Еще никто не пытался в XXI веке выдернуть страну из глобальной экономики и погрузить в автохтонную «идентичность»

Россия испытала сильнейший обвал национальной валюты с приснопамятного 1998 года.

По этому поводу меня часто спрашивают: «Что, уже дефолт?» И я обычно отвечаю, что нет, потому что с технической точки зрения дефолт — это невозможность государства обслуживать внешний долг, а эта перспектива пока не просматривается. Долг у нас низкий и резервов достаточно.

Но мои собеседники, не искушенные в экономике, обычно используют дефолт в качестве эвфемизма, заменяющего слово, которое в газете печатать нельзя. В этом смысле «дефолт» действительно наступил.

Доля внешней торговли в структуре ВВП — примерно половина. Это не только про нефть, газ, металлы и лес. Как и не только про айфоны и хамон (белорусский, конечно же). Есть несколько индустрий, которые составляют в последние годы неотъемлемую инфраструктуру нашего бытия, но едва ли выдержат «колебания курса».

Международный туризм. Все расчеты в долларах и евро. Спрос сокращается, цены по-хорошему нужно удваивать. Связанная индустрия — авиаперевозки. За последнюю неделю средняя стоимость авиабилета подорожала на 12,5%. Подчеркну — речь идет даже о перелетах внутри страны. Потому что авиакомпании платят за лизинг самолетов, их техническое обслуживание, а также по части кредитов в долларах и евро. Я не знаю, сколько в стране останется авиакомпаний, кроме «Аэрофлота», да и тот вытянет главным образом благодаря «роялти» в твердой валюте, которую он по советским еще соглашениям получает за пролет иностранных компаний над российскими просторами.

Связь, включая фиксированную, мобильную и наш любимый интернет, в значительной степени продукт иностранного производства. Наши компании покупают трафик у глобальных игроков, и теперь это очень дорого.

На федеральных каналах — три классических формата шоу: про еду, про ремонт и про шмотки. С едой понятно, стройматериалы, даже те, что производятся на территории России, состоят из импортных компонентов. А вот что мы будем носить, совсем непонятно: одежда у нас или непосредственно импортная, или из импортных тканей, не говоря уже о фурнитуре. Телевизор-то выкрутится, конечно: щи да каша, лубяная избушка, лапти, кокошник. Но, сдается мне, пипл все же хочет кушать, нормально одеваться и клеить на стены нечто отличное от старых газет.

И совсем драматичная ситуация — с лекарствами. Расфасовка у нас налажена, хотя далеко не по всем позициям, а вот сырье, основа — практически все зарубежного производства. К чему приводит экономия на необходимых таблетках, понятно: в лучшем случае — к еще более жесткой экономии на всем остальном.

В общем, в ближайшем будущем, которое уже наступило, мы столкнемся с резким падением уровня жизни. Мы все — начиная от верхнего среднего класса и заканчивая малообеспеченными (о слезах богатых разговор интересный, но отдельный).

Понятно, что это приведет не только к сугубо экономическим, но и к социально-политическим последствиям. Раздолье для радикальных лозунгов, что левого (взять все и поделить), что правого (во всем виноваты масоны) розлива.

Вот к этому власти готовятся, у них по традиции три союзника: телевизор, внутренние войска и регулярная армия. Может, от «цветных» неприятностей они режимы и спасают. Но настоящие революции, как известно, делают люди, обычно сытые, но которых три дня не кормили. Вспомните хоть Францию времен Людовика, хоть поздний СССР.

Вызовы слишком серьезные, а реакция власти и в первую очередь президента на них вялая и неадекватная.

Что делает Владимир Путин? Берет калькулятор и считает доходы бюджета, которые благодаря девальвации не падают даже на фоне обвала нефтяных котировок. Но у денег ведь есть не только номинал, но и покупательная способность, и если она падает, денег становится реально меньше, что бы и в каком количестве ни звенело и ни шуршало в кошельках.

Что делает правительство? Повышает налоговую нагрузку, особенно на малый бизнес, который при такой пляске курсов и сам бы вымер через полгода. Запрещает импорт еды. Строит мост в Крым.

Что делает Центробанк? Бережет резервы, чтобы из них при необходимости подкармливать госкомпании, и таргетирует инфляцию, которая возвращается в область двузначных цифр.

Это не технические ошибки, это идеология. Прямо сейчас мы наблюдаем попытку в XXI веке выдернуть страну из глобального контекста в какую-то автохтонную «идентичность». В прошлом веке это сделал Иран, но после смены режима. Наш эксперимент продолжается.

Алексей Полухин