На Дальнем Востоке и в Сибири прошли самые масштабные российские военные учения за последние 37 лет, то есть после 1981 года. В них приняло участие около 300 тысяч военнослужащих, 36 тыс. танков, БТР и других машин, больше 1 тыс. вертолетов, самолетов и беспилотников, два флота - Тихоокеанский и Северный флоты, а также Воздушно-десантные войска. Участвовали и китайцы, которые теперь снова «братья навек». Возникает резонный вопрос, особенно на фоне ассоциации с 1981 годом, который стал последним «безмятежным» годом для СССР (через год умрет Брежнев, начнется «гонка на лафетах», а там и перестройка): не надорвемся ли мы в новой гонке вооружений, как надорвался Советский Союз? Считается ведь, что надорвался.

Кому-то военные игры на фоне пенсионной реформы покажутся особенно неуместными. Мол, вот куда идут наши пенсии. Да и ситуация в экономике оставляет желать лучшего, мягко говоря. Может, не надо «бряцать оружием», а сократить военные расходы и начать больше вкладываться в «человеческий капитал»? Вот Советский Союз втянулся в гонку вооружений в США — и кончилось это для него печально.

С другой стороны, есть известная поговорка: те, кто не хотят кормить свою армию, будут кормить чужую (как в прямом, так и в переносном смысле). Что может встать куда дороже.

Кстати, тезис о «втягивании» СССР в изнурительную гонку вооружений впервые как раз и появился в США, им оперировал Рейган, когда затевал свои «звездные войны», напугав «кремлевских старцев», а еще раньше многомудрый Киссинджер.

Какую роль на самом деле роль сыграли «непомерные военные расходы» в кончине Советского Союза? Какое-то время назад этот тезис считался самоочевидным и не подвергался сомнению. Мол, да, мы надорвались.

На самом деле, толком непонятно, сколько именно СССР тратил «на войну». На уровне ощущений — непомерно много. В годы перестройки ее «прорабы», а также самый главный начальник Михаил Горбачев произносили умопомрачительные цифры: от 19 до 23% и даже трети ВВП (последняя цифра принадлежит начальнику Генштаба Лобову, который назвал ее в 1991 году). Официальная статистика эти цифры, правда, не подтверждает, указывая долю военных расходов к ВВП от 2,6% (в 1968 году, в начале брежневского «застоя») до 3,2% в 1987 году. ЦРУ давало промежуточную оценку. В 1960-70-х года — на уровне 6-8% (что было на 1-2% меньше по доле к ВВП, чем тогда в США, которые вели Вьетнамскую войну). В конце 1970—середине 80-х – на уровне 12-17% ВВП. Впрочем, ЦРУ доверять тоже не стоит. Непонятно, откуда они брали эти цифры, СССР был закрытой страной. А аналитики из Лэнгли показали свою «адекватность» хотя бы тем, что проморгали и не смогли предсказать распад СССР на фоне полного краха его экономики. А завышение уровня военных расходов СССР могло служить основанием для наращивания таких расходов самими США. Даже оценки ЦРУ расходов на вполне конкретную Афганскую войну разнились в разы.

В самом конце существования СССР, когда советское руководство в рамках «гласности» стало в большей мере открывать военные расходы, разброс их оценки сузился – до 7-8,1% по доле в ВВП. При этом не учитывалось, что предприятия советского ВПК работали еще и «на гражданку», выпуская макароны («калибра» 7,45), телевизоры, пылесосы, радиоприемники, печи СВЧ (это уже в самом конце), чего сейчас многого не выпускают, сдав рынок китайцам. Доля гражданской продукции в военном производстве в СССР доходила до 40-45%. Научные разработки также использовались и там, и там. С другой стороны, советское военное производство явно работало «с избытком», наклепав, например, такое огромное количество танков, которого никак не требовалось по всем меркам современных войн и которые потом пришлось в массовом количестве списывать. Примерно то же самое произошло с ядерными ракетами.

В ВПК мы денег точно не считали, столь прочно в головах правящей номенклатуры сидел лозунг Великой Отечественной войны (а она по большей части была из военного поколения) «Все для фронта, все для победы!»

