Россия – молодое государство, хотя и с «тысячелетней историей», а Конституция у нее старая. По крайней мере по сравнению с одним важным образцом. Ей 25 лет, а, например, брежневский Основной закон просуществовал всего 14 лет, хотя казался рассчитанным на вечность.

В 1960-е, когда был написан первый вариант (1962-1964 годы) проекта новой Конституции взамен сталинской 1936 года, ее авторы утверждали: раньше считалось, что программа партии рисует будущее, а Основной закон фиксирует уже сложившуюся реальность; но это неправильно – «фиксируя достигнутые народом завоевания, Конституция одновременно должна показывать и перспективу развития социалистического общества».

И надо сказать, когда 15-летняя работа над новой Конституцией, которая должна была быть хрущевской, но не успела стать таковой ввиду принудительной отставки самого первого секретаря, все-таки закончилась, в ней много что отражало действительность. Особенно самая главная 6-я статья (в хрущевском проекте 4-я) о руководящей и направляющей роли партии, ядре политической системы.

Были и сугубо идеологические конструкции, которые менялись по той причине, что работа над документом затянулась и шла через паузы – в 1969-м, например, политбюро решило «воздержаться» от изменения сталинской Конституции, потому что не до того было после заморозков 1968 года, а проект, доведенный до ума при зрелом застое в 1973-м, спешно доработали, прогнали через впечатляющее всесоюзное обсуждение и приняли в 1977-м.

И потому если в хрущевском проекте была отражена модная тогда идея «общенародного государства», к которому страна перешла от подзатянувшейся «диктатуры пролетариата», то в брежневском уже пришло время «развитого социализма». Что тоже было правдой: он оказался до такой степени развитым, что его дальнейшее развитие стало невозможным.

Сталинский документ 1936-го года был, по формуле Бориса Пастернака в «Докторе Живаго», одним из средств «отучить людей судить и думать и принудить их видеть несуществующее и доказывать обратное очевидности. Отсюда беспримерная жестокость ежовщины, обнародование не рассчитанной на применение конституции, введение выборов, не основанных на выборном начале».

Конституция же СССР 1977 года зафиксировала, как на коллективной фотографии, празднично приукрашенную, но в каких-то элементах почти реальную картинку советского государства в момент начала его конца. И даже сама фиктивность некоторых положений выдавала режим с ушами – жить ему недолго, эта Конституция – мемуары, отчет о прожитой героической жизни и мечта о достойной пенсии.

А вот Конституция 1993 года, хотя и была – строго по Ленину – отражением «действительного соотношения сил в классовой борьбе», стала еще и конструктором реальности. Однако реальность оказалась сильнее и жестче Конституции. Она зажила своей жизнью. И то, что это был Основой закон президентской республики вовсе не предполагало неизбежного крена политической системы в авторитарную сторону. Конституция в этом не виновата.

Напротив, про Конституцию старались не вспоминать вообще, избегая столкновения с пушкинским из оды «Вольность»:

«Владыки! Вам венец и трон / Дает закон, а не природа; Стоите выше вы народа, / Но вечный выше вас закон».

А особенно не вспоминали и не вспоминают, что она – акт прямого действия, и есть ряд законов, которые, например, это свойство игнорируют, например, законодательство о митингах, которое подвергает сомнению 31-ю статью о праве на собрания. А 31-я тоже – прямого действия, то есть применяется непосредственно, как высший акт в иерархии законов.

Всерьез конституционная процедура понадобилась, когда 31 декабря 2008 года вступили в силу поправки о продлении полномочий президента с 4 до 6 лет. Вот это действительно было серьезно. А теперешние разговоры про то, что Конституцию надо потихоньку менять, потому что она устарела – несколько бессмысленны: не может устареть документ, который в обстоятельствах нынешнего политического режима стал почти декоративным, и в то же время не нужно отменять документ, который в себе содержит образ желаемого будущего, особенно в части прав и свобод человека.

Этот потенциально дееспособный набор может понадобиться, когда придет момент вспомнить о Конституции как практическом документе и использовать ее в аутентичном виде.

А пока… Пока страна находится в незамеченном кризисе – конституционном. С каждым годом все меньшее число граждан, согласно опросам «Левада-центра», способны припомнить, что, собственно, отмечается 12 декабря (в прошлом году таких было 66%, а, например, в 2013-м – 74%). Оценки того, соблюдают власти или не соблюдают Конституцию, скорее, настроенчески-интуитивны, потому что Основной закон – явно не бестселлер книжного рынка и его в принципе мало кто читал. Сумма ответов (данные за 2016 год) «не читал» (41%), «читал, но ничего не помню» (24%), «довольно плохо помню» (24%) составляет 89%.

Типичное «учил, но забыл», «тут помню, тут не помню», такая вот гражданская нация, такой вот источник власти, который не знает, что он источник власти.

Конституция не интересна. А не интересна, потому что воспринимается как элемент декора – обязательный фикус в казенном учреждении. Зачем этот фикус менять, если он неплохо выглядит, но так замылен глаз, что его никто не замечает.

Конституции меняют, когда что-то всерьез меняется в самом государстве и обществе. Отсюда волна новых Основных законов в послевоенной Европе: например, Конституция ФРГ 1949 года или Конституция Франции 1946-го. Но когда во Франции начиналась новая жизнь, она же Пятая республика, понадобилась Конституция 1958 года.

В тот момент, когда многие страны в 1970-е избавлялись от диктатур – тоже пришло время конституционного творчества, например, в Испании в 1978 году (как раз на днях отмечалось 40-летие документа, зафиксировавшего рамку транзита к демократии) или в Греции в 1975-м. В России радикальные перемены не ожидаются, страна управляется ведомственными инструкциями и мелкими чиновничьими гадостями с оглядкой на то, а как бы на моем месте поступил самый большой начальник, так что о чем мы вообще говорим, зачем пеняем на родовую травму 1993 года?

Да, рождалась Конституция нелегко и выросла отнюдь не на мирной и густо унавоженной экономическим процветанием почве. Но она зафиксировала результаты буржуазной революции в стране, которая более 70 лет не видела ничего буржуазного, обеспечила – вместе с Гражданским кодексом – транзит к рыночной экономике, задала институциональную рамку демократии, но не дала никаких гарантий, что в дороге будут кормить, а сдержки и противовесы уберегут страну от политических проблем.

Но это опять же не к Конституции вопросы, а к тем, кто ее определенным образом использует или, наоборот, не использует, а еще специфическим образом трактует или, напротив, всячески избегает толкования в пользу граждан.

Известная дилемма – или конституция, или севрюжина с хреном – ложная. Потому что одно предполагает другое. И отсутствие первого элемента приводит к тому, что в результате нет ни демократии, ни севрюжины в массовом доступе и количестве. Так что Конституция – вполне инструментальная вещь. Если ею правильно пользоваться. И для начала – почитать.

Андрей Колесников