Неуловимая связь между характером культуры и распространением предпринимательства, видимо, все же существует. В совместной работе немецкий экономист Катарина Эрхард и швейцарец Саймон Хейни продемонстрировали, что современная активность в основании новых компаний в Швейцарии зависит от происхождения их основателей — но не в одном-двух поколениях назад, а приблизительно с XVIII века. Выявленный ультраконсервативный характер «культурной базы предпринимательской культуры» является очень неожиданным: большинство «рыночных реформ» предполагает их эффект в течение десятилетий. Кроме того, Эрхард и Хейни полагают, что на успешность основанных компаний выявленный эффект не распространяется и практически не связан с инновационностью.

Работа «Культурные корни старта, роста и закрытия компаний» представлена Катариной Эрхард из дюссельдорфского Университета Гейне и Саймоном Хейни из университета Цюриха в июльской серии публикаций SESifo. Экономисты, изучая активность в открытии и закрытии компаний в Швейцарии в 2002–2015 годах, неожиданно обнаружили подтверждение одного из фундаментальных споров в истории экономики — связано ли предпринимательство с культурой происхождения предпринимателя. У этого, на первый взгляд, очень простого вопроса много потенциальных последствий. В принципе, реальный ответ на вопрос «почему одни страны богатые, а другие бедные» должен лежать именно в этой сфере — как и ответ на вопрос, как регуляторные реформы в конкретной экономике влияют на активность предпринимателей.

Специфический интерес к этой проблеме неизбежен в России, где в течение XX века предпринимательство социально табуировалось и административно наказывалось: большинство российских реформ с 1991 года основывались или на предположении о том, что предпринимательская культура слабо связана с общекультурным фоном и может быть скорректирована, или на идее «возрождения торгово-купеческих традиций» XIX века — последнее всегда рассматривалось скорее как наивно-пропагандистский и популистский ход власти, чем расчет.

Эрхард и Хейни, между тем, показывают, что у второго подхода может быть больше оснований, чем у ожидания быстрого формирования предпринимательского сознания в РФ после десятилетий социализма.

Их работа основана на уникальном характере швейцарской системы регистрационного учета: граждане Швейцарии в документах указывают не только место рождения, но и «место происхождения» — коммуну на территории страны, в которой они имеют право на пользование общим имуществом (стандартно это общинная земля), это право восходит к законодательству XVIII века и наследуется по отцовской линии. Экономисты имели возможность отслеживать экономическую активность потомков франко- и немецкоязычных жителей Швейцарии в самой стране — вне зависимости от того, на каком языке они говорят сейчас, в какой части страны живут и работают.

Исследуя современную экономическую активность людей, Эрхард и Хейни показывают: она зависит не столько от нынешних обстоятельств основателей компаний, сколько от того, наследниками какой культуры XVIII века они являются — франкофонной или немецкой. Отличия эти существенны в первую очередь в активности нового предпринимательства: современные наследники «немецкой» культуры открывали на 20% больше компаний, чем «французской»,— даже если десятилетиями ранее их семьи жили во франкоговорящей части Швейцарии.

Авторы предполагают также, что их работа отвечает отчасти на вопрос, какие компоненты культуры могут быть важны для предпринимательства.

В существующих двух школах по этому вопросу последователи Иосефа Шумпетера ставят на присутствие в «основной» культуре склонности к инновациям, последователи Фрэнка Найта — на интуицию в условиях неопределенности и готовности к риску. Работа Эрхарда и Хейни, по их мнению, скорее в пользу второго варианта: на материале исследования, склонность к инновациям как таковым значения не имеет, тогда как заложенная в культуре оценка рисков — возможно, да. В сущности, исследование, демонстрирующее, что особые свойства «исторически немецких» предпринимателей в 2002–2015 годах создали в Швейцарии около 120 тыс. дополнительных рабочих мест, или 2,5% местного рынка труда, показывает, что в реальности предпринимательская культура складывается в экономиках скорее веками, чем десятилетиями. В 1991 году ни в Восточной Европе, ни в Западной этого даже не предполагали — впрочем, из этого также следует, что уничтожить предпринимательскую культуру со столь архаичными корнями почти невозможно даже в ходе социальной революции.

Дмитрий Бутрин