написала Шувалову большую записку, в которой оценила доходы бюджета от «большой» приватизации в тот же триллион рублей за три года. Но, чтобы получить эти деньги, государству надо было расстаться с лакомыми кусками собственности, в том числе из списка «стратегических».

Шувалов умело обработал ее пас и 3 сентября провел большое совещание на тему приватизации. Акции «Роснефти» сторонники распродажи решили не упоминать, в список рекомендованных к продаже попали ОАО «Апатит», ОАО «Издательство "Просвещение"», ОАО «Авиакомпания "Сибирь"», ОАО «Ульяновский автомобильный завод», ОАО «Восточный порт». На перспективу к продаже наметили «Транснефть», Сбербанк и «СГ-Транс». Это было, конечно, дело не на триллион рублей, но тоже весьма солидные куски собственности. За четыре дня до совещания у Шувалова премьер Путин, совершавший автопробег по Сибири на желтой Lada Kalina, торжественно пустил по трубе ВСТО в Китай первые баррели нефти, ее российская часть была собственностью предлагаемой к приватизации «Транснефти».

Вооружившись протоколом совещания у Шувалова, чиновники Минэкономики начали по одному вызывать к себе госкапиталистов и коллег из других ведомств и вести с ними разговоры о будущем отданного на их попечение бизнеса. Большинство компаний и их покровители из разнообразных министерств стали активно сопротивляться приватизации. Министр энергетики Сергей Шматко, считавшийся человеком вице-премьера Игоря Сечина, в октябре написал разгромную рецензию на приватизационную программу Минэкономики. Продать 3% акций «Транснефти» в одни руки — это значит сделать важнейшую для страны компанию заложником чьего-то возможного злого умысла: такой акционер сможет вносить свои предложения в повестку дня совета директоров компании, вмешиваться в заключение сделок и кадровые назначения. Такой покупатель получит доступ к святая святых — точным данным о планах развития российской трубопроводной системы, а это секретная информация, напомнил коллегам Шматко. К тому же компания должна выплатить банкам-кредиторам (китайским прежде всего) $14 млрд до 2016 года — акционер захочет получать дивиденды, а деньги компании нужны для погашения ссуд. И не только ссуд: компания выпустила облигации на полтриллиона рублей, по ним тоже надо платить.

«Роснефть» приватизировать тем более нельзя, продолжал Шматко. Высоким спросом ее акции (часть находится в свободной продаже на рынке) не пользуются, государство получит меньше, чем получило во время «народного IPO» в 2006 году. У правительства есть планы поднять налог на добычу полезных ископаемых, и нужно определиться: получить доход в виде честно выплаченных оставшейся под госконтролем «Роснефтью» налогов или в виде прибыли от продажи ее акций. Энергокомпании тоже продавать нельзя: и «ФСК ЕСЭ», и «Интер РАО ЕЭС» — крупнейшие куски разделенного энергогиганта РАО «ЕЭС», оставшиеся в госсобственности, активно укрупняются, выходят на новые рынки, прямо сейчас совершают большие, нужные стране сделки. Надо отдать им все казенные акции других энергокомпаний, укрупнить, наладить управление, а потом, возможно, продать. Угольные активы государства тоже продавать нельзя, потому что против вице-премьер Сечин, на совещании у него в начале октября решили, что «угольные» акции будут нужны государству еще несколько лет, закончил свой доклад Шматко.

