Где была власть, когда мы сами оборонялись от уголовной мрази? А сейчас государство выбралось из кустов и заговорило оккупационным тоном

Рассерженные мужчины в моем дворе сегодня утром срывали со своих гаражей прокламацию управы, в которой та предъявила ультиматум: убирайте свои металлические пеналы — или мы снесем их и заставим вас платить за снос. Прокламации были так густо намазаны клеем, что приходилось отдирать их по кускам. Вообще-то говоря, нужды в этом не было: дождь в скором времени вымочит бумагу, и она слетит. Но все же мужчины рвали ее, карябая пальцами рифленое железо. Это напоминало сцены из старых советских фильмов про патриотов, сдирающих листовки оккупантов. И я тоже так сделал.

Ряд серых железных ящиков для машин стоит в нашем дворе с ранних девяностых. В то время машина — самая ценная вещь в семье — подвергалась во дворе страшной опасности. Их угоняли. У меня с машины средь бела дня сняли четыре колеса (и поставили мой бедный «Жигуль» на столбики кирпичей). В соседнем дворе под днище «Форда» сунули гранату. Черный обожженный корпус долго стоял как памятник бандитским разборкам. Затем в наших местах появился некто, которого все называли «Сволочь с гвоздем». Сволочь ходила по дворам и царапала машины. На эти глубокие, сладострастно проделанные в крыльях и дверях порезы были больно смотреть. Человека с гвоздем сменил «Человек с ведром», которого никто не видел, но который, без сомнения, существовал. Это понимал каждый, кто утром садился за руль, привычно оглядывал приборы и с ужасом замечал, что стрелка бензина упала до нуля — а вчера вечером бак был полный! Кто-то по ночам сливал из баков бензин…

В таких условиях что оставалось делать автомобилисту? Ночевать в салоне с дробовиком в руках? Оставлять в машине на ночь ротвейлера? Ну а если у тебя нет ни ротвейлера, ни дробовика? Я знаю дворы, где автомобилисты в те годы создавали ночные патрули и ловили садистов с гвоздями и воров с канистрами. Но проще было поставить ракушку или пенал.

Металлические гаражи, уродливые, как сами девяностые, были ответом людей на беспредел, который захлестывал улицы. Их вполне легально выпускали заводы и устанавливали бригады. Угонов из железных ящиков практически не было. А где тогда были все эти управы, префектуры, департаменты и начальники, которые сейчас рассылают владельцам гаражей по всей Москве угрожающие бумажки? Они молчали в тряпочку, потому что знали о своем бессилии. Государство слиняло. Оно не могло защитить своих граждан и их автомобили, да и не пыталось. Это сдавшееся перед уголовной мразью, само занятое темными махинациями государство и думать не думало о том, что у кого-то там средь бела дня в центре города отвинчивают все четыре колеса. Так что же они теперь вдруг проснулись, как младенцы, не ведающие прошлого?!

Государство несет ответственность не только за свои действия, но и за своё бездействие. Москва уставлена железными коробками не потому, что люди не понимают прелести клумб и цветов, а потому, что государство долгое время не выполняло своих обязанностей по защите людей и их собственности. Теперь же, когда на улицах воцарился относительный покой и у тротуаров на ночь паркуются даже дорогие автомобили, государство выбралось из кустов и с ходу взяло с владельцами машин и гаражей какой-то неприятный, фальшивый и наглый тон.

В Москве вокруг гаражей уже несколько лет идут жестокие и неизвестные войны. Репортеры газет не выезжают на эти войны, и телевидение не освещает их своими юпитерами. Но от этого они не становятся менее упорными, менее злыми. Эти позиционные бои уже давно перестали быть боями только за гаражи. В столкновениях людей и властей определяются границы возможного для власти и границы терпения для людей.

