Последние полгода журналисты и эксперты много пишут про «поворот на Восток», которым Россия пытается компенсировать испортившиеся отношения с Америкой и Европой. Под Востоком в первую очередь подразумевается огромный и все более мощный Китай.

Его экономические успехи, построенные на сочетании западных технологий с местной культурной спецификой и отличной от западной политической структурой давно вызывают наш всеобщий восторг и ужас одновременно.

И если сто лет назад Российская империя смотрела на Китай как на потенциальный объект колониальной экспансии: русские заселяли Харбин, а крейсер «Варяг» швартовался у военной базы в незамерзающем порту Дальний (Далянь), то сейчас все скорее наоборот. «Варяг» давно затонул, став символом конца той империи, а Китай из объекта покровительства сам все больше выглядит как покровитель и защитник от «плохого», не любящего нас Запада.

Китай — вот наша главная надежда и опора. Запад вводит санкции, мы сами в ответном порядке запрещаем пармезан, не беда — будем покупать китайское, благо много и дешево. Европейские партнеры всерьез задумались над диверсификацией источников сырья — не страшно, будем продавать нефть и газ на Восток.

Центр мира теперь на Тихом океане, рассуждают геополитики, знающие толк в дорогих западных напитках. Забывая упомянуть, что Тихоокеанский регион велик и помимо Китая к нему можно отнести и Австралию с Новой Зеландией, и Соединенные Штаты с Канадой, и уж точно Японию.

Тихий океан — это и Восток, и Запад одновременно, причем не только географически.

Возьмем ту же Японию. Казалось бы, Страна восходящего солнца, восточнее не бывает, ничуть не менее азиатская, чем соседние КНР и Северная Корея, но в литературе по мировой политике ее давно относят к Западу. Кто-то скажет, это потому, что она важный союзник США. Безусловно. Однако филиппинцы отнесены американцами к той же категории «основных союзников вне НАТО», что и японцы, по составу населения Филиппины — преимущественно католическая страна, но Западом, в отличие от Японии, ее никто не назовет.

Современная Япония — Запад, потому что ее города, дороги, скоростные поезда, компьютеры, автомобили такие же, как в Америке и Европе, и даже лучше.

Культурная специфика при этом никуда не делась, более того, стала достоянием всего мира. Так что суши в рационе американца прекрасно уживаются с гамбургерами.

Однако если Япония по факту уже стала Западом, почему это не может сделать Китай? Потому что он большой и противостоит Западу, возразят господа-геополитики, имеющие ответы на все вопросы. С первым спорить трудно: да, колоссальные размеры не позволяют Китаю быстро обеспечить хорошо оплачиваемыми рабочими местами и близким к европейскому уровнем жизни большинство населения, о чем не так давно в Лондоне сетовал председатель Си Цзиньпин. Но откуда взялся миф о вражде с Западом?

Постепенное, но верное сближение Пекина и Вашингтона началось еще при Никсоне, при Картере упрочилось установлением дипломатических отношений, и с тех пор, если не считать резко негативной западной реакции на разгон демонстрации на площади Тяньаньмэнь в 1989 году, развивается вполне успешно.

Разногласия между США и КНР, конечно, сохраняются — это нормально для отношений между странами, претендующими на роль great power.

Но вот уже четвертый раз в Пекине прошли китайско-американские переговоры о стратегическом партнерстве, приветствуя которые госсекретарь Джон Керри заявил, что в Вашингтоне больше не намерены занимается «сдерживанием» Пекина. США и НАТО не видят врага в Китае, в отличие от «Исламского государства» и России.

И кто, как вы думаете, из двух сторон — Америка или Китай — в большей степени настаивает на более ускоренном сближении и более тесном партнерстве? Правильный ответ — китайцы. Потому что — внимание — сотрудничество с Западом для них — важнейший источник развития и успеха.

Многие в России возмущены соглашением об ассоциации Украины с ЕС. Но что они скажут, когда через какое-то время похожий договор с Европой заключит Пекин?

По крайней мере во время последнего визита Си Цзиньпина в Лондон ему было обещано содействие в этом вопросе, а облегчение визового режима происходит уже сейчас. В обмен на китайские инвестиции. Да, и еще Лондон претендует на роль главного центра торговли китайской валютой.

Юань ведь действительно скоро может стать третьим после доллара и евро.

Те «ледоколы» крупного бизнеса, которые еще в 1954 году нарушили западное эмбарго против коммунистического Китая, довольно потирают руки: их стратегический расчет удался, торговля с китайцами дает колоссальные дивиденды. И будет давать больше: в следующем году объем китайско-британской торговли достигнет $100 млрд в год. Для сравнения: торговля КНР с США — это $500 млрд ежегодно, с Африкой — $200 млрд, с Россией — $90 млрд. Почувствуем разницу. А впереди ведь еще проект «Нового шелкового пути» через Центральную Азию и Турцию, цель которого не окно, но современный и эффективный экономический мост из Китая в Европу.

Зато политически Китай вроде «суверенная страна». Никакой, понимаешь, западной демократии. Так-то оно так, но, во-первых, в КНР худо-бедно решена проблема сменяемости власти, пусть и в рамках сохраняющегося господства одной партии. Это важный критерий не только устойчивости политической системы, но и потенциала ее развития.

Во-вторых, китайское руководство декларирует стратегический курс на постепенную демократизацию общественной жизни.

Политическая риторика официального Пекина не носит конфронтационного характера в отношении западных демократий.

Выступая этим летом перед представителями ведущих мозговых центров Великобритании, товарищ Си Цзиньпин в своем докладе с характерным названием «Совместно построим прекрасный мир, отличающийся толерантным развитием» пообещал «продолжение реформ», что предполагает постепенное сокращение аппарата чиновников, дальнейшее развитие рыночных отношений и среднего класса, большую открытость миру.

Однажды китайским умам уже удалось соединить собственную конфуцианскую традицию с изначально западным марксизмом, кто знает, может быть, те десятки тысяч китайских студентов, которые сегодня учатся в ведущих американских и британских университетах, смогут когда-нибудь соединить конфуцианство и демократию.

В любом случае по-настоящему эффективное и взаимовыгодное партнерство возможно только там, где есть развитие.

Сегодняшний Китай уже не просто первая среди развивающихся стран, но, возможно, и потенциальный кандидат на освободившееся место в «большой восьмерке».

Это, конечно, не Запад, но, продолжая слова британского премьера Кэмерона, можно сказать, что Китай и Запад — «сильные партнеры по совместному росту».

На таком фоне крайне наивно надеяться, что, устроив грандиозную склоку в одной части мира и не имея порядка у себя дома, кто-то может рассчитывать быть принятым и обогретым на другом краю света.

Впрочем, у Китая интересы теперь повсюду. Прошедшая неделя, между прочим, ознаменовалась не только совместными российско-китайскими учениями, но и отправкой китайского корпуса миротворцев в зону боевых действий в Южном Судане, для защиты принадлежащих КНР нефтяных месторождений. Меж тем, отворачиваясь от Европы, Россия, увы, не столько движется в сторону все более прозападного Китая, сколько рискует оказаться в одной компании с неразвитыми и политически нестабильными сырьевыми странами Африки.

Василий Жарков