Из Минтранса написали, что их компании — РЖД, компании спецсвязи и так далее — продавать пока тоже нельзя. Можно, правда, продать немного акций «Совкомфлота». Центральный банк, являющийся акционером самого большого российского банка — Сбербанка, написал, что против продажи части его акций ничего не имеет, но просит ее отсрочить: обсудить в 2011 году, когда биржевые котировки уверенно пойдут вверх. И ничего рыболовного продавать нельзя, написал глава Росрыболовства и, по слухам, родственник Игоря Сечина Анатолий Крайний: акции нужны, чтобы предприятия могли и дальше заниматься основным видом деятельности и решать государственные задачи. В Минпроме предложили приватизировать несколько десятков НИИ и заводов: некоторый интерес они представляли, но не как предприятия, а как хозяева огромных земельных участков в Москве, Санкт-Петербурге и других крупных городах России. Минсельхоз написал, что продавать акции только что созданной государством «Объединенной зерновой компании» нельзя ни в коем случае. Если очень хочется, можно продать по 49% акций «Росагролизинга» и Россельхозбанка. Понятно, что этого делать никто бы не стал: обе компании просто прокачивали государственные деньги на поддержку села и имели многомиллиардные долги. Ни в коем случае нельзя продавать акции казенного производителя водки — компании «Росспиртпром». Она только начала работу, к 2015 наберет обороты, и тогда ее продажа будет иметь смысл, написали в Минэкономики чиновники Росалкогольрегулирования. Чиновники из Минобразования были на все согласны, но попросили исключить из списка предлагаемого к приватизации имущества санаторий «Энергия» на Пятницком шоссе. Полную поддержку Минэкономики получило только в Минфине. Там полностью одобрили план Левицкой и даже немного его расширили.

Несмотря на сопротивление госкапиталистов и их покровителей, Шувалов не планировал останавливаться на полдороге. 20 октября 2010 года он провел еще одно совещание по приватизации и ликвидации госкорпораций. Шувалов распорядился поменять план приватизации таким образом, чтобы с 2011 по 2013 год продать акции «Роснефти», «РусГидро», «ФСК ЕЭС», «Совкомфлота», Сбербанка, Банка ВТБ, «Объединенной зерновой компании», «Росагролизинга» и РЖД.

Госкорпорации тоже пойдут под нож по плану: Внешэкономбанк до начала 2012 года должен вывести все коммерческие проекты и активы в дочерние общества, которые будут приватизированы, Роснано уже начало процесс акционирования, Ростех обещает закончить с акционированием всех доставшихся ему госпредприятий в 2010 году, в 2011-м его тоже можно будет начать готовить к приватизации. Но в утвержденный правительством план на 2011 год удалось внести только те самые ОАО «Апатит», ОАО «Издательство "Просвещение"», ОАО «Авиакомпания "Сибирь"» и компании поменьше. Правда, в программе было написано, что государство полно решимости продать и «Роснефть», и РЖД, и «Транснефть», но точных сроков их продажи в документе не было. Попытка №3: последний бой

Начинать третий раунд битвы за приватизацию снова пришлось Игорю Шувалову. В мае 2011 года он написал президенту Медведеву короткую, но энергичную записку. В 2011 году надо продать акции «Совкомфлота» и Сбербанка, в 2012-м — ВТБ, ОЗК и энергокомпаний, в 2013-м — РЖД, «Роснефти» и Россельхозбанка. Его поддержал помощник президента Аркадий Дворкович. Медведев не просто согласился с предложениями Шувалова и Дворковича. Он фактически велел им продать больше государственных акции и сделать это быстрее, чем они сами хотели. «Действовать надо решительнее», — гласила его резолюция на записке Дворковича.

Шутки кончились, поняли чиновники: надо пользоваться настроем президента, чтобы наконец сдвинуть с мертвой точки дело распродажи госимущества. Работа закипела. 2 июня министр Набиуллина доложила Шувалову, что в приватизации горят желанием участвовать несколько крупнейших мировых инвестиционных банков и их российские коллеги. Банкиры предложили правительству свои услуги в качестве организаторов распродажи, среди них были американские банки Goldman Sachs, Citi, Merrill Lynch, Morgan Stanley и JP Morgan, немецкий Deutsche Bank, швейцарский Credit Suisse, австрийский Raiffeisen, французские Sosiete Generale и BNP Paribas и весь цвет российского банковского бизнеса — от Газпромбанка и Альфа-банка до ВТБ-Капитала и ВЭБ-Капитала.

