Как российская экономика, о поражении которой в глобальной конкуренции заявил глава Сбербанка Герман Греф, собирается искать резервы для стабилизации и роста

На Гайдаровском форуме случился крупный скандал. Руководитель Сбербанка Герман Греф заявил о том, что Россия стала страной, проигравшей в глобальной конкуренции. Будущее, по мнению Грефа, наступило слишком быстро, так что бывшая «энергетическая сверхдержава» не успела к нему адаптироваться.

Греф признался, что подумал об этом, когда впервые сел в американский электромобиль Tesla. По его словам, технологический разрыв между ведущими экономиками и отстающими странами может оказаться сегодня больше, чем в эпоху индустриальной революции конца XVIII века. И единственный шанс побороться за будущее — это изменение всей государственной системы и всех социальных институтов начиная с системы образования, которая сегодня не только неэффективна, но и работает исключительно на экспорт талантов. Греф также охарактеризовал Россию как страну-дауншифтера — последний термин обычно указывает на человека, отказавшегося от карьеры и конкуренции ради «жизни для себя».

Заявление Грефа вызвало множество комментариев. Большинство российских чиновников опровергают его слова и призывают к умеренному оптимизму. Вице-спикер Госдумы Николай Левичев потребовал сделать организационные выводы — по его мнению, Греф должен теперь уйти в отставку. Как эксперты оценивают перспективы российской экономики в 2016 году?

Хуже, чем в 1998‑м?

«Мы и близко не наблюдаем того, что творилось в экономике в 1998 году», — заявил премьер-министр Дмитрий Медведев. Многие экономисты скептически относятся к такой оценке нынешних событий. Хотя сегодня о государственном дефолте речи не идет, у российской экономики не просматривается будущего, а более тревожный знак для страны представить себе трудно.

«К 1998 году все самые тяжелые структурные реформы, пусть и другого рода, чем нам требуются сейчас, были уже проведены. Не было санкций, цикл низких цен на нефть заканчивался. Сейчас же все только начинается», — говорит директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев.

Экономическая ситуация 1998 года была намного лучше, чем сейчас: девальвация позволила задействовать свободные советские мощности и резко увеличить конкурентоспособность производства, добавляет директор Банковского института НИУ ВШЭ Василий Солодков. «Сейчас эти мощности развалились или оказались распилены, в стране абсолютно страшный инвестиционный климат: в 2016 году ожидается отток капитала еще на 50 миллиардов долларов. В таких условиях никакого роста производства, конечно, не будет».

В 2016 году продолжат действовать западные санкции, несмотря на некоторый отход этой темы в тень. «По прошлому году влияние санкций на сокращение поступлений валюты в страну примерно равноценно влиянию падения цен на нефть, хотя наши руководители обращают внимание именно на нефтяные котировки. За счет более быстрого погашения внешнего долга мы потеряли 70 миллиардов долларов», — объясняет замдиректора института «Центр развития» НИУ ВШЭ Валерий Миронов.

Перспективы экономического роста — вот та линия, по которой проходит главное различие между нынешним кризисом и кризисом конца 1990‑х. «В этом плане на этот раз нам будет тяжелее, — говорит Николаев. — И по глубине кризис будет тяжелее, просто он будет выглядеть не как кратковременное резкое падение с последующим отскоком, а как длительное и чувствительное погружение». В общей сложности, по прогнозам ФБК, рецессия продлится 4—5 лет, то есть как минимум до 2018 года. В этом году нас ждет спад на 2—3% ВВП, по другим прогнозам — на 3—4%.

Экономика продолжает отыгрывать падение цен на нефть, которое, кстати говоря, пока не торопится заканчиваться. «Еще в 2011—2012 году расчеты ЕЦБ показали, что рост цен на нефть на 10% дает 1,27% прироста российского ВВП. Если зеркально отразить снижение цен на нефть, взяв хотя бы 50%, то кумулятивно шок должен дать сокращение ВВП на 8%», — говорит Миронов. Затяжная стагнация, которая еще недавно была главным страхом экономистов, сегодня кажется чересчур оптимистичным сценарием.