Повсюду, от Владыкина до Теплого Стана, от Куркина до Бирюлева, происходят налеты на гаражи, осуществляемые, как правило, чиновниками, которые отказываются представляться. Под командой такого чиновника — несколько рабочих-таджиков. Они сбивают кувалдами замки и успевают разобрать два-три гаража, прежде чем соберутся возмущенные люди и дадут отпор. Милиция приезжает и обычно держит нейтралитет. В хрониках этой войны есть случай, когда неизвестные подогнали кран и увезли гараж, а растерянный хозяин метался по округе в панике и поисках. Есть сотни заявлений в милицию и сотни судов. Есть митинги, которые проводят возмущенные автомобилисты, — последний был 23 июня перед офисом олигарха Прохорова с лозунгом: «Даешь Ё-гараж!» Есть множество самостийно возникших организаций вроде «Комитета защиты прав владельцев гаражей», которые помогают людям отстаивать свои права. Есть инициативная группа в Восточном округе Москвы, действующая под лозунгом «Никогда не сдавайся!». А еще есть две смелые женщины на севере Москвы, которые создали группу защиты гаражей «Ракушка» и написали текст листовки для владельцев гаражей. Такую листовку люди клеят на свою собственность по всей Москве как охранную грамоту.

Машины из гаражей не растворятся в воздухе. Они забьют дворы и тротуары. Им просто некуда будет деться. Так не правильно ли сначала создать парковки на нужное количество мест, а потом переходить к сносу? Не правильно ли наконец сменить модельный ряд: вместо убогих металлических ящиков запустить в производство другие гаражи, но только не такие, которые стоят 350 тысяч рублей и которые какой-то чиновник-юморист велел именовать «народными»? Так он, видимо, представляет себе народ — компанией беззаботных плейбоев, у каждого из которых в кармане белых брюк свободно болтаются несколько сот тыщ…

Наша огромная, тяжелая, всё время пухнущая власть и ее топ-менеджеры, нанятые за наш счет, имеют в своем распоряжении, для подмоги мыслительному процессу, НИИ городского хозяйства, НИИ ЖКХ, НИИ транспорта и дорожного хозяйства и так далее, по всем буквам алфавита. Эти институты и эксперты должны вырабатывать идеи, это их работа. Но где же их мысль? Где идея? Где ясно изложенное решение головоломки с гаражами, машинами и людьми, решение, которое позволяло бы убрать гаражи, дать места машинам и при этом не нарушить прав и налаженной жизни людей?

Москва нуждается в благоустройстве. Целые кварталы изуродованы трубами теплоцентралей, протянутыми прямо по поверхности. Так делали в девяностые для экономии средств — или просто из нежелания зарывать трубы в землю. Почему не начать благоустройство с устранения этого уродства, превращающего целые улицы в трущобы? Или с оснащения всей Москвы пандусами для инвалидов? Или с ремонта городских больниц? Или с уничтожения бетонных заборов, которые тянутся вдоль улиц? Или с приведения в порядок промышленных зон? Много с чего можно начать благоустройство Москвы, но совсем не обязательно начинать с отъема у граждан их маленькой собственности и разрушения их скромного комфорта.

Земля под гаражами, которая якобы принадлежит городу, — это только предлог. Если бы все мы, владельцы гаражей, выкупили землю под ними, они объявили бы, что нам не принадлежит воздух вокруг гаражей. Дело не в земле, дело в том, что из самых глубоких недр власти все время пытается вырваться ее основной инстинкт.

И тогда из кондиционированного кабинета или черной машины появляется не наемный менеджер, работа которого состоит в постепенном улучшении жизни, а стоящий на задних лапах и разевающий пасть медведь-самодур, впадающий в гнев при первых признаках сопротивления. Так было в «Речнике», и так может произойти сейчас, в преддверии общемосковского гаражного погрома.

Мэр велел к августу благоустроить дворы, и поэтому префектуры сделали под козырек, и управы встали во фрунт, и тридцать тысяч сподручных забегали туда и сюда, расклеивая на гаражах приказы, и маленькие генералы, поднаторевшие в покраске бордюров и ежегодном выравнивании ям, радостно зарапортовали наверх, что всё будет сделано в срок.

Но пока эти генералы местного управления не выйдут из своих кабинетов во дворы и не объяснят людям ясно и понятно, что будет вместо и после гаражей; пока не вывесят на всех рекламных щитах своих районов планы, где будут указаны новые бесплатные парковки и пока наконец из утробы объевшегося деньгами строительного комплекса не выползет проект общедоступного и компактного гаража — здоровые мужики так и будут сбегаться с бейсбольными битами.

Алексей Поликовский