Надолго ли хватит политического перекура?

Над пригородами российских городов по вечерам расстилается сочный шашлычный дымок, булькает в горлышках поллитровок беленькая.

В России летний политический «перекур». Догорают последние страсти. Пишутся последние сердитые письма. «Рассерженные горожане» устали повязывать белые ленточкии кричать «Россия без Путина!», а власти надоело отбрёхиваться и выводить на улицы автозаки и ОМОН. К концу июня устали даже самые неистовые правозащитники и стали пачками уходить из Совета по правам человека.

Затишье?

Но чем закончится отпускное затишье? В оценках перспектив протестного движения много неясного. Отчасти оттого, что и сам протест разнороден, идеологически противоречив. Нет очевидных лидеров. Часть «романтической оппозиции», размечтавшейся было о «новом» Путине, попробовав его на зубок, убедилась, что шоколада в вернувшемся в Кремль президенте не прибавилось. Путинские доспехи хотя и утратили прежний блеск (30% населения уже не видит в нём национального лидера), своих изначальных свойств не изменили. Итоги президентских выборов, несмотря на нарушения, признаны легитимными, в том числе и на Западе. Один из важнейших лозунгов оппозиции - «Россия без Путина!» - утратил свою актуальность.

Всё это даёт основание ряду аналитиков утверждать, что протестное движение упёрлось в стену. Но каков будет обходной манёвр оппозиции, никто не берётся предсказать. Некоторые вспоминают известный диалог молодого Ленина с жандармом: «Молодой человек, перед вами стена!» - «Стена, да гнилая, пни и развалится».

Обновленцы-романтики верят, что осенью протесты возобновятся. Но в каком виде? Если в прежнем (театрализованном, полупраздничном, скорее дразнящем, чем пугающем), то это совершенно бессмысленно. Власть уже научилась или скоро научится, как поступать с «шалящими тут». Брать будет скорее изнурением, мелким шельмованием и запугиванием, чем жёсткой репрессией.

Новая ситуация может возникнуть в том случае, если к «рассерженным горожанам», требующим больше свободы и меньше вранья, присоединятся другие слои населения и с совершенно другими требованиями.

С 1 июля возросли тарифы на электричество, газ, горячую и холодную воду. Для молчаливого «путинского резерва», живущего от получки до получки, это весьма болезненно. К тому же власть залезла в народный кошелёк, как карманник, по-тихому, в период дачной расслабухи. Но когда горожане вернутся со своих шести соток в город и посмотрят осенние счета, им это может очень не понравиться. И тогда они припомнят власти и подорожавшую (тоже с 1 июля) водку, и подорожавшие сигареты, и непомерные штрафы за парковку. Какие лозунги тогда зазвучат на улицах?

Неопределённость ситуации состоит и в том, что оппозиция, основу которой составляют обеспеченный средний класс и городская интеллигенция, звать народ на баррикады очень не хочет. Даже боится. Слишком памятен российский исторический прецедент, когда выведенный на улицу «весь мир голодных и рабов» безжалостно растоптал тех, кто в течение предреволюционных лет упражнялся в народолюбии и пел вместе с Ф. Шаляпиным «Эх, дубинушка, ухнем!».

Уже через год после победы революции под народную «дубинушку» попали и народники, и либералы, и «прогрессивные журналисты», и анархисты, и попы, а чуть позже - и старые большевики, воспитанные на бредовых снах Чернышевского и песнях Максима Горького о буревестниках. Память о постреволюционном либеральном похмелье очень жива в сердцах нашего образованного сословия.

А что же народ?

Народ, кстати, даже если бы его и позвали, на новые баррикады не пошёл бы. У народа своя память и своя мера благополучия. Злое десятилетие, когда российская улица готова была «порвать» проклятых олигархов, минуло.

Олигархи вписались в русский политический пейзаж, тихо сидят в своих дворцах, откупаются мелкой благотворительностью, «отслюнивают» кто на футбол, кто на Олимпиаду, кто на детский спорт, кто на красочные народные зрелища. А некоторые даже открывают новые заводы, строят «Сколково», обещают построить новые порты, аэродромы и даже трассу Москва - Санкт-Петербург. В главных жуликах и ворах теперь не олигархи, а чиновники, силовики, депутаты. Народ за 10 лет перешёл с «ножек Буша» на родные куриные окорочка, на студень из костромских бурёнок. И даже гордится, когда ему докладывают о том, что матушка-Россия перестала покупать заморскую пшеницу, а продаёт в Египет и Китай свою, краснодарскую.

Сегодня отношение к власти и к ходу вещей у большинства населения сводится, может быть, и к упрощённой, но очень русской формуле: «Жить можно». По сути дела, это приспособленная к мирному времени старая русская прибаутка:

«С неба звёздочка упала
Прямо к милому в штаны.
Пусть бы всё там оторвало,
Лишь бы не было войны».

Уповая на это, власть в своих разборках с рассерженным о­бществом по-прежнему опирается на консерватизм народного взгляда на жизнь, а по сути - на отмирающие социальные о­тношения ХХ века. Подыгрывая консервативному большин­ству, устраивая публичные танцы с «Машей с Уралмаша», она раздражённо огрызается на п­ротестующее меньшинство. Т­ешит себя надеждой, что протестная активность пошла или пойдёт на убыль. А если «беснующихся с жиру» ещё немножко припугнуть и унизить в глазах народа, то оппозиция и вовсе подожмёт хвост и вернётся на кухню.

И это опасная ошибка. Российское общество быстро меняется, набирается опыта, избавляется от остатков страха, от благоговения перед атрибутами власти. Стабильность перестала быть иконой для поклонения. Гражданские мотивы («хотим перемен») всё чаще звучат сильнее, чем потребительские. И всё чаще возникает ситуация, когда власть ведёт себя и выглядит глупее, чем ожидает общество.

Кремлёвский обком устал. Он уже проспал момент, когда запрос на свободу, на жизнь без жуликов и воров стал звучать громче, чем запрос на хлеб, колбасу и водку. По оценкам социологов из «Левада-Центра», около 40% взрослого населения отвергают сложившийся порядок вещей. Это не значит, конечно, что грядущей осенью Москву ожидает новая, ещё более шумная Болотная площадь. Но этот момент неуклонно приближается. И власти нужно подумать, хватит ли ей следователей, омоновцев и судей, чтобы обшарить дома всех протестующих. Не лучше ли начать диалог с обществом ХXI века?

Вячеслав Костиков