С 2014 года кризис успел проникнуть во все сектора экономики. Девальвация немного сгладила удар в отдельных отраслях — в химической, фармацевтической, пищевой, — но в ключевых сферах — машиностроении, строительстве, в сфере услуг царит тоска, говорит Николаев. Нестабильно выглядит банковская система: госбанки получают рекордно низкую прибыль или вовсе терпят убытки, говорит Солодков:

«Серьезный кризис в банковском секторе уже начался: за год отозвано более 10% лицензий участников рынка, волатильность процентных ставок и валютных курсов зашкаливает. Налицо и банковский кризис, и валютный кризис, и сейчас вот подбирается финансовый кризис в связи с падением цен на нефть и доходов бюджета».

Следствием перечисленных проблем в текущем году может стать банкротство одного из системообразующих банков, которое вызовет масштабную панику среди вкладчиков. «Вероятность такого расклада довольно-таки существенна: крупное падение цен на нефть создает такие риски, которых нет даже в стресс-сценариях Центробанка», — объясняет Миронов из ВШЭ.

Без денег в казне

Из макроэкономических параметров наибольшие опасения вызывает состояние федерального бюджета, буквально трескающегося от многочисленных диспропорций. «Я бы ориентировался на то, что дефицит бюджета в текущем году не превысит 5%. Но это не значит, что ничего страшного не происходит. Бюджет останется дефицитным и на 2017 год, когда с учетом ограниченности источников покрытия дефицита проблемы с балансированием будут еще более сложными», — считает Игорь Николаев из ФБК.

Внутренние источники заимствования крайне ограниченны, внешние — фактически закрыты. Сводить концы с концами федеральной казне могло бы помочь дальнейшее обесценивание рубля, но около 1/3 потребительской корзины по-прежнему состоит из импортных товаров, а разжигать инфляцию власти не хотят. Остается, по большому счету, только дальнейшее урезание расходов и использование накопленных резервов.

В этом году мы увидим противостояние между Минфином, придерживающимся политики жесткой экономии, и другими ведомствами, отчаянно цепляющимися за свои тающие бюджеты. «Возможности тут очень ограниченны: за короткое время реализовать сокращения, скорее всего, не удастся — это очень болезненно. Но секвестра на 10% явно не хватит», — полагает советник по макроэкономике «Открытия-брокер» Сергей Хестанов.

Резервный фонд, с другой стороны, будет исчерпан уже в 2016 году, затем будет вскрыт и ФНБ, полагает Николаев. «Я допускаю, что до 2018 года в резервах что-то останется — будут нещадно резать расходы. Причина здесь чисто политическая — нужно продержаться до выборов весной 2018 года, к которым уже все будет потрачено».

Другой возможный источник пополнения федерального бюджета — частичная приватизация. Но низкая цена российских активов и нежелание отдавать контроль над «Газпромом» или «Роснефтью» будет стимулировать правительство к тому, чтобы сначала расходовать ликвидные запасы, считает Миронов. К тому же кризисная ситуация в экономике снижает спрос на отечественные активы, поэтому реальных возможностей привлечь большие деньги через этот инструмент у государства нет, сходятся эксперты.

Вариант с запуском печатного станка, несмотря на все более настойчивые предложения, по-прежнему кажется радикальным. «Эмиссия без включения ограничений на движение капитала вряд ли к чему-либо приведет. Иначе мы переходим к мобилизационной плановой экономике, а это уже совсем другой разговор», — поясняет Миронов. Но если проблемы с бюджетом продолжат неконтролируемо нарастать, после 2018 года можно ожидать чего угодно.

