В Советском Союзе Латвийская ССР была на особом счету. Старшее поколение наверняка помнит микро­автобусы с маркой RAF, радиоприёмники VEF, латышское пиво, Рижский бальзам. Советские интеллектуалы любили отдыхать на Рижском взморье в Юрмале. Увы, за эти годы блеск «советской заграницы» потускнел.

Куда уехал РАФ?

Аббревиатуру РАФ (Рижская автобусная фабрика) знал весь Союз: завод в г. Елгаве выпускал по 17 тыс. микроавтобусов в год и поставлял свою продукцию для всех отраслей.

«Рафики» трудились в пассажирских перевозках, служили каретами скорой помощи, возили милицию и пожарных, отдыхающих на курортах и пр. Эта популярность помогла заводу продержаться дольше других машиностроителей Латвии, однако в 1998 г. разорили и РАФ.

Говорят, что уничтожение востребованной марки в ­1990-е гг. спровоцировало одно необдуманное заявление о латышах избранного на всесоюзном конкурсе директора Виктора Боссерта. В глазах активистов Народного фронта РАФ стал чуть ли не вражеской организацией, поэтому были отвергнуты попытки организовать на его базе сборку «Крайслера» и «Форда». Производственную базу в 1998-м разгромили: админист­ратор Лидия Скрейя продавала новейшие станки на металлолом по 70 долл. за тонну.

– Если у кого-то и были обиды на национальной почве, они ­ушли в прошлое, – говорит Дмитрий Щеголев. Семь лет назад он вошёл в команду энтузиастов, которую собрал бывший испытатель РАФа Валдис Брант. Они хотели повторить пробег «от океана до океана»: от Лиепаи на Балтике (Атлантика) до Владивостока (Тихий океан). – Когда в начале 2000-х по инициативе мэра Моск­вы Юрия Лужкова в Елгаве было создано совместное с ­ЗИЛом предприятие «АМО Плант» и первые образцы его продукции, автобусы, представили жителям города, все ликовали. То же самое мы наблюдали во время турне по Латвии. Валдис Брант мечтал рассказать россиянам, что латыши – простой работящий народ, что они желают дружить и сотрудничать с соседями.

Первоначально идею автопробега поддержали Рижское бюро по развитию туризма и «АМО Плант», выделившее для ознакомительных турне новый автобус. Однако на государственном уровне нарастала санкционная риторика. Москва в итоге вышла из проекта «АМО Плант», и он обанкротился.

На территории РАФа теперь разместился индустриальный парк. Автомобилестроение в Латвию уже не вернётся никогда, уверены эксперты.

Электрички – под откос

Рижский вагоностроительный завод (Rīgas Vagonbūves rūpnīca, RVR) был одним из немногих предприятий, которые продолжили существовать после распада СССР.

Правда, часть специалистов уехала в Россию, а другая вышла торговать ширпотребом на уличные рынки в 1990-е. И хотя марка сохранилась до 2017 г., она всё равно была обречена, считает бывший главный конст­руктор Зигмунд Отто.

Электрички с маркой RVR сформировали основной парк пригородных пассажирских перевозок в СССР, Болгарии и Югославии: с 1946 по 1991 г. было выпущено 20 347 вагонов. РВЗ единственный в Союзе выпускал пригородные дизель-поезда для неэлектрифицированных линий. А ещё до начала 1960-х здесь делали трамваи.

С распадом СССР из 6 тыс. работающих к 1998 г. на заводе осталось 2 тыс. В 2001 г. площадь в 30 га поделили: фасадную, с административными зданиями рубежа XIX–XX вв. и бывшим Дворцом культуры завода, забрала торговая фирма Elkor, а цеховую – АО RVR.

– В Союзе РВЗ получал комп­лектующие изделия от 600 разных поставщиков, при капитализме же надо было крепко думать о субподрядчиках и парт­нёрах, – говорит З. Отто.