Дело начало принимать совершенно новый оборот: из средства пополнения бюджета приватизация на глазах превращалась в проект глобального масштаба по открытию России для мирового бизнеса. Речь шла о солидных деньгах не только для бюджета, но и для банкиров: правительство предварительно договорилось с ними о хороших комиссионных. Со сделок на сумму больше $500 млн они могли получить до 1%, от $100 млн до $500 млн — до 2%, меньше $50 млн — до 10%. Пыл банкиров и инвесторов, почуявших, что Россия — это страна, где можно честно и с пользой для нее заработать, в июне 2011 года подогрел президент Медведев. На Петербургском экономическом форуме он публично заявил, что планы правительства по приватизации слишком скромны, надо бы их подкорректировать:

«Государству не нужны столь большие объемы собственности, Правительство представило предложения по графику приватизации крупных компаний. Реализация этих планов, безусловно, необходима. Но эти планы слишком скромны. Считаю обоснованным отказ от контрольных, а в ряде случаев и от блокирующих пакетов акций во многих крупных компаниях, которые сегодня находятся в государственной собственности.

Я уверен, что мы сможем провести приватизацию по прозрачным современным правилам, с тем чтобы привлечь эффективных частных инвесторов и собрать значительные средства для российского бюджета».

За словами последовали дела. 27 июня президент написал правительству шпаргалку по большой приватизации: выпустил список энергичных поручений из семи пунктов. Он обязал правительство и лично премьера Путина до 1 августа подготовить новый большой приватизационный список.

8 июля Шувалов провел очередное совещание по приватизации, на котором были расставлены все точки над i. К 2017 году РФ должна продать все акции «РусГидро», «Роснефти», «Зарубежнефти», «Интер РАО ЕЭС», «Росарголизинга» и Россельхозбанка, ВТБ, алмазного монополиста «Алросы», «Совкомфлота», аэропорта Шереметьево, «Аэрофлота», сохранив за собой право на участие в управлении этими компаниями с помощью так называемой «золотой акции». В собственности государства могут остаться 75% акций РЖД и «Уралвагонзавода», 50% акций судостроительной и авиастроительной корпораций, сетевого монополиста «ФСК ЕЭС», монопольного владельца всех нефтепроводов страны «Транснефти». Спустя 10 дней проекты всех необходимых документов для организации этой крупнейшей со времен залоговых аукционов распродажи госимущества поступили в правительство.

Понятно, что ведомства и сами госкапиталисты упорно сопротивлялись приватизации. Но в июле 2011 года показалось, что их сопротивление наконец сломлено. Шувалов пошел на некоторые компромиссы, например, велел не гнать лошадей с продажей 50% акций «Транснефти» и ограничиться 25%, но в целом был непреклонен: большой приватизации быть. Протесты соратника Сечина министра энергетики Шматко, оборонщиков, ФСБ и Совета Безопасности остались без внимания. 3 августа немного скорректированный Шуваловым план приватизации, подписанный в Кремле помощником президента Дворковичем, лег на стол Медведеву. Спустя три дня в Кремль попала такая же бумага, но подписанная уже самим Шуваловым. Чиновники как бы намекали президенту, что для распродажи все готово: проекты нормативных документов, банкиры, которые организуют выгодные сделки, даже покупатели. Дело за малым — политической волей и подписью премьера Путина, который упорно хранил молчание и отказывался поддержать или остановить новую большую приватизацию. Медведев одобрил и неформальную записку Дворковича, и официальный доклад Шувалова.

Дело близилось к кульминации. 8 августа Шувалов распорядился «в установленном порядке» внести в правительство весь пакет документов по приватизации для его рассмотрения на заседании правительства и одобрения премьером. 22 августа все необходимые бумаги на имя премьера Путина были нужным образом оформлены, подписаны министром экономического развития Эльвирой Набиуллиной и доставлены в правительство. Речь шла не только об огромной по масштабам программе привлечения инвесторов в страну, речь шла и о гигантских деньгах для бюджета: 300 млрд рублей в 2012 году, 380 млрд в 2013-м и почти полтриллиона рублей в 2014-м — всего 1,1 трлн рублей за три года (если считать по курсу около 30 рублей за $1, то выйдет, что выручка от приватизации планировалась примерно на уровне $40–50 млрд).

