В СМИ прошла волна публикаций с оценками выполнения Концепции развития России до 2020 года, принятой в 2008 году. Если эти оценки свести к одной, то это безнадежный провал. Будущее, которое рисовала концепция, так нарисованным и осталось. Почему то же самое грозит майскому указу?

В Кремле когда-то говорили, что майский указ президента Путина — не «программа построения коммунизма». Не в том смысле, что коммунизм (каждому — по потребностям!) все-таки привлекательнее будущего, которому указом предписано наступить, а потому, что коммунизм — утопия, а президент занимается не утопиями, а реальными вещами. Сейчас таких сравнений никто из официальных лиц уже не делает: призрак утопии бродит по указу.

Предварительные итоги «выполнения» Концепции развития до 2020 года, которую правительство приняло, и есть очертания этого призрака. Чтобы сделать вывод о провале Концепции, не стоит ждать еще год: и так все ясно.

Можно привести массу безнадежно недостигнутых показателей. А можно вспомнить исторический анекдот, по которому на вопрос Наполеона: «Почему атака не удалась?» — генерал отвечает: «Сир, у меня пять причин. Первая: пушкам не хватило снарядов…» Наполеон прерывает: «Остальные причины оставьте себе». По Концепции, «модель инновационного социально ориентированного развития» в совокупности с традиционными конкурентными преимуществами в энергосырьевом секторе должны были обеспечить к 2020 году выход российской экономики «на траекторию долгосрочного устойчивого роста со средним темпом около 6,4–6,5% в год».

А что мы имеем? Красиво названной модели как не было, так и нет, а среднегодовой рост ВВП в 2014–2018 годах составил жалкие 0,5%. В 2019–2020 годах рост, согласно прогнозу Минэкономразвития, составит 1,3–1,7%. Если по Концепции за 2012–2020 годы ВВП должен был вырасти на 64–66%, то фактически за 2013–2019 годы он увеличился всего на 5,8%. Дальше все вторично. Объем ВВП — это даже не «снаряды к наполеоновским пушкам»: это вся экономика, все ресурсы, которых, как ими ни комбинируй, заведомо недостаточно для выполнения остальных целей Концепции.

Остаются, правда, бюрократические ухищрения. После Концепции появились майские указы — сначала 2012, а потом 2018 годов. Они корректировали выполнение Концепции, которую, однако, формально никто не отменял и не видоизменял. В указах ставились более скромные цели, но и им «не везло».

Некоторые плачевные итоги реализации первого майского указа подвел глава Счетной палаты Алексей Кудрин: «По информации правительства, с 2011 по 2016 год производительность выросла на 3,8%. А по целевому показателю она должна вырасти в 1,5 раза к 2018 году».

Производительность труда наряду с ВВП — важнейший показатель социально-экономического развития. Кудрин приводит и другие невыполненные показатели: например, доля инвестиций в ВВП России в 2017 году составила 21,9% при целевом показателе 27% к 2018 году. Рост доли продукции высокотехнологичных и наукоемких отраслей экономики в ВВП должен был по указу увеличиться в 1,3 раза по сравнению с 2011 годом, фактически же эта доля составляла в 2011 году 19,6%, а в 2017 году 21,7%. По важнейшим экономическим показателям судьба майского указа 2012 года если и отличается в положительную сторону по сравнению от «выполнения» правительственной Концепции 2008 года, то не принципиально: провал пусть разной глубины, но и там, и там. Так что «гены» второго майского указа (от 2018 года) ничего хорошего ему не предвещают. Да и темпы роста ВВП по недоброй традиции опять предательски низки.

Почему ни Концепция, ни указы не выполняются? Дело в неверной постановке целей, в нерадивости исполнителей или в очередном «проклятии», от которого Россия не может избавиться?

Один ответ налицо. Его на разные лады пробует дать правительство. Суть: амбициозные, мобилизующие цели нужны, но никуда не деться от объективных ограничителей. Концепция 2008 года была принята практически одновременно с разразившимся мировым экономическим кризисом, который в полной мере добрался до России в 2009 году. Указ 2012 года не предполагал «крымской весны» и последовавших западных санкций. Указ 2018 года принимался, когда мировой торговой войны еще не было.

Объективные ограничители — это факт. Но они всегда будут внезапно появляться. На ссылки на них Владимир Путин публично отвечал: достижение целей в усложнившихся условиях — вопрос искусства экономической политики, а оно «должно быть на кончиках пальцев» ее творцов. Пока, однако, нет ни демонстрации подобного искусства, ни обнадеживающего приближения к поставленным целям.

На злополучное «почему?» есть ответ у директора Центра исследований постиндустриального общества Владислава Иноземцева. Он выделяет три группы стран, которым за прошедшие полвека удались прорывы к качественно новому уровню жизни. Первая, к которой Россия ближе всего, — это Саудовская Аравия и небольшие государства Персидского залива. Но в нее Россия не вписывается своими масштабами, по уровню нефтяных доходов на душу населения ее существенно опережают не только они, но и, например, Казахстан. Вторая группа — это «тигры» Юго-Восточной Азии. К базовым основам их ориентированной на экспорт индустриализации относятся масштабные прямые иностранные инвестиции и открытость западных рынков для их экспорта. В эту группу стран Россия в том числе по геополитическим причинам в ближайшее время не попадает. Третья группа — это ряд восточноевропейских стран — таких как Чехия и Словения или Эстония и Литва. Их успех в том, что они сумели встроиться в ЕС, даже периферия которого опережает по уровню развития большинство развивающихся стран. Но и эта группа не для России.

Иноземцев делает два вывода. Первый: «Если в 2008-м (когда была принята Концепция развития до 2020 года. — Ред.) имелась хотя бы гипотетическая возможность выбора модернизационной парадигмы, сейчас об этом не может идти и речи». Второй: «Вполне вероятно, что, продержавшись в относительной стагнации на протяжении последнего десятилетия и не изобретя никакого инструмента для развития, Россия в 2020-е годы начнет откатываться назад».

Оба вывода полны тревоги. Но стоит отметить то, чего у Иноземцева нет. Во-первых, отсутствие России в указанных группах не означает, что она не может найти дорогу к успеху. И во-вторых, доказательство этого есть в самой конструкции, в которой не нашлось места Китаю. Другое дело, что увлечение поисками очередного самобытного пути чревато многими рисками.

В любом случае получается, что наше будущее с большой вероятностью может оказаться совсем не таким, каким его представляют провалившаяся правительственная Концепция или президентские указы. Оно еще дальше от того, чтобы быть «светлым и прекрасным».

Николай Вардуль