Дорогие западные компоненты сделали вагоны из Риги неконкурентоспособными в СНГ, а отсутствие крепких партнёров помешало выиграть конкурсы внутри Латвии.

– Латвия – очень маленькая страна, – продолжает З. Отто. – Польша смогла поддержать свой Pesa, потому что вагонов ей требуется много, это позволило заводу окрепнуть и поменять технологии. То же касается Тверского завода, который делает поезда «Иволга». Так что РВЗ был обречён. Возможно, спасло бы сотрудничество с крупным производителем типа Stadler, но менеджмент после визита в Швейцарию заявил, что рижанам предложили «пепельницы прикручивать», а это никуда не годится. Но можно было и согласиться на пепельницы – а там, глядишь, поспел бы заказ на электрички для Эстонии.

В 2017 г. АО RVR было объявлено неплатёжеспособным.

Магазины вместо заводов

Своей электротехнической промышленностью Латвия славилась уже с конца ХIХ в., когда в Риге начал работать россий­ский завод Union.

В советское время этот завод, получивший в буржуазной Латвии название ВЭФ (Valsts Elektrotehniskā Fabrika), превратился в крупнейшее производственное объединение, где трудились 20 тыс. чел. А ещё на весь СССР и десятки стран мира гремела «Радиотехника» со своей звуковой аппаратурой. Менее известным, но не менее важным было производ­ственное объединение ­«Альфа», выпускавшее микросхемы, в том числе для военных нужд, с опытным заводом и КБ «Инвертор» всесоюзного значения. Все они теперь превратились в торговые центры.

– «Радиотехника» имела мировое признание, – вспоминает бывший главный технолог Владимир Цудечкис. – Ежегодно производственное объединение выпускало 1,5 млн изделий, в том числе высококачественные акустические системы, пользовавшиеся спросом за рубежом, от соцстран до ФРГ и Австралии.

За счёт собственной валютной выручки «Радиотехника» приобретала новейшее оборудование, в том числе японское, программное обеспечение, системы автоматизированного проектирования (САПР) и пр.

Но после восстановления независимости Латвии новое руководство объявило, что промышленность ей не нужна, это «насосы миграции» для людей, родившихся вне Латвии. Из-за этого потеряли работу множество квалифицированных рабочих, которых страна «подарила» Англии, Ирландии и др. А самое главное – произошло резкое снижение интеллектуального потенциала республики, которой инженеры 20 лет не требовались.

– Теперь лишь 500 выпускников латвийских школ способны сдавать централизованный экзамен по физике, тогда как на первый курс одного только Рижского технического университета нужно 800 абитуриентов, – сетует Цудечкис. Его собственный сын, инженер, работает в Германии.

«Дзинтари» без пианино Паулса

Концертный зал «Дзинтари», знакомый миллионам телезрителей благодаря поп-фестивалю «Юрмала», к началу 2000-х ­пробавлялся летними концертными программами.

И тут грянули «Новая волна», «Голосящий Кивин», «Юрмалина»… Курорт снова вошёл в моду, сюда вернулась российская публика, билеты были в дефиците и стоили дорого. Автором ренессанса концертного зала стал его худрук Лев Островский.

«Я идеалист. Я люблю свой город, который не может жить без песен. Нужно было большое шоу. Мы договорились с Игорем Крутым» – так вкратце описывал Островский историю знаменитого фестиваля в Юрмале. Его энергии хватило, чтобы добиться, спустя 10 лет работы «Новой волны», реконструкции концертного зала. К 2015 г. ­были по­строены подземный этаж с гримёрками, входной застеклённый вестибюль, отреставрировано историческое деревянное здание. Но к окончанию работ, стоивших 13 млн евро, «Новая волна» и другие фестивали из Юрмалы уехали. А Островского проводили на заслуженный отдых. В его кабинете в КЗ «Дзинтари» родилось множество программ, здесь впервые в сопровождении старинного немецкого пианино звучали будущие хиты. Чаще других у инструмента сидел Раймонд Паулс – давний друг худрука. Но с началом реконструкции «пианино Паулса» стало ненужным, его утащили в подсобки.

– Прежний мэр Юрмалы Дайнис Урбанович хотел пробить для города безвизовый режим, а Островский создал магнит, привлекающий в город гостей и новых жителей. Где те, кто ­попытается повторить подобное? Нет их! А «пианино Паулса» я забрала в свою Детскую академию телевидения и радио вместе с фото­коллекцией. Пусть традицию объединения людей вокруг прекрасного унаследуют они, – говорит помощница Островского, организатор детской «Новой волны» Надежда Бухарова.

Как шпроты под раздачу попали

Знаменитые рижские шпроты стали оружием в политических войнах.

Как только латвийские власти предпринимают враждебные шаги в отношении России, Роспотребнадзор тут же обнаруживает повышенное содержание бензопирена в продукте и запрещает его ввоз. И хотя латвийские рыбопромышленники смогли завоевать рынки более чем 40 стран мира, Россия и СНГ остаются для них наиболее массовым потребителем. В новой Латвии пищевую промышленность прибрал к рукам бывший зампредседателя Госагропрома Андрис Шкеле: чем управлял, то и приватизировал. Однако рыбоконсервные фабрики он быст­ро сбыл: эта отрасль не ­сулила больших ­барышей.

Андрис Бите – владелец крупнейшего производителя рыбных консервов Karavela, прямого наследника знаменитого комбината «Кайя». В советское время это предприятие работало на сырье, поставлявшемся Рижской базой тралового флота. Бите начал работать ещё на «Кайе» торговым агентом в 1996 г.

– Только нашли покупателей, наладили поставки – грянул российский дефолт 1998 г. От этого удара «Кайя» так и не оправилась: с 2000 г. начались иски о неплатёжеспособности, а в 2004-м комбинат был приз­нан банкротом, – рассказывает А. Бите. – В 2001 г. была зарегистрирована Karavela, начинавшая с небольшого арендованного у комбината цеха. А когда «Кайю» признали банк­ротом и ликвидировали, мы уже встали на ноги и основную часть коллектива и производ­ства ­забрали.

Karavela развивалась и в прошлом году даже приобрела немецкого конкурента – Larsen Danish Seafood, став крупнейшим европейским производителем рыбной продукции с оборотом 66 млн евро в год. Однако на дальнейшее развитие Бите смотрит довольно скептически.

«Мы отстаём по ВВП на душу населения от литовцев, эстонцев, поляков, а это показатель состоятельности страны. Если бы моё предприятие работало в Эстонии, его налоговые расходы были бы на 1,2 млн евро в год меньше. Эти деньги я мог бы потратить на повышение зар­платы рабочим или на развитие, – рассуждает предприниматель. – Таких предприятий, как наше, слишком мало. Крупнейший латвийский переработчик молока вчетверо меньше, чем его третий по величине конкурент в Литве. К сожалению, инвестировать в Латвию никто не хочет.

Если даже кто-то захотел бы построить здесь большое производство, для него не найдётся персонала, даже на хорошую зар­плату. В посёлке Роя обанкротилась фабрика шпрот, я уговаривал норвежцев её купить – они бы пришли на готовое место. Им понадобилось 150 рабочих, обещали инвестиции. Но в местном само­управлении меня высмеяли: такое количество рабочих рук надо искать в радиусе 200 км! Национальное объединение (радикальная латышская партия. – Ред.) выступает против гастарбайтеров, а я считаю: они нужны. В 1930-е в Латвию приезжало до 40 тыс. сезонных рабочих из Польши и Литвы, и в советское время свёклу в колхозах пололи гуцулы. Мы можем бредить роботизацией, но для простой работы всегда нужны будут руки человека».

Андрис Бите видит возможности развития страны в развитии производства. Но такие, как он, убедились: с политиками и руководителями страны они живут в разных вселенных.

В поисках собственного пути

О том, какова была экономическая роль Латвии при СССР, и о нынешнем состоянии взаимных отношений рассуждает ст. научный сотрудник Цент­ра европейских исследований ИМЭМО РАН Владимир ­Оленченко:

– Сейчас мало кто помнит, что Латвия была вторым после Украины производителем сахарной свёклы и сахара. А ещё республика была транспортным коридором в Европу. Туда шли углеводороды, обратно – дефицитные промтовары.

Жизненный уровень в республике был на 10–15% выше, чем в более восточных республиках СССР. Во многом благодаря тому, что Латвия занимала 3-е место по дотациям из союзного бюджета. После обретения независимости власти республики наивно полагали, что им и в Европе удастся сохранить те льготы и привилегии, что они имели в СССР. Ни население, ни элиты почему-то не желали понимать, что они покинули общество, в котором сложилась хорошая или плохая, но реальная система разделения труда. И пришли в Европу, в которой то же разделение труда сложилось без них.

Как мы помним, в Латвии была прекрасная рыболовная отрасль. Но в Европе за рыбу отвечают Франция, Испания и Португалия. Новичков с их рыбой никто там не ждал. Латвии дали 2 года на утилизацию рыболовного флота. В стране, где при советской власти были рыболовецкие колхозы-миллионеры, повозмущались, но потом приняли компенсационные деньги и стали резать флот.

За сахар в Европе отвечала Дания, так что свекловоды последовали за рыбаками. Итог: при СССР в Латвии было 2,7 млн постоянного населения, осталось 1,9 млн. Где остальные? Эмигрировали.

Более половины лесов в Латгалии сейчас принадлежит иност­ранцам. Два шведских банка контролируют 60% финансового рынка Латвии, причём в своих внутренних документах они называют страну «латвий­ским сегментом шведской экономики». Довольно обидно для суверенной страны, не правда ли? Как и то, что президенты США и Франции, если приглашают руководителей Латвии на переговоры, зовут их вместе с президентами Литвы и Эстонии. Просто для того, чтобы три раза одно и то же не повторять.

Латвия вступила в НАТО в 2004 г. В этой организации над каждой страной Прибалтики установлен свой «куратор». За Эстонией приглядывает Велико­британия, за Литвой – Германия, за Латвией – Канада. После саммита 2014 г. в Уэльсе в Латвии начали размещать силы других стран альянса. Сейчас они представлены американским спецназом, ВВС блока дежурят на латвийских аэродромах на ротационной основе. Прибалты в НАТО «отличники». Латвия, Литва и Эстония – 3 из 8 стран альянса, которые расходуют на оборону уставные 2% от ВВП. Всего в НАТО 30 государств. Это не мешает Западу считать Латвию «слабым звеном» в цепи военно-политической интеграции. Всё потому, что доля русскоязычного населения в стране доходит до 40%. Примерно столько же – 35–40% голосов – в последнее десятилетие собирала партия «Согласие», которая выступала под лозунгами сотрудничества с Россией. На прошлых выборах её победил нынешний премь­ер Кришьянис Кариньш, чья партия «Новое время» в ноябре 2019 г. имела 8% голосов. Пришлось собирать коалицию из 5 таких же политических пигмеев.

Русских школ в Латвии нет, даже в школах «для нацменьшинств» преподавание с 10-го по 12-й классы идёт на латышском. На общественных мероприятиях нужно говорить только по-латышски. Существует специальная комиссия, в которую можно сделать донос о нарушениях. В июне в стране пройдут муниципальные выборы. Там традиционно сильны силы, выступающие «за мирное сосущест­вование» с Россией. Многие политологи полагают, что, если Латвии не мешать, она рано или поздно придёт к тесному сотрудничеству с Россией.