Нефть, как в свое время уголь и сталь, постепенно и очень болезненно превращается в нормальный товар. О том, почему так происходит и как это скажется на ценах на сырье, в колонке для Forbes рассуждает бизнес-практики Московской школы управления «Сколково» Марат Атнашев

События, разворачивающиеся сегодня на нефтяном рынке, захватывают масштабом и скоростью развития сюжета. Беспрецедентный карантин обездвижил большую часть глобальной экономики, и на нефтяном рынке разразился настоящий шторм. Обвал спроса, развал сделки ОПЕК+, стремительная ценовая война и через месяц столь же стремительная новая сделка.

Несмотря на небывалое сокращение добычи, рынок остается нестабильным. Все это происходит в удивительно стабильной индустрии. В последние 50 лет мировое потребление нефти росло почти с равномерным темпом чуть более 1,5% в год. А дефицит или избыток предложения большую часть времени не превышал 1%.

Высокую неустойчивость (и вместе с тем высокую ренту) этому рынку придают три структурных фактора. Во-первых, это высокая экономическая ценность. Уже более века нефть остается самым удобным энергоносителем для транспорта: высокая энергоемкость, удобство транспортировки, хранения и использования. Во-вторых, отсутствие (до недавнего времени) альтернатив с приемлемой ценой и эффективностью. Если у вас нет нефти — вам не на чем ездить, летать и даже плавать, что создает угрозу не только экономике, но и военному потенциалу. В-третьих, относительная редкость и неравномерность распределения нефти в мире. Лучшие запасы сконцентрированы в местах с высоким геополитическим риском. В результате в разработку вовлекаются запасы существенно более дорогие, но расположенные в политически стабильных регионах. На глобальном рынке с завидной регулярностью формируются монополии (как американская Standard Oil) или картели («Cемь сестер» в 1940–1970-х или ОПЕК с середины XX века).

Итак, у нас есть товар — очень ценный, не имеющий хороших альтернатив и очень неравномерно распределенный мире. В результате первые признаки дефицита нефти вызывают страх потребителей остаться без исключительно важного ресурса, создают ажиотажный спрос. Избыток нефти, напротив, может быстро опускать цены ближе к уровню операционных издержек.

Но посмотрим на эти три фактора в динамике. Постепенное осознание человеком проблемы потепления климата и роли в этом углеводородного топлива привели к пересмотру реальной ценности нефти. На экономическом языке, помимо прямой ценности, нефть имеет негативное внешнее воздействие (negative externality). Очевидно, что общество и государства продолжат искать системное решение этой проблемы, стремясь отразить эту негативную стоимость в реальной стоимости нефтепродуктов. Более того, если раньше считалось, что нефть в любом случае останется ценным сырьем для нефтехимии, сегодня активное экологическое наступление по тем же причинам идет и на пластик: его стоимость пока не включает наносимый им экологический вред и стоимость сбора и утилизации.

С появлением Tesla и последовавшей гонкой электромобилей закончилась безальтернативность углеводородов и двигателя внутреннего сгорания (ДВС) в автотранспорте. Понятно, что отказ от бензина, дизеля, керосина будет происходить очень постепенно, учитывая огромную базу ДВС, находящихся в эксплуатации, а также систем логистики и заправки. Но альтернатива уже есть на рынке, и она быстро совершенствуется. Редкость и распространенность нефти также не являются константами. Высокие цены на нефть привели к развитию технологий нефтедобычи и существенному увеличению экономически и технологически извлекаемых запасов по всему миру. Нефтяные пески, глубоководное бурение на шельфах континентов, высоковязкие нефти, знаменитая сланцевая революция. С середины XX века существовало устойчивое ожидание пика добычи, связанного с исчерпанием экономических запасов нефти (peak oil theory, предложенная американским геологом Кингом Хабертом в 1956-м). Но пик не случился и, более того, все продолжал отдаляться, так как прирост запасов каждый год опережал уровень добычи.

Таким образом, все три структурных фактора, придающих нефти высокую стоимость и высокую волатильность, постепенно, но неуклонно смягчаются. С середины XIX до начала XX века те же три фактора сделали уголь и сталь наиболее значимыми для мировой экономики товарами. Паровой двигатель был главным движителем экономики и военной силы, уголь — безальтернативным топливом, а сталь — главным строительным, инфраструктурным и военным материалом. Рейнско-Вестфальский угольный синдикат был самым могущественным в мире картелем, а US Steel — первой в мире корпорацией, чья капитализация превысила $1 млрд.

С тех пор угольная и стальная индустрии переживали разные времена, периоды спадов и восстановления, менялась география производства, продолжали развиваться технологии. Но не наступил ни пик производства (запасы угля и руды продолжали прирастать), ни пик спроса — потребление угля и стали с небольшими колебаниями продолжало расти весь XX и XXI век.

Уголь и сталь стали нормальными товарами, где рента и картельные соглашения значат меньше, а технологии, рыночная конкуренция и операционная эффективность — больше. Нефтяной рынок постепенно, но неуклонно движется к этому состоянию. Нам предстоит еще посмотреть много драматических серий и неожиданных поворотов в увлекательном нефтяном сериале. Но общий вектор неизбежно сохранится. Нефть будет превращаться в обычный товар, продолжат укрепляться альтернативные энергетические решения, значение картелей и специальных соглашений будет падать, нефтяная рента — снижаться, а фактор технологической конкурентоспособности — расти.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции