Как и подозревал, с подведением итогов этого бурного года в один материал не уложился. Начал я с влияния различных стихий на людей в 2010-м, но ведь люди и сами могут быть стихией…

…Кущевская стала символом насилия. Цапки стали именем нарицательным не хуже Евсюкова. Это правда, которая была и в 2010-м, и годом раньше, и даже в прошлом веке. Жизнь, которой жила Кущевская, как потом оказалось, жил почти лубочный Гусь-Хрустальный, где при населении, равном московскому микрорайону, действовали сразу пять банд с каким-то гротескными названиями. Это правда, это жизнь, и это правда жизни. Которой живут сотни наших городов и станиц. Просто не в каждом городе зараз убивают 12 человек с маленькими детьми. Поэтому мы ничего про них и не знаем. И не узнали бы и теперь. Но 12 человек и маленькие дети — это оказалось слишком.

Люди боятся говорить правду, даже после того, как на них обратила внимание вся страна. Даже после того, как из Москвы приехали самые главные следователи. Потому что люди знают: любой местный урка сильнее любого московского начальника. И еще потому, что милиция давно ни для кого не является защитой. В лучшем случае милиции по барабану. В худшем — милиция сама страшнее любой банды.

В этом году были периоды, когда и дня не проходило без новостей о безобразиях милиционеров. То они живой щит на МКАДе выстроят, то остановят машину и не пускают мужа с беременной женой в роддом, то насилуют в вытрезвителе палкой журналиста, то по мелкому поводу врываются в поселок и бьют всех подряд: «не искать же» того, кто им нужен — раз отсюда, значит, всех будем бить.

Итогом стало полное отторжение народом своих защитников. Когда в Москве на улице Полоцкая те самые милиционеры, о героизме которых столько говорят, но никто этого героизма в жизни не видел, действительно оказались героями и отдали жизни при задержании преступников, реакция была противоестественная — от прямого неверия до злорадства.

И вот теперь милиция станет полицией. У нас будет право хранить молчание, право на один телефонный звонок, еще и полицейский значок нам покажут. Американское кино наконец-то шагнет с экрана в нашу жизнь... Фокус с переименованием — это как женщина, отказывающаяся от фамилии бывшего мужа, полагая, что от этого вся ее жизнь в корне переменится.

Людям приходится защищать себя самим и самим бороться за свои права, за справедливость. Говорят, что у нас нет политической жизни, что общество глухо и немо. И это правильно, с одной стороны. Но верно и то, что в минувшем году как никогда было велико брожение в нижних слоях. Химкинский лес небольшой, но он превратился в нашу Брестскую крепость. Битва вокруг строительства дороги из одной столицы в другую давно перестала быть историей про дорогу. Это было сражение добра со злом. Со своими жертвами, героями, первой в наши дни атаки на власть с коктейлем Молотова. Были первые явные признаки использования футбольных фанатов как орудия власти. Были песни Шевчука и ответная песня Шнура.

Дорога на Питер пройдет по первоначальному маршруту. Но мы не можем сказать, что Бекетов положил здоровье зря или что Фетисов положил здоровье зря. Борьба за Химкинский лес стала примером для очень многих людей. Химчанам удалось отвоевать немало.

Вспомним и поселок «Речник», с которым воевал агонизирующий Лужков. И Козихинский переулок, где бьются с Богоподобным другом Богоподобного. Дачу Муромцева не спасли. В Кадашах многое порушили. Но газпромовской кукурузине все-таки не позволили изнасиловать Питер. Омерзительный депозитарий убрали с Боровицкого холма.

Интернет стал дубиной народной войны. В прошлых заметках я вспоминал гражданина, написавшего матерное обращение с требованием «вернуть рынду». Но ведь самое занятное, что гражданину ответили. Ответил Путин, и ответил вежливо. И рынду вернули! Кажется, что почти ничего тайного в нашей жизни не осталось. Не благодаря «Викиликс», а благодаря собственному неравнодушию. Как теребил всех без конца по всем вопросам Навальный! Благодаря интернету удалось выгнать чиновника, заставлявшего учеников целовать себе ботинки. Прищучить тех прекрасных господ, которые просто скинули в силосную яму посылки для погорельцев.

Когда стали гореть деревни и гибнуть люди, многие вспомнили о старой традиции помогать погорельцам, и вещей собрали действительно очень много. Но кресло и должность творят чудеса. Посадишь человека в кресло, дашь должность — и он превращается в сволочь. Сволочи и побросали в яму посылки.

Только благодаря интернету мы узнали, как малолетние дебилы издевались над пожилой учительницей физкультуры. Но взрослые-то обо всем знали. Они и есть главные виновники, а дети — просто зеркало взрослой жизни. Нельзя же всерьез думать, что 14-летний мальчик организовал карнавал на Манежной.

Про интернет говорят как про большую помойку. Но если бы в него не кидали все подряд, то мы многого просто не знали бы. Наше знание стало инструментом давления на власть, и с его помощью чего-то добиться все-таки удается. И обращение к Путину или Медведеву теперь уже не всегда выглядит как «на деревню дедушке». Кто-то считает основоположником жанра майора Дымовского — пускай. Зато у граждан появился рупор. Из этих криков в сетевой мегафон мы узнали, как маленький «неведомственный» ребенок умер, пока искали больницу, где ребенка приняли бы. А чтобы положить другого ребенка в больницу в Москве, его отец шесть часов стоял в очереди за дурацкой справкой, а его мать потом две недели спала в больнице на стуле.

