Сергей Алексашенко — о самочувствии рубля, продовольственной инфляции, иранской нефти и российском среднем классе

Если послушать первых лиц государства и правительства, министров экономического блока, то создается впечатление, что российская экономика быстро отходит от того шока, что она испытала минувшей зимой в результате обвала рубля и взлета цен.

Ощущения рядовых граждан, как свидетельствуют соцопросы, несколько иные: люди вынуждены экономить на всем, включая еду, стонут под гнетом набранных сгоряча кредитов, с трепетом ждут очередного подорожания услуг ЖКХ, опасаются потерять работу, если уже ее не потеряли…

Полугодовой рубеж — хороший повод порассуждать о том, пройден ли пик кризиса, или впереди — новые потрясения. В собеседники мы выбрали известного экономиста, бывшего первого зампреда Банка России Сергея Алексашенко.

— C какими результатами российская экономика закончила первую половину 2015 года?

— Мне кажется, что хороших новостей, связанных с ее нынешним состоянием, не так много. Наблюдается устойчивый спад, который начался в середине прошлого года и продолжается до сих пор. Конечно, он не такой обвальный, как в 2008—2009 годах, но он устойчивый, более продолжительный и равномерный. Если в начале 2015 года на фоне взлетевшей инфляции и упавшего розничного товарооборота были еще относительно хорошие данные по жилищному строительству, по промышленному производству, то сейчас ситуация иная. Доходы людей, инвестиции, розничный товарооборот, промышленное производство — все снижается.

— А как же правительственные заклинания о том, что падение экономики остановилось и ситуация стабилизируется?

— Пока у меня нет никаких оснований считать, что наступает какой-то перелом, разворот, что дно достигнуто. Наоборот, экономический спад набирает скорость, вовлекая все новые секторы. В реальном секторе ничего позитивного не просматривается. Вроде бы пик инфляции пройден, но она все равно составляет 15% в годовом измерении. Банки продолжают банкротиться, прибыли у них нет, вся прибыль уходит на создание резервов по плохим долгам. Я пытаюсь найти что-то хорошее, но мне кажется, что общее настроение российской экономики достаточно пессимистичное.

— Можно ли говорить о том, что ситуация на валютном рынке стабилизировалась?

— Да, можно. Рубль ведет себя сравнительно устойчиво, Центральный банк даже прикупает валюту. Никакого ажиотажного спроса на доллары и евро нет. Многие предприятия, которые закупали валюту в конце прошлого года, весной ее продавали. Но это не означает, что ситуация будет такой вечно.

— И куда дальше будет дрейфовать рубль?

— Вниз. Для того чтобы рубль начал укрепляться, экономика должна быть все-таки заметно сильнее.

— А могут ли в нынешнем году случиться новые скачки курсов валют, подобные тем, что были в конце 2014-го?

— Конечно, могут. Для этого достаточно нефти подешеветь, например. Или у нас есть такой феномен, как сезонное повышение спроса на валюту, которое обычно происходит в августе-сентябре. В целом у рубля гораздо больше шансов ослабнуть, нежели вырасти. Все надежды на рост курса рубля связаны либо с отменой санкций, чего не намечается, либо с подорожанием нефти. Гадать здесь бессмысленно.

— Как на нашу экономику повлияли западные санкции и российское ответное эмбарго?

— В случае с эмбарго прослеживается достаточно четкий эффект: оно раскрутило продовольственную инфляцию, однако нельзя сказать, что вклад этого ценового скачка в общую ситуацию был самым большим. По оценкам Минэкономразвития и Центрального банка, в прошлом году примерно 2—2,5% прироста инфляции объясняются контрсанкциями. Самое печальное, к чему привели контрсанкции: это то, что резко уменьшился ассортимент продовольственных товаров, плюс упало их качество. Соответственно, снизилось качество жизни. Можно сколько угодно радоваться тому, что у нас количество сырных продуктов увеличилось на 30%. Но сырные продукты — совсем не то же самое, что сыр. Почему-то есть их не очень хочется. Не говоря уже о том, что очень многие товарные позиции исчезли, причем напрочь.

Что касается западных санкций, то те из них, что направлены против ВПК и нефтегазового сектора, рассчитаны на перспективу. Неполучение военно-промышленным комплексом каких-то комплектующих не может сказаться на нем быстро, поскольку у любого оборонного предприятия есть определенный их запас на складах. Когда этот запас закончится — через полгода, через год — мы не знаем, так как вся статистика ВПК достаточно закрытая.

