Ровно десять лет назад арестовали Михаила Ходорковского — и тем самым окончательно был оформлен режим Владимира Путина

Когда Владимира Квачкова, обвинявшегося в покушении на жизнь Анатолия Чубайса, переводили в другую камеру, он попрощался со своим соседом Михаилом Ходорковским: «До встречи на баррикадах!» В интервью сентября 2005 года олигарх ответил «патриоту»: «До встречи на свободных демократических выборах!» Если обозначить Квачкова как предтечу Бирюлево, а Ходорковского как предтечу Болотной — правы оказались оба.

Кстати, в камере в то время Михаил Борисович читал «Неприкосновенный запас» со статьей французской философини Моник Канто-Спербер. Текст был посвящен «либеральному социализму», и подвинутый на жидомасонском заговоре полковник ГРУ взял почитать журнал у «вероятного противника» — еврея-олигарха. Вряд ли эти идеи перепахали Квачкова, как роман «Что делать?» Чернышевского перепахал Ленина, но, возможно, текст Канто-Спербер стал одним из интеллектуальных источников знаменитой статьи Ходорковского «Левый поворот», где предрекалось полевение политики.

С тех пор дискуссии о левом или правом повороте, правом либерализме или левом либерализме стали неактуальны. Потому что главный поворот в сторону государственного «капитализма друзей» Владимир Путин уже совершил и закрепил.

Дата основания нового политического режима — 25 октября 2003 года, день ареста Михаила Ходорковского силами новосибирского отряда специального назначения «Альфа», подчинявшегося начальнику УФСБ по Новосибирской области. Сначала поворот произошел в голове главы государства. Свое зримое, заметное внешнему наблюдателю воплощение он получил в утро задержания.

Симметрия истории — за 10 лет до ареста Ходорковского — расстрел Белого дома, завершение ельцинской буржуазной революции, подготовка новой Конституции. Проходит еще 10 лет — и достижения эпохи, закрепленные в 1993 году в писаном Основном Законе де-факто (не де-юре), дезавуируются.

22 июня 2003 года — провал олигархического «демократического общака» — канала ТВС* (он же «ужик» — уникальный журналистский коллектив).

2 июля задержан Платон Лебедев.

25 октября — реальное начало избирательной кампании в Думу с демонстрацией того, кто в доме хозяин. Либеральным партиям словно бы было предложено либо присоединиться к позиции Путина, либо дистанцироваться от нее. И тем самым — потерять существенную часть голосов избирателей.

14 ноября 2003 года — XIII съезд РСПП: Путин против «огульного обвинения правоохранительных органов».

7 декабря 2003 года — выборы в Госдуму, партии СПС и «Яблоко» не преодолевают 5-процентный барьер. Партийная конфигурация, сложившаяся в стране, соответствует новому персоналистскому режиму.

После новости об аресте Ходорковского днем 25 октября представители всех бизнес-объединений, в том числе крупнейшие предприниматели страны, собрались в отеле «Балчуг», чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Пока дискутировали, Чубайс набил на ноутбуке текст заявления, с которым собрание согласилось и предложило ему же и обнародовать документ — уже тогда все поняли, что публично выступать опасно для жизни:

«Эскалация действий власти и правоохранительных структур по отношению к российскому бизнесу в последнее время резко ухудшила атмосферу в обществе… Под жернова правоохранительных структур попадают именно те бизнесмены, которые пошли на публичное раскрытие информации о своих компаниях и прозрачную уплату налогов… Компании вынуждены пересматривать свои инвестиционные стратегии, отказываясь от значимых для страны проектов».

Заявление заканчивалось призывом к президенту обозначить свою позицию. А он уже ее обозначил — арестом. Имевшим серьезное воспитательное значение. И не только для бизнесменов, но и для политического класса. В сущности, для всего населения страны, часть которого прогнозируемо поддержало репрессии в отношении олигарха. Арестом Путин набирал очки, а не терял. Брал в заложники.

