Есть такое поверье: с нами часто случается именно то, чего мы боимся. И дело не в мистике. Представим себе человека, который в силу некоторых, скажем так, особенностей психики решил, что он окружен врагами, которые хотят сжить его со света. Он начинает предъявлять всем претензии, со всеми ругаться – и пожалуйста, очень скоро он испортит отношения со всеми соседями и коллегами, и они, прежде доброжелательные, будут мечтать от него избавиться. Сработало!

Нас все время теперь пугают повторением 1917 года: дескать, стоит только начать спорить с начальством и требовать перемен, и дело тотчас закончится комиссарами в пыльных шлемах, реквизициями, расстрелами и новой гражданской. Но так ли это?

К сожалению, юбилей 1917-го (а как его ждали в СССР!) прошел почти незамеченным, его словно «замотали», чтобы не бередить лиха. А зря. Эти события нам еще предстоит осмыслить и описать. Но даже те, кто не оканчивал исторического факультета, знают о том времени достаточно, чтобы увидеть: параллелей с настоящим почти нет. Почти.

Что было с Россией тогда? Была огромная страна, вовлеченная в кровопролитную Первую мировую. Миллионы мужиков в серых шинелях уже третий год умирают в окопах, потому что в каком-то Сараеве убили какого-то австрийского герцога, и конца-края этому не видать. А дома жена с детишками, а дома барская земля, которой так не хватает для прокорма своей семьи, а в руках винтовка, и наука убивать и умирать освоена на отлично. Не поворотить ли винтовку в другую сторону?

На третьем году войны – невиданная инфляция, назначенные правительством «твердые цены», по которым крестьяне отказываются продавать продовольствие, перебои с продуктами в больших городах, снарядный голод на фронте, приведший к позорным поражениям и к сдаче огромных территорий врагу.

И партии, революционные партии со своей пропагандой – одна другой хлеще и звонче. Они не скрывают, что хотят полностью уничтожить существующее государство и отобрать у владельцев всю собственность, они провозглашают террор своим методом, а любые парламентские формы борьбы – всего лишь временным прикрытием.

Кто противостоит им в 1917 году? Режим, который лишь кажется грозным. Разговаривать со своим народом он не хочет и не умеет, пропагандой принципиально не занимается, а подавлять беспорядки посылает все тех же солдат, приказывая им стрелять в народ. Такое насилие явно избыточно и неэффективно, и мужики в шинелях скоро начинают видеть в демонстрантах не врагов, а собственных братьев, сестер и родителей – и как тут не повернуть штыки?

Но главное даже не это. Россия 1917-го – очень молодая страна с высокой рождаемостью. Молодежи крестьянской и рабочей тесно и муторно не только из-за малоземелья в деревне и тяжелых условий труда на фабрике. Молодежь задыхается в рамках традиционного общества с его патерналистской моралью, она уже не верит в церковные проповеди, а другого ей не предлагают. И ей совершенно нечего терять, как писал Маркс, «кроме своих цепей».

А еще империю раздирают до времени скрытые национальные противоречия. На ее окраинах мало кто говорит по-русски, и одни народы (поляки, грузины) мечтают о восстановлении своей древней государственности, другие (прибалты) задумываются по меньшей мере об автономии, которую империя им категорически не дает. А если еще вспомнить о евреях, которые заведомо поражены в правах и совершенно не готовы с этим мириться…

Что из этого можно сказать о современной России? Совершенно ничего. Каждому есть что терять, государство научилось очень технично общаться со своим населением и подавлять протесты, а любая критика существующей власти исходит из строгого соблюдения Конституции (которой тогда, кстати, не было). Бояться в этих условиях повторения 1917 года – все равно что бояться повторения вымирания динозавров. Все самое плохое для них уже случилось, повторяться тут нечему.

Вот разве что интеллигенция… Как и сто с небольшим лет назад, она ощущает свою неприкаянность, хочет влиять на принятие решений, не довольствуется отведенной ей декоративной ролью. Вот только революционных партий не создает.

В самом начале я сказал слово «почти». Вот теперь к нему стоит вернуться и поговорить о том, что в нынешней России может действительно напоминать о 1917 годе. Как ни странно, это образ действия властей.

Россия 1916 года выглядела страной, полностью погруженной в свое славное прошлое, которое должно без конца воспроизводиться. Была, по сути, страной без будущего. Кому такое понравится, особенно в молодости?

Россия 1916 года была страной сословной, в которой привилегии передавались по наследству, а социальные лифты работали крайне плохо – по сути, военная служба была чуть ли не единственным вариантом подняться из грязи в князи. Опять-таки не очень привлекательно.

Россия 1916 года была страной с крайне негибким управлением. Самодержавная власть находилась в плену собственных иллюзий, общение с народом сводилось к строгому церемониалу и слащавому лубку. Григорий Распутин с его нездоровой мистикой подменял с собой весь русский народ, а верноподданейшие доклады министров – реальность, не всегда удобную и приятную.

По сути дела, это был кризис управления. Империя вошла в XX век, притом вошла активно, как один из основных игроков на мировой сцене, с феодальным строем, который уже не соответствовал вызовам времени. Модернизация, конечно, шла, прежде всего в военном деле и в экономике (бурный рост!), но она упиралась в управленческие барьеры. Задача ставилась так: как бы ничего по сути не менять, но чтобы все изменилось к лучшему. И еще: как бы выглядеть европейцами, принципиально отказавшись от тех демократических институтов, которые создали Европу и сделали ее притягательной для всего остального мира.

Эта задача в принципе не имела решения, а население империи, кроме самого высшего слоя – приемлемых перспектив. И потому революция стала неизбежной. Вероятно, если бы власти вели себя по-другому, ее можно было бы избежать или по меньшей мере сделать куда менее разрушительной и кровавой, но этого мы уже никогда не узнаем. Напрашиваются ли здесь какие-то параллели с современностью – предоставляю каждому судить самостоятельно.

Андрей Десницкий Филолог