Премьер Путин бумаг Набиуллиной про триллион рублей и распродажу как будто не заметил: 23 августа на заседании правительства он обсудил с коллегами интеграцию экономик России, Белоруссии и Казахстана, 25 августа отъехал в Смоленск, чтобы провести там совещание по вопросам развития здравоохранения и встретиться с активистами созданного им тремя месяцами ранее Общероссийского народного фронта. 26 августа он принял известного противника приватизации вице-премьера Игоря Сечина, а остаток месяца провел на юге страны: посетил байк-шоу в Новороссийске и провел несколько спокойных дней в своей резиденции в Сочи. Приватизацией Путин заниматься явно не хотел, и это было вполне объяснимо. Элита, бизнес, простые россияне ждали от него не распродажи госактивов, а совсем другого. Путин и его преемник Медведев должны были ответить стране на вопрос, кто из них намерен в марте 2012 года побороться за пост президента страны. Сечин и конец комедии

24 сентября 2011 года на съезде партии «Единая Россия» Путин и Медведев заявили, что хотят поменяться местами: Путин вернется в Кремль, а Медведев переедет в Дом правительства, чтобы стать премьером. История «медведевской оттепели» на этом закончилась, а вместе с ней подошла к концу и история приватизации. Путин не сказал «нет» Набиуллиной и Шувалову ни в августе, ни в сентябре 2011-го, но было понятно, что никакой распродажи акций «Роснефти» и госкорпораций не будет, по крайней мере, в ближайший год: сначала чиновники снова пересядут в новые кресла, и только потом можно будет вернуться к разговору о будущем госактивов. В деле приватизации оставалось поставить точку: официально отклонить бумаги, отправленные Набиуллиной в правительство в августе, или выхолостить их, исключив конкретные сроки, названия компаний, готовых к продаже, и количество акций, с которыми государство может расстаться.

Становиться официальным могильщиком приватизации Путин не хотел: помощь Шувалова и его соратников могла ему понадобиться потом в Кремле, поэтому он поручил вице-премьеру Игорю Сечину сделать это за него. Сечин всегда был против приватизации, именно его слова были вложены в уста Шматко и других чиновников, возражавших против ликвидации нового класса госкапиталистов и в 2009-м, и в 2010-м, и в 2011-м. Да и сам он, кажется, еще летом 2011-го понял, куда дует ветер, и начал бесстрашно атаковать приватизаторов на всех направлениях. В ноябре 2011 года он обрушил на них всю свою менеджерскую и аппаратную мощь. 16 ноября Сечин отправил Путину короткую, но емкую записку:

«По вопросу внесения изменений в прогнозный план (программу) приватизации федерального имущества докладываю.

В Правительство Российской Федерации внесен проект распоряжения о внесении изменений в прогнозный план (программу) приватизации федерального имущества и основных направлениях приватизации федерального имущества на 2011–2013 годы.

По результатам проработки проекта распоряжения с участием Минэнерго России и заинтересованных организаций представляется целесообразным в целях обеспечения интересов акционеров публичных компаний (включая Российскую Федерацию), в том числе гарантий защиты их инвестиций, а также исключения рисков оспаривания приватизационных сделок дополнительно к имеющимся в проекте включить следующие обязательные условия приватизации акций указанных компаний:

- стартовая цена пакета акций не должна быть ниже цены, по которой проводилось первичное размещение акций;

- сроки и размер пакета для приватизации должны определяться с учетом недопущения ухудшения условий хозяйственной деятельности компаний, обеспечивающих их текущую капитализацию в рамках действующего законодательного регулирования.

Прошу поддержать».

Путин отреагировал мгновенно, уже 17 ноября он прочел бумагу Сечина и отправил ее подчиненным с резолюцией «Согласен. Прошу учесть при организации работы».

Выполнить два условия Сечина одновременно при приватизации акций госкомпаний было невозможно. Переставая быть государственными, компании теряли высочайший кредитный рейтинг, который был у них, потому что по их долгам отвечало государство, а значит, их ждало именно то, чего Сечин требовал не допустить — ухудшение условий их деятельности. Получая кредиты как госкомпании, они платили по ним меньше, чем платили бы, будучи частными: частник может разориться, а Российская Федерация — нет. Стартовая стоимость акций, предлагаемых к покупке, тоже не могла быть не «ниже цены, по которой проводилось первичное размещение акций». Акции «Роснефти», например, продавали в 2006 году во время «народного IPO» по 203 рубля за штуку, в конце 2011 года они стоили чуть меньше 200, в феврале 2012-го — 220 рублей.