По доле к ВВП советские военные расходы в самом конце существования СССР были на 2-3% выше, чем доля военных расходов к ВВП в США, при том, что бюджет США, как и сейчас, превосходил советский в разы. Является ли это подтверждением тезиса о том, что Советский Союз «надорвался» именно из-за этого?

Думаю, сам по себе в отдельности этот фактор не мог подкосить СССР. Сошлись несколько обстоятельств. Например, антиалкогольная кампания, начатая Горбачевым в 1985 году, хотя стратегически и была правильная (но только не в тех формах, как это делалось), в краткосрочном плане привела к концу его правления к потерям бюджета в размере не менее 20 млрд рублей (в 1985 году доля доходов от реализации алкогольной продукции составляла не менее 4% ВВП, что сопоставимо с военными расходами). Даже по самым максимальным оценкам конкретно «афганская кампания» обошлась стране дешевле, если говорить о прямых расходах (и потерях). Потери от продажи алкогольной продукции, в свою очередь, были примерно равны потерям доходов от падения мировых цен на нефть, которые произошли в середине 80-х.

Ни один из этих факторов в отдельности не смог бы сокрушить СССР. Однако они все вместе, плюс «национальный вопрос», наложились на некомпетентность советского руководства, его неспособность выработать адекватный ответ вызовам времени, на прогнившую уже к тому времени и окончательно впавшую в маразм «административно-командную экономику», а также в целом неэффективную систему управления страной.

Сочетание сразу нескольких неблагоприятных факторов, при том, что «точка невозврата», по моему мнению, была пройдена до Горбачева – примерно во время сворачивания «косыгинских реформ» в начале 70-х, призванных оживить советскую экономику, – все это в совокупности сделало крах СССР практически необратимым к концу 1980-х. Даже если бы мы свернули тогда все военное производство, это, например, не ликвидировало бы бюджетный дефицит, накопившийся к тому времени в СССР.

По причине в том числе никак не оправданного с точки зрения состояния экономики роста доходов населения, а также масштабных и порой неоправданных инвестиций, в том числе в «мегапроекты», в целом неэффективности советской экономики и огромных потерь от банального бардака и «безхозяйственности».

Теперь перенесемся в наши дни.

По данным Минобороны, в текущем году военный бюджет страны составит в пересчете на доллары 46 миллиардов, что эквивалентно 2,8% ВВП. Это (если опять же в долларах) в абсолютных цифрах меньше, чем бюджет Великобритании (около 60 млрд), но больше, чем у Франции и Германии (примерно по 40 млрд). При этом у Германии доля военных расходов в ВВП немногим превышает 1%. Есть, правда, и другие оценки наших военных расходов. Так, Центр стратегических разработок называет цифру 3,1% ВВП. Стокгольмский институт исследований проблем мира (SIPRI) — 4,3% от ВВП (это данные за 2017 год; для сравнения – доля их в США 3,1%, в Китае – 1,9%, в Турции - 2,2%, а вот в Саудовской Аравии – 10%). При этом в России в этом году – максимальное количество за последние 12 лет засекреченных статей расходов бюджета на оборону и безопасность. Частично такие расходы могут быть скрыты и в «мирных разделах» бюджета. В целом секретные статьи расходов от всего бюджета страны составляют примерно 17%, а доля закрытых расходов на оборону и безопасность в соответствующих его разделах достигают примерно 38%. Если в долях к ВВП, то доля засекреченных бюджетных трат у нас составляет 4,75% от ВВП. Это, мягко говоря, «до фига».

Так что со столь высоким уровнем секретности (например, засекречена половина фундаментальных и прикладных исследований) трудно оценить точную долю военных и сопутствующих расходов в ВВП. Однако порядок цифр говорит о том, что сами по себе их вряд ли стоит считать критически «неподъемными» для российской экономики даже в ее нынешнем состоянии.

Однако их сокращение, пущенное, условно говоря, на «проедание», не изменило бы социальную картину в стране кардинально. Это был бы «паллиатив». Другое дело, что сопоставление социальных и военных — а также вообще в целом на силовиков и госаппарат – расходов многое говорит о направленности функционирования самого государства.