Едва ли Ходорковский сегодня опасен для Путина как политик — появились новые неординарные угрозы. Граждан России теперь воспитывают другими процессами — «болотным делом», Pussy Riot, делом(-лами) Навального. Но пока Ходорковский в заложниках — президент в силе. Все уже забыли — как это жить с МБХ на свободе. Не знают, что будет. Боятся неопределенности, когда он выйдет в 2014 году. И поэтому, наверное, уже сейчас ищут варианты — как бы оставить Ходорковского в заложниках у времени, времени Путина, в плену.

Притом что общественное мнение уже более лояльно относится к главным сидельцам по делу ЮКОСа, а в элитах, в том числе и не без лести верных (на словах) Путину, созрел консенсус — ну, хорош уже, насиделся, выпускать надо.

Михаил Борисович — и это знает каждый, кто следил за событиями десять лет назад, — демонстративно не желал уезжать из страны и каждую минуту, как в 37-м, ждал ареста. Но это до сих пор делает его еще более опасным для системы. Он — несгибаемый зэк. Десять лет — это уже сталинский срок, выковывающий характер, который там, наверху, никому и не снился.

Арест МБХ — не изолированное явление. Не причина «заморозки» режима, а симптом одеревенения системы.

Например, сегодняшняя стагнация экономики — это не только и не столько сиюминутные проблемы. В топчущемся на одном месте росте «сидит» отвратительный инвестиционный климат страны без правил. И эти климатические изменения даже не начались, а завершились и стали константой в день ареста Михаила Ходорковского.

То есть при всей внешней отдаленности друг от друга стагнация и арест Ходорковского, бесчестные выборы и разгром ЮКОСа, Надежда Толоконникова как воспитательный пример и Михаил Ходорковский как воплощенная дидактика — явления одной природы.

Именно начиная с казуса Ходорковского тюрьма стала универсальным способом решения нерешаемых проблем — от политических и экономических до мировоззренческих. Не совпадают взгляды — в тюрьму, оказывает сопротивление при рейдерском захвате собственности приближенными к императору товарищами — в тюрьму, оппозиционер — в тюрьму. Пенитенциарное учреждение стало средством устранения конкуренции в политике, бизнесе, идеологии и инструментом монополизации власти, активов, душ.

Значит, выпустить Ходорковского — выбить из-под ног системы ее фундамент. Сорвать эмблему. Сжечь охранную грамоту.

Предсказывать освобождение Ходорковского и Лебедева в назначенный срок — все равно что прогнозировать цену на нефть: скорее, сбудется результат гадания на кофейной гуще. По своему устройству Путин — очень уверенный в себе лидер. Поэтому он мог бы и выпустить Ходорковского. Но логика вещей подсказывает, что он должен чувствовать себя в современных обстоятельствах все менее и менее уверенно — и тогда освобождение МБХ под угрозой.

…У меня есть майка, подаренная когда-то давно Ирой Ясиной, с изображением Михаила Борисовича спереди («а на левой груди профиль Сталина…») и с надписью на спине «Свободу МБХ». Он так долго сидит, что портрет уже несколько потускнел. Зато сосед по лестничной клетке от частого созерцания этой майки превратился в ответственного гражданина отечества. Он оказался первым знакомым мне человеком, которого я — с удивлением — встретил на Болотной в день послевыборного митинга в декабре 2011 года.

Перефразируя Бориса Пастернака, можно сказать: свобода, она такая — ее ищут повсюду, а она внутри человека. Как сказал в своем блистательном последнем слове по окончании второго процесса Михиал Ходорковский, ставший за это время едва ли не единственным на всю Россию публичным интеллектуалом и моральным авторитетом: «Мне стыдно смотреть, как некоторые, в прошлом уважаемые мной люди, пытаются оправдывать бюрократический произвол и беззаконие… Те, кто начинал это позорное дело — Бирюков, Каримов и другие, — презрительно называли нас «коммерсантами», считали быдлом, готовым на все, чтобы защитить свое благополучие, избежать тюрьмы. Прошли годы. Кто оказался быдлом? Кто ради денег и из трусости перед начальством врал, пытал, брал заложников? И это они называли «государевым делом»! Стыдно. За мое государство стыдно».

Какое это счастье — внутренняя свобода. Свобода говорить правду.

Андрей Колесников