Сторонники приватизации решили дать Сечину последний бой, вероятно, понимая, что это будет бой и с Путиным тоже. 1 декабря 2011 года на официальном бланке правительства был выпущен проект распоряжения правительства, в котором содержалась компромиссная версия плана большой приватизации: активы были те же, что Шувалов, Минэкономики и Минфин предлагали продать летом 2011 года, но размеры пакетов для продажи были сокращены, а сроки пересмотрены. К 2017 году план предполагал полный выход государства из капитала «РусГидро», «Совкомфлота», ВТБ, «Объединенной зерновой компании» и «Росагролизинга».

Акции «Зарубежнефти», «Аэрофлота», «Алросы», «Транснефти», «Уралвагонзавода», ОСК и ОАК предлагалось продавать постепенно «с учетом конъюнктуры рынка, координации продаж с процессами приватизации акций компаний соответствующих отраслей, потребности компаний в проведении дополнительной эмиссии акций в целях привлечения инвестиций для их развития». В отношении акций подведомственных Сечину «Роснефти», «Интер РАО ЕЭС», «РусГидро», «Транснефти» были сделаны две оговорки: то самое «недопущение ухудшения условий хозяйственной деятельности компаний» и учет цены, по которой проводилось первичное размещение акций компаний, при определении стартовой цены продажи пакетов акций. Сечин получил почти все, что хотел, разве что эта версия приватизационного плана не привязывала стартовую цену пакетов акций к цене первичного размещения, как просил Сечин, а требовала ее просто учесть.

Сечин затребовал новые документы по приватизации для изучения и получил их 2 декабря. А потом стал просто тянуть время: по регламенту правительства изучать он их мог 30 суток. Накануне Нового года он нанес решающий удар. 29 декабря он написал Путину новую записку аж на шести страницах. Во-первых, документы не продуманы и плохо подготовлены, написал Сечин:

«Минэкономразвития России фактически предлагает начать процесс приватизации, предварительно не предусмотрев дальнейших действий с учетом различных особенностей компаний, тем самым делая не ясным конечный результат приватизации».

Во-вторых, деньги, которые казна должна получить от продажи активов, ей не так уж и нужны: нефть дорожает, а значит, и спешить с продажей смысла нет. В-третьих, кризис в мире еще не закончился, и за активы нельзя получить хорошую цену. 23 декабря 2011 цена на акции ВТБ опустилась до 5,9 копейки, горячился Сечин, биржевая капитализация банка упала, таким образом, до 617 млрд рублей, а собственный капитал банка составляет 625 млрд.

«Начало приватизации пакетов акций крупнейших государственных компаний в настоящее время не позволит достичь адекватного экономического эффекта от продажи», — сделал вывод Сечин, после чего подробно рассказал о конкретных причинах, по которым нельзя продавать акции «Роснефти», «Транснефти», «ФСК ЕЭС», «Зарубежнефти» и «РусГидро». А в конце смилостивился над приватизаторами и предложил Путину поручить им до 15 февраля написать план «конкретных и последовательных действий по приватизации, содержащий как общие правила и принципы приватизации, так и конкретные действия в отношении каждой компании от начала приватизации до конечного результата». А заодно принести в правительство «подтвержденную документами информацию о потенциальных инвесторах, заинтересованных в приобретении пакетов акций компаний, указанных в проекте распоряжения».

Это был конец всему, и Шувалов, как и другие сторонники приватизации, прекрасно это понял. Путин обманул либералов, обманул так же, как обманул со «Стратегией 2020»: пообещал поддержку, раздал авансы, но всю дорогу мешал их делу чужими руками, сначала руками Шматко и ему подобных, а потом руками своего главного помощника Игоря Сечина. Большая приватизация не состоялась, собственность на десятки миллиардов долларов осталась в руках государства, а либералы потеряли время и силы, которые им стоило тратить не на подготовку приватизации, а на борьбу с самим Путиным. После битвы: закрытие России

К теме приватизации Владимир Путин вернулся в январе 2013 года, за год до украинского кризиса. Шувалов, оставшийся энтузиастом приватизации, предложил все-таки продать акции «Совкомфлота», ВТБ, «Алросы» и нескольких компаний поменьше: и ради денег, и чтобы послать западному бизнесу добрый сигнал, мол, Россия все еще ждет вас, вы все еще ей нужны. 23 января 2013 года чиновники собрались у президента Путина в Ново-Огареве, чтобы обсудить предложения Шувалова и другие вопросы, связанные с приватизацией.