А вот эффект от финансовых санкций уже очень заметен, поскольку российские банки и компании не могут привлечь внешнее финансирование и при этом вынуждены регулярно платить по долгам. В четвертом квартале прошлого года сумма платежей составляла 10% ВВП, в 2015 году будет около 5% ВВП, в следующем году ожидается 3% ВВП. Это оказывает заметное давление на экономику, заставляя ее отправлять сбережения на оплату долгов, а не на развитие.

— Какие отрасли лучше себя чувствуют в нынешних условиях, какие хуже?

— Думаю, лучше других из наших отраслей чувствует себя связь. Достаточно неплохо — железнодорожный транспорт, объемы грузовых перевозок упали не сильно. Также сельское хозяйство, пищевая промышленность, вдохновленные снижением конкуренции товаров из-за рубежа. Наверное, на этом все. Остальные чувствуют себя плохо — с разной степенью негатива.

— В России сложилось достаточно серьезное социальное неравенство, нет по-настоящему мощного среднего класса. Насколько этот фактор значим для экономики?

— Средний класс — это становой хребет предпринимательства, мелкого и среднего бизнеса, который по всему миру создает основу экономического роста. Не могут в стране каждый день появляться «норильские никели» и «газпромы». Они есть по одному, и все, новых не будет. Экономический рост связан с появлением предприятий, делающих то, что никто больше не делает. А если среднего класса нет, то и некому развивать бизнес.

— Какие основные финансово-экономические риски сейчас для нас актуальны?

— Есть достаточно высокий риск снижения цен на нефть. Это связано с тем, что с Ирана вот-вот снимут санкции, и он будет готов к выходу на мировой рынок со своей нефтью. А в мире и так предложение «черного золота» сильно превышает спрос. Иранская нефть может снова обвалить цену барреля. Этот риск нельзя недооценивать.

— Есть ли у российской экономики какие-либо надежды на рост, или мы обречены пассивно ждать, что нефть снова подорожает?

— Экономика всегда стремится к росту. Если ей сильно не препятствовать, то она будет расти. Поэтому в принципе наша экономика, как и любая другая, имеет шансы на подъем. Другое дело, что любое правительство может в той или иной степени ей мешать, толкать в совершенно другую сторону, создавать препятствия и лишать надежды на рост. Мне кажется, что в России как раз правительство достаточно активно не дает экономике расти.

— Как это понимать? В России существует проблема плохого управления экономикой?

— Это о плановой экономике можно было говорить, что ею управляют — да и то с достаточно низкой степенью успешности. А сейчас экономикой вообще никто не управляет. А если бы кто очень захотел, то не смог бы. Другое дело, что российская экономическая политика не на высоте. Мне кажется, что основные проблемы у нас лежат не в области экономических решений. Главная беда российской экономики — это отсутствие защиты прав собственности. Третий год в стране падают объемы инвестиций, поскольку нет защиты прав собственности, нет независимого суда, нет политической конкуренции, нет независимых СМИ.

Это политическая повестка дня, здесь нет ничего экономического. Понятно, что, когда власти устраняют политическую конкуренцию или делают суды зависимыми, они думают не об экономике, а о чем-то другом. Но в результате экономика становится ущербной, и политическая система превращается в реальный тормоз экономического развития.

— Могут ли нынешние экономические трудности населения привести к каким-то политическим сдвигам в обществе?

— Мы видим, что десятипроцентное падение уровня жизни населения не вызвало особого социального протеста и никак не сказывается на рейтинге поддержки ни президента, ни правительства. Поэтому у меня на сегодняшний день нет утвердительного ответа на ваш вопрос.

— Как будет меняться экономическая ситуация в стране до конца года?

— Я не люблю фантазировать и не умею гадать на кофейной гуще. Я опираюсь на те факты и тренды, которые вижу. По состоянию на сегодняшний день российская экономика скатывается вниз: темпы спада в феврале—мае достаточно стабильные — 0,6—0,8% в месяц, или 7—9% годовых. Никаких признаков того, что в сентябре, в октябре или в декабре она начнет расти, нет. При этом я понимаю, что рано или поздно спад должен прекратиться. Вопрос в том, как глубоко к тому времени упадет экономика.

Евгений Андреев