«Дефицит — это ситуация, когда государство не может выполнить свои обязательства. Ярче всего это выражается в виде задержки пенсий, зарплат бюджетников. Дефицит в 3% — это критическая величина: в этих пределах бюджет остается устойчивым и управляемым, а как только отметка превышена, риски сильно возрастают», — объясняет Сергей Хестанов. Власти постараются принять все возможные меры, чтобы удержать дефицит в допустимых пределах, но если цены на нефть еще долго продержатся ниже $30 за баррель, он поднимется значительно выше 5%.

Стрессовый сценарий

Можно бесконечно говорить о долгожданном освобождении от сырьевой ренты, но любая экономическая аналитика в российском контексте рано или поздно упирается в прогноз о состоянии рынка энергоносителей. Базовый сценарий на следующий год, по оценкам экспертов, колеблется где-то вокруг диапазона в $30—40 за баррель. Но в ближайшем будущем в игру вернется Иран, и точную реакцию рынка на это предсказать пока невозможно.

«Иран до введения санкций в 2012 году имел поставки в Европу, затем его долю заняли Саудовская Аравия вместе с Россией. Теперь война скидок практически неизбежна. Огромная интрига заключается в том, какие именно скидки сможет предложить Иран», — объясняет экономист Сергей Хестанов. Есть основания для определенных оценок: некоторые страны, например Китай, не поддержали санкции против Ирана, но покупали его нефть с дисконтом, который доходил до 50%, говорит эксперт.

В предельном варианте эта оценка предполагает возможность снижения стоимости нефти в 2 раза — до $14,5 за баррель, если исходить из сегодняшних цен. Для государства это катастрофический сценарий — при таких ценах нефтедобывающие компании освобождаются от налоговой нагрузки, а бюджет лишается значительной части поступлений. При этом проблемы возникнут и у самих производителей: большая часть базовых месторождений давно вошла в фазу старения, рентабельность на них постоянно снижается.

Неизвестно, насколько агрессивным будет демпинг Ирана, но нельзя исключать и такой вариант, считает Хестанов: «За годы эмбарго Иран сильно изголодался по валюте. Он готов рваться на внешний рынок, быстро наращивая экспорт: сначала до 500 тысяч баррелей, через какое-то время — еще на миллион». При определенном раскладе это будет означать двукратное увеличение дисбаланса между спросом и предложением.

Периферия нормального мира

В социальной плоскости дела обстоят не лучше: падение уровня жизни в текущем году продолжит набирать обороты. Реальные располагаемые денежные доходы сократятся на 10% против 5% в 2015 году, также ускорится падение реальных зарплат, прогнозирует Николаев. Ключевыми факторами станет индексация пенсий значительно ниже уровня фактической инфляции, а также более жесткая политика бизнеса — затяжной характер кризиса вынудит работодателей более решительно идти на сокращение издержек.

С точки зрения населения, главный риск — по-прежнему инфляция, считает доктор экономических наук Евгений Гонтмахер. Рост цен ощущается людьми гораздо более значительно, чем говорит нам официальная статистика. Второй момент — это то, что происходит с социальными льготами населению, особенно на местном уровне.

«В 2016 году социальные факторы перекрывают макроэкономику. Если подходить к вопросу чисто бухгалтерски, то бюджет можно и ополовинить — срезаешь все расходы — и до свидания. Но текущий год будет годом очень большого социального напряжения. В организованные движения все это не выльется, но постоянные локальные всплески, как мы видели в Краснодаре, где на улицы вышли пенсионеры, или у дальнобойщиков в прошлом году, будут заметно усиливаться», — прогнозирует Гонтмахер.

Эксперты признают, что ключ к реформам сегодня находится в руках единственного человека. Готов ли Путин потратить на них часть своего рейтинга? «Я в этом сильно сомневаюсь, — говорит экономист. Степень запущенности страны очень высокая, деградация жизни идет быстрее, чем расходуются резервы. И если подождать до президентских выборов, может быть уже поздно — цена за реформы будет просто запредельной». А это означает, заключает эксперт, что при бездействии властей мы уже через год бесповоротно отстанем от развитых стран и превратимся в дальнюю окраину нормального мира.

Арнольд Хачатуров