Большая Якиманка, суббота. Огромная очередь перед входом в посольство начинается от самого метро «Октябрьская», но не слышно ни скандалов, ни «вас тут не стояло», ни «пропустите, пожалуйста, я тороплюсь». Люди самых разных возрастов и уровня достатка пришли сюда, чтобы возложить цветы и зажечь свечи в память о жертвах серии терактов, случившихся в ночь с пятницы на субботу в Париже.

Вот несет цветы сенатор-единоросс, вот стоят хипстеры, вот известная правозащитница, а перед ней — пара в куртках, которая могла ходить как на Болотную площадь, так и на митинги в поддержку присоединения Крыма. Сейчас все это не имеет значения, мы — здесь и сейчас — едины. Почему-то это единственная мысль, от которой становится немного легче.

Когда случается крупная катастрофа, каждый из нас является не просто человеком с именем, фамилией, образованием, работой, семьей, но прежде всего представителем своей страны. В такие дни любой гражданин имеет полное право принимать и выражать соболезнования от лица своего государства представителям другого государства. И в такие дни по поведению любого гражданина могут судить о его стране в целом.

Мы, россияне, не очень-то умеем реагировать на трагедии и катастрофы. На похоронах у нас до последнего держат лицо, а лезть к человеку, переживающему горе, вообще не принято — обычно просто стараются лишний раз его не дергать, оставить в покое. Может, потому и не выработалось у нас внятных механизмов публичной скорби, и это только на руку власти. Разобщенным, атомизированным обществом управлять куда проще, и каждый раз с огромным стыдом приходится наблюдать, как в дни трагедий запускается привычная пропагандистская машинка, цель у которой одна — разделить общество и не дать ему сплотиться через механизм публичной скорби и солидарности.

Я помню узкий ручеек людей, которые после гибели малайзийского «Боинга» решили принести цветы к посольствам Голландии и Малайзии. Помню огромное чувство стыда, которое я испытывала, читая официальные СМИ и блогеров, которые вбрасывали все новые «доказательства», что «Боинг» сбили украинцы, не давая сосредоточиться на скорби по невинно погибшим людям, а также обвинявших тех, кто принес цветы или написал слова поддержки и солидарности голландцам, в безразличии к смертям в Одессе или в Донбассе.

Когда зимой в том же Париже расстреляли редакцию Charlie Hebdo, реакция была еще неприличнее.

Пропагандистская машинка запустила совершенно неуместный тогда флешмоб «Je suis Donbass», у которого была одна цель — противопоставить себя тем, кто выражал солидарность с французами и нетерпимость к любому террору, размещая у себя в блогах надпись «Je suis Charlie». Провластные СМИ публиковали колонки о том, что, мол, художники сами доигрались, внушая гражданам, что, когда речь идет о терроризме, может быть хоть какое-то «но». На этом фоне светлым пятном смотрелся только глава МИД России Сергей Лавров, принявший участие в антитеррористической демонстрации в столице Франции, так как курс на атомизацию общества у нас только для внутреннего применения.

Когда разбился над Синаем российский самолет А321, пропагандисты показали и вовсе чудеса цинизма, пытаясь переключить все внимание общества на реакцию украинцев: мол, смотрите, какие они нехорошие, мало мы их ненавидим. Также были попытки вбросить и тему «демонстративной скорби» — мол, не пишите ничего публично, скорбеть по жертвам надо молча, дома и про себя.

Теракты в Париже, конечно, слились для нас в единую трагедию с крушением нашего самолета, так как сегодня, в отличие от первых дней, становится все более вероятно, что это был теракт. И реакция наших сограждан на эти трагедии показывает главное: курс на атомизацию общества властью проигран.

В эти дни тон повестке задавали именно нормальные люди, а соотечественниками хотелось гордиться.

Вот зажглась сине-бело-красным башня Останкино, как и другие архитектурные символы крупных европейских городов. Депутаты, сенаторы, политики, общественные деятели самых разных взглядов выражают соболезнования и говорят совершенно нормальные в таких случаях слова: «Париж, мы с тобой. Сегодня мы все — французы», потому что в этих словах нет ничего от измены Родине, а есть лишь патриотизм, стремление каждого достойно представлять свою страну в кошмарные дни.

У посольства выстраивается огромная очередь, чтобы возложить цветы. Да, мы пока стараемся оставить каждого наедине со своей скорбью, мы не утешаем друг друга вслух, мы стоим молча, но все равно чувствуем поддержку друг друга — совершенно незнакомых людей, с которыми разделяем базовые ценности. Да, кто-то занят привычной конспирологией в соцсетях или пишет на тему «доигрались», но таких, мне кажется, все-таки меньшинство.

Да, к вечеру второго дня трагедии мои неполитизированные друзья начнут жаловаться, что к ним в комментарии лезут какие-то незнакомые люди с полупустыми аккаунтами и пишут «Что ж вы не скорбите по Кении и Израилю», пытаясь спровоцировать на оправдания, а провластные СМИ уже пишут колонки о том, что, мол, фейсбук не дал возможности перекрашивать юзерпик в цвета российского флага две недели назад и что, мол, скорбеть лучше дома.

Или пишут под копирку о том, как «общественность осудила знаменитость за скорбь по французам при отсутствии аналогичного статуса после падения самолета над Синаем», хотя эта самая «общественность» на деле — старые добрые проплаченные блогеры. Но такие реплики, наконец, смотрятся ровно так, как и должны смотреться — криками безумных маргиналов, которые есть в любой стране. Нормальные же люди учатся в эти дни эмпатии, в том числе наблюдая за реакцией французов.

Вот акция «Открытая дверь» — когда пускаешь в свою квартиру незнакомцев, которые не могут добраться до дома из оцепленных полицией районов. Вот таксисты выключают счетчики и возят людей бесплатно. Вот французские газеты пишут об акциях солидарности по всему миру, в том числе в Москве, а не об упомянутых мной безумных фриках. А вот в соцсетях французов на несколько дней исчезают развлекательные фото и рассказы о посещенных вечеринках, и никто никого не упрекает в демонстративности скорби или же ее отсутствии, так как общий алгоритм поведения известен по умолчанию.

И уж конечно, дни трагедий — это не повод мериться, за чьим гробом шла большая толпа и кто какие похороны посетил, а на какие не пошел.

Вы не найдете во французских СМИ подобных сравнительных разборов и оценок, а также обид, что посольства США после 11 сентября 2001 года собрали больше соболезнований.

В эти дни в России задавали тон нормальные люди с простыми общечеловеческими ценностями. И все попытки разделить нас ни к чему не приведут. Мы все равно победим.

Автор — Екатерина Винокурова