Если взять социальные расходы, без учета ассигнований на медицину и образование, то при сопоставимой с европейскими странами (скажем, с той же Францией) доле в ВВП и в абсолютных цифрах военных расходов, доля социальных трат разительно меньше. Страны развитого капитализма на нашем фоне выглядят «социальными государствами», хотя соответствующее положение записано в нашей Конституции, а не в их. В среднем по странам ЕС доля государственных социальных затрат к ВВП составляет 29-30%. Во Франции эта доля наибольшая – 34%, даже выше, чем с Скандинавских странах. Наименьший показатель — в относительно бедных Румынии, Латвии, Литве и Эстонии (от 14 до 16%).

Российские власти не очень любят такой показатель, как доля социальных расходов к ВВП, предпочитая оперировать долями расходов в бюджете. По этому показателю (опять же без учета медицины, а также образования, расходы, на которое, кстати, в доле к ВВП, если говорить об официальных цифрах, выше, чем на оборону), ассигнования из бюджета на социальную сферу немного превышают расходы на оборону – 36,4% и 29% соответственно. Однако если мерить по доле к ВВП, то наши социальные расходы – это немногим более 5% от ВВП, что намного хуже, чем в самой бедной стране ЕС Румынии.

Можно ли сделать вывод, что социальную сферу «объедает» именно российский ВПК, а при радикальном сокращении оборонных расходов социальное положение россиян резко выправится? Если и выправится, то лишь отчасти. Притом, что далеко не факт, что сэкономленные от «оборонки» средства пошли бы именно в социальную сферу, а не какие-либо другие «важные государственные задачи» в соответствии с приоритетами правящей бюрократии. С одной стороны, поддерживая в абсолютных цифрах (и по доле к ВВП) военные расходы на уровне французских, Россия имеет доходы бюджета в несколько раз меньше французских, а с Америкой (которая остается главным в глазах российских властей геополитическим противником) даже сравнивать бессмысленно.

Однако именно военный фактор (и прежде всего ракетно-ядерный потенциал) остается тем главным аргументом, с помощью которого Россия позиционирует себя в мире. С ней приходится считаться. Другое дело, что это вот «приходится считаться» можно трактовать по-разному.

Одним достаточно спущенного сверху понимания того, что «никто не посмеет нам навязывать свою волю», другие будут задавать вопросы о том, можно ли было вот это «с нами считаться» как-то капитализировать с большей пользой для российской экономики и ее граждан, нежели сейчас. А не за счет экономики. Для этих людей «заставить считаться» не является самодостаточной целью. Вон Швейцария, к примеру, «заставила с собой считаться» тем, что стала мировым финансовым центром. Китай «заставил с собой считаться» сначала 7-12-процентным ростом экономики, став «всемирной мастерской», и лишь затем, в самое последнее время начав наращивать свою военную мощь. Но у нас, как известно, другая геополитическая судьба. И хотя мы еще сравнительно недавно даже хотели стать «мировым финансовым центром» (в Москве), сейчас говорить об этом на фоне санкций уже просто нелепо.

Если рассуждать чисто гипотетически, абстрагируясь даже от нынешней международной обстановки и скверных отношений с Западом, помогли бы «конверсия» и «разоружение» нынешней российской экономике вообще и социальной сфере, в частности, то ответ на этот вопрос будет примерно таким же, как в случае объяснения причин краха СССР.

У современной России слишком много «застарелых болезней», так что одним только «разоружением» их не вылечишь. К тому же надо понимать, «под что именно» разоружаться? Под какое будущее? Под какие отношения с соседями как с Запада, так и Востока? Возможно ли в принципе выстраивать эти отношения вне или с меньшими упором на «силовой фактор»?

Если да, то как это сделать? Какие внутренние перемены должны настать в самой России, чтобы перейти к такой «конверсии»? Если переиначить известную фразу о том, что «война» (в данном случае военный бюджет и поддержка силовых структур) есть продолжение политики иными средствами.

Нынешней российской экономике, есть основания полагать, куда дороже обходятся коррупция, огосударствление экономики и низкий уровень конкуренции в ней (монополизация), неэффективность, а порой и откровенная некомпетентность госуправления, отсутствие справедливого независимого суда, засилье бюрократии и вмешательство силовых структур в хозяйственные процессы, чем даже самые масштабные и дорогостоящие военные учения. Но за шумом учебной и не только учебной «канонады» серьезных обсуждений этих проблем не слышно.

Георгий Бовт