После примерно получасового разговора речь зашла о готовности России проводить продажу госакций у себя — на Московской бирже. Путин попросил на пальцах ему объяснить, зачем продавать эти акции в Нью-Йорке, в американской юрисдикции, а не в Москве. Шувалов, глава Росимущества Ольга Дергунова и Эльвира Набиуллина, ставшая в 2012 году помощником Путина по экономике, объяснили, что там можно получить за них больше. Путин ответил им просто: если надо, чтобы акции купили, мы можем сделать так, что их купят по той цене, по которой нам будет нужно. Сечин, например, возьмет и купит, если мы его попросим. Но идти с ними в Нью-Йорк не надо: зачем нам подчинять российские компании, да к тому же стратегические, американскому законодательству.

Это был в каком-то смысле момент истины, когда все сторонники приватизации в Кремле и правительстве поняли, как именно президент относится к идее продать иностранцам и частникам куски российской госсобственности. Если нужно сделать вид, что мы что-то продали, давайте сделаем, попросим Сечина, а он купит. Но чужие здесь не ходят, и инвесторы нам тут не очень нужны, имел в виду тогда Путин. Дальше разговор пошел о вопросах более общего характера: а можно ли в принципе продавать российскую собственность на иностранной, например, площадке, скажем, в Нью-Йорке? Нет, сказал тогда Путин, разумеется, нельзя. Шувалов предпринял отчаянную, последнюю попытку переубедить своего босса. В течение 30 минут он спорил с президентом России, доказывая, что уголовное преследование американцами — неизбежное следствие их понимания глобальной юрисдикции законодательства США: можно не размещать на Нью-Йоркской бирже вообще ничего, но это не будет означать, что американские прокуроры не смогут возбудить дело против российской компании. Они смогут сделать это в любой момент, эти риски в современном мире неизбежны, но если не разместить акции в Нью-Йорке, а разместить их в Москве, то можно потерять очень много денег.

Дискуссии не получилось: Путин прямо запретил продавать российские акции за рубежом, тем самым сделав всю приватизацию бессмысленным проектом из разряда «попросим Сечина, а он выйдет и купит». Если нельзя продавать российские активы за границей, где за них дадут большие деньги, то продавать их вообще не стоит, если над ними не горит крыша. Крыша горела над банком ВТБ, но весной 2013 года Шувалов изящно, как он умеет, решил эту проблему. Дополнительная эмиссия акций банка была продана арабским инвесторам по закрытой подписке. Так он в очередной раз доказал Путину, что в каких-то вопросах без него просто нельзя обойтись.

Но история русской приватизации и история главного дела жизни Игоря Шувалова закончилась именно тогда, 23 января 2013 года в Ново-Огареве. И, возможно, хорошо, что закончилась она именно тогда, а не через год после продажи, например, акций «Совкомфлота» американским инвесторам. Случись такое, в 2014 году Шувалову бы не сносить головы за передачу стратегического актива в руки врага. Сегодня, по крайней мере пока, у него есть самолет, жилье, работа и, возможно, немного свободы, например, чтобы слетать на день рождения к Алишеру Усманову или отдохнуть пару дней в своем австрийском доме. На той встрече, с которой начался этот рассказ, в сентябре 2008 года, Шувалова спросили: как вы теперь работаете, когда в Кремле сидит не Путин, а Медведев, и вы — министры, вице-премьеры и так далее — должны лавировать между ними. Шувалов, желая подчеркнуть, что и в этой непростой ситуации он и его коллеги будут искать способы делать дело, двигать Россию вперед, ответил просто: «Мы — коллектив очень гибких людей».

Константин Гаазе