Зачем президенту слияние и поглощение высших судов

Куда ж Общероссийскому народному фронту без объединенных судов? Нельзя сказать, что соответствующее «предложение», сделанное президентом Путиным в пятницу в Санкт-Петербурге, стало полной неожиданностью. Тренд понятен, и, в частности, «Новая» предсказывала объединение высших судов давно: последний раз в октябре прошлого года в связи с предложением президента (вот был гром с ясного неба!) отправить два высших суда к третьему — в Санкт-Петербург.

После мгновенного «одобрямса» со стороны Думы (изменение Конституции — вопрос технический), комментарии наутро высыпались в интернет, как грибы после дождя. Но они большей частью правовые, хотя уже необсуждаемое решение Путина совсем о другом. Правовым (или антиправовым) оно неминуемо станет по последствиям, в том числе отдаленным, а сегодня нам важно понять, что двигало «реформатором»: именно это определит конфигурацию правосудия завтра.

С точки зрения мотивов Путина мы видим цементирование «президентской вертикали», то есть политическую контрреформу, плюс аппаратную разводку.

Сегодня суд — это парадно-демократическая суперобложка власти, скрывающая под собой нарастающее экономическое и внеэкономическое насилие. С внутренней стороны это инструмент принуждения, а с внешней — средство легитимации власти. В момент, когда в повестке судов очень неочевидное «болотное дело», смешной «процесс Навального», фантастическое «дело экспертов» да еще время от времени выборы, председатель «объединенного суда» — если не туз, то козырная шестерка. И в этой роли, конечно, власти предпочтительно видеть не Антона Иванова, который позволял себе вольнодумства о равенстве сторон, а Вячеслава Лебедева: он уже четверть века отклоняется только вместе с «линией партии».

Такова политическая сторона «реформы», теперь об аппаратном ее аспекте. В многолетнем противостоянии двух председателей, приобретшем уже и черты «искусства ради искусства», менее искушенный в интригах Иванов позволял себе выглядеть интереснее Лебедева. В результате у Иванова есть поддержка не только в широком юридическом сообществе, но и среди судей арбитражных судов. В отличие от него, Лебедев может опереться только на президента: популярность его даже внутри судейского корпуса связана лишь с должностью. Это как раз то, что гарантирует лояльность. Но Лебедев уже не молод, а эволюционной замены ему (как и Путину, и они оба сами так все выстроили) в его окружении нет.

«Объединение судов», которое в любом случае не может не приобрести черт переваривания одних судей другими, — это в некотором роде бонус судам общей юрисдикции за их небрезгливую лояльность. Аппаратный смысл «реформы» в том, что все кадровые решения по судам (связанные в первую очередь с назначением председателей, но и других судей тоже) будут приниматься из единого центра. Но победа Лебедева может оказаться пирровой: кто сказал, что «объединенный суд» в Санкт-Петербурге станет к этому центру ближе?

Кроме того, не факт, что первый «технический председатель объединенного суда», которому Путин доверит болезненный и обещающий занять не один год процесс «слияния и поглощения», не будет заменен после изнурительной подковерной схватки какой-то другой кандидатурой. Такие кандидатуры налицо в достаточно широком спектре: от Дмитрия Медведева (о чем говорят давно) до, например, хоть Ольги Егоровой — ведь Путину нравится в последнее время приближать к себе женщин, а Егорова тоже заслужила свой бонус.

Конечно, процесс «объединения» лет на несколько понизит «КПД» судебной системы, но что это по сравнению с переездом в Санкт-Петербург? Уголовная юстиция и так самостоятельной роли, в общем, не играет, по сути лишь придавая «законный вес» версиям (разным) следствия, а вот сторонам гражданских споров и в общих, и в арбитражных (бывших?) судах придется туго. На экономике это вряд ли скажется хорошо, и на этом фоне «ложка меда» в виде обещания амнистии для предпринимателей просто тонет в «бочке дегтя».

Так и не объяснив механизм амнистии, президент лишь предостерег против выхода на свободу «лиц, совершивших действительно серьезные преступления». Ну, про Ходорковского понятно, что у него будет «серьезное», а среди остальных сидельцев по экономическим статьям как отелить агнцев от козлищ? Эта фраза означает, что даже если предстоящая акция будет называться «амнистией», она таковой являться уже не будет. Это будет выборочный процесс, более похожий на условно-досрочное освобождение (или прекращение дел), а отделять «серьезных» от «так себе» опять же будут судьи (ну не прямо же отделения «Общероссийского фронта»), правильно выстроенные под идею «объединения».

Чтобы оценить более долговременные последствия президентской инициативы, необходимо задать только один вопрос: послужит ли «объединение» укреплению или ослаблению независимости судебной власти? Однако сегодняшний ответ на этот вопрос не обязательно будет правильным и через два-три года.

Леонид Никитинский