Высшие руководители, может, и рады были бы промолчать, но молчание лишь усиливает резонанс. Новости, родившиеся таким экзотическим образом, попадали и на телевидение. Даже общение с народом Владимира Путина запомнилось самому народу в первую очередь благодаря рассказу Ивана Хренова из Иванова. В этой мутноватой истории резания правды-матки прямая и обратная связь с народом достигли небывалых высот: ведь не только Хренов «дозвонился» до Путина, но и Путин позвонил простому кардиологу Хренову.

Оборотной стороной этого «тренда» стали интернет-провокации вроде Кати-Муму. Но тут уж что скажешь? Муму составила бы неплохую пару Анне Чэпмен. И та и другая — бойцы невидимого фронта. Теперь еще надо, чтобы Катя вслед за Аней стала руководителем «Молодой гвардии» и начала сеять «позитив» и «улыбки на лицах».

…Граждане боролись не только в виртуальном пространстве. Авария на Ленинском — концентрат ненависти с одной стороны и презрения с другой. Потому что мигалки — это символ презрения, ДТП с ЛУКОЙЛом — символ разницы между мигалкой и «немигалкой», а «синие ведерки» — символ ненависти к тем, кто эту разницу создал. Я, кстати, был одним из немногих, кто не готов обвинять во всем «мерседес» Баркова, только потому что он «мерседес». Но мы же говорим о символах. Люди реагируют на сигналы! Даже если у «мерседеса» нет никакой мигалки, он все равно ее как бы имеет. Пробки возникли не из-за мигалок, да и вообще большинство мигалок — чистая липа, но люди легче смирятся с пробками, если будут знать, что мигалок больше не существует — ведь мы же говорим о символах.

Вот еще один — разговор Путина с Шевчуком. Вы помните, о чем именно они говорили? Даже если помните (а говорили они про 31-е число), то манера Владимира Владимировича был столь неповторима, что и слова не важны. Этот разговор тоже войдет в историю не только 2010 года. Про такие разговоры вспоминают, подводя итоги биографии.

О самом 31-м, думаю, особо напоминать не стоит. Оно символизировало все и сразу. И власть, и оппозицию с ее братаниями и руганью, с ее справедливостью и ее одиночеством. Ее аквариумным существованием, когда за стенками аквариума не только низость властей, но и полное равнодушие остального общества ко всему.

Впрочем, общество нашло повод выйти на улицы и показать себя. Знаю, что многие считают события на Манежной постановкой. На мой взгляд, это такая же ерунда, как и полное спокойствие Суркова на сей счет. Он думает, что все контролирует. Либералы с тоской думают, что Сурков все контролирует. Это огромная ошибка! Бытовое убийство выступило в роли рентгена, даже томографии. Процессы внутри нашего организма нам часто не то что не видны — мы и не подозреваем о них и о том, что уже больны. А тут, бац — картинка.

В стране нет единства. Условно славянская Россия терпеть не может условно кавказскую Россию. Фактически это разные страны. На Манежку шли с радостью. Кто-то, конечно, по дури, кто-то по приколу. Но шли все равно с охотой. Однако беда не только в этом. Беда в том, что те, кто никуда не пошел, сидя дома говорили: правильно, гнать этих «черных» на хрен!

А государству милее модернизация. Больше похожая на Перестройку. Когда доперестраивались до полного развала, просто не зная, что и куда перестроить. Но 25 лет назад этого никто не знал. А сейчас никто особо и знать не хочет — в этом разница. Символ перемен — переписка в «Твиттере» во время Госсоветов и установление личности червяка в тарелке губернатора Зеленина. «Твиттер» заменил нам все. Президент делает на работе то же, что и офисный планктон: «Твиттер», «Фейсбук», чаты, форумы. А еще наша модернизация — это Незнайка в качестве талисмана российского павильона на выставке EXPO в Шанхае. И Петрик. Пока нобелевские лауреаты Новоселов и Гейм делают важнейшие открытия за границей, дома чудо-Петрик добывает конфеты из говна.

И под бой курантов — о нас, журналистах. В 2010 году было два главных журналистских события. Избиение Олега Кашина и выступление Леонида Парфенова. История с Кашиным — я совершенно точно это знаю — напугала многих больше, чем если бы его просто убили. Потому что мы все видели ту пленку, и весь ужас целенаправленного калечения человека все невольно примерили на себя. И многим угрозы уже не нужны — они поостерегутся лезть на рожон сами.

Речь же Парфенова была талантлива и правдива. Но прекрасны были не только его слова, но и волнение, с каким они говорились. Потому что сказать правду нынче — веский повод для волнения и для того, чтобы стать героем. И конечно, не менее выразительна, чем Парфенов, была абсолютная пустота, куда его слова канули. Пустота, наступившая в ту же секунду, как он закончил.

Такой вот год. Год, про который можно было бы написать еще пару объемных томов одних только тезисов. А можно из-за одной лишь отставки Лужкова признать его неординарным. И раз уж я, кстати, вспомнил Юрия Михайловича, павшего последним бастионом «лихих 90-х», то хотел бы сказать и о своих предчувствиях. Лужков ушел после 18 лет правления, когда целое поколение успело заново родиться и окончить школу, не зная другого мэра столицы! Но все-таки… нет ничего вечного в нашей жизни. Мне кажется, в 2011 году нас ждет что-то необычное. И не уверен, что непременно плохое. Двойной символ года в виде Кота и Кролика — не обязательно символ торжества тандема. Можете считать это хотя бы даже и новогодним тостом.

АНТОН ОРЕХЪ