По мнению Кирилла Рогова, уход Эллы Памфиловой и принятие поправок к закону о ФСБ подтверждают точку зрения политических пессимистов, что надежды на демократизацию были преждевременными

Подписание Дмитрием Медведевым поправок к закону о ФСБ и уход Эллы Памфиловой с поста председателя Совета по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека выглядят и завершением, и реальным итогом закончившегося политического сезона. Оный итог, собственно, и состоит в полном дезавуировании тех общественных надежд и ожиданий, в атмосфере которых сезон этот начинался. Вперед, Россия! Тпру и ну!

Действительно, добровольную отставку Эллы Памфиловой невозможно прочитать никаким иным образом, кроме как увидеть в ней большой черный крест на любых надеждах на политическую волю Дмитрия Медведева. Появившаяся на политическом горизонте еще в позднесоветские времена, когда она возглавила комиссию по борьбе с привилегиями при Верховном совете, Элла Памфилова всегда отличалась одновременно приверженностью умеренно либеральным взглядам и в то же время способностью совершенно органично взаимодействовать с бюрократическими структурами, играть по их правилам, делать большее из возможного и отступать перед невозможным. Элла Памфилова не радикал и не революционер, она системный игрок, исповедующий тактику малых шагов и конкретных дел. И ее отставка означает, что никакого пространства для малых шагов и реальных дел под «политической крышей» Дмитрия Медведева, совет при котором она возглавляла, в действительности нет.

Причина отставки г-жи Памфиловой - это, разумеется, не развлечения хунвейбинов на Селигере. Это сознание того, что реальной воли, действующей в противоположном хунвейбинам направлении, в российской политике на сегодняшний момент нет. И подписание г-ном Медведевым поправок к закону о ФСБ - ясная демонстрация этого факта. Подписание этих поправок - несопоставимо более системная вещь, нежели идеологические оргии г-на Якеменко со товарищи. И их подписание также подводит черту под целой риторической эпохой - тем временем, когда Дмитрий Медведев позиционировал себя как юриста и строгого законника.

Смысл поправок заключается, собственно, в том, что они вводят административную ответственность и административное наказание за действия, которые не противоречат закону. И в этом смысле поправки вступают в противоречие не только с принципами российской Конституции, но и с фундаментальными принципами права как такового. Ибо если рассматривать право содержательно, то оно опирается на систему базовых представлений о справедливости и неотъемлемых правах человека, принятых в данном социуме. Только это придает праву статус признанного, универсального общественного института, регулирующего социальные нормы и отношения.

И в этом смысле безукоризненно с процедурной точки зрения принятый законодательный акт вовсе не обязательно является правовым. Более того, история права знает многочисленные опыты построения квазиправовых режимов, опирающихся на неправовое понимание законности. Так, например, советско-марксистское толкование рассматривало право как возведенную в закон волю господствующего класса. Понятие «социалистическая законность» означало, в сущности, что в основе права лежат не естественные права и свободы и представления о равенстве и справедливости, но гегемония правящего класса и навязанная им обществу система норм и правил, служащая его (гегемона) интересам и целям. Однако закавыка в том, что подобное толкование права (правоведы его называют позитивистским) возможно лишь в обществах, в основе которых лежит система государственного принуждения - насилие. Не право как консенсусное представление о справедливости и неотъемлемых правах, но навязанная воля сильного. Как формулировал это Гоббс: «Сила закона - в том, что это приказ суверена».

Внеправовой характер поправок к закону о ФСБ раскрывает себя в том, что вместо универсального принципа «разрешено то, что не запрещено законом» они вводят противоположный порядок. Они передают бюрократическому органу, призванному исполнять и охранять закон, право регулировать поведение и взаимоотношения людей в той сфере, где они не регулируются законом. И в этом смысле превращают бюрократический орган из подзаконного органа в надзаконный. Иными словами, утверждают приоритет административного права над законодательным, воли бюрократии над писаным законом. Можно, наверное, сказать, что в нашей стране закладываются и закрепляются на бумаге основы системы бюрократической законности.

Принятие внеправовых законодательных актов - это, так сказать, начало нового и важного этапа институционального разрушения. Внеправовые акты - это как бацилла, отравляющая правовую систему в целом, подрывающая доверие общества к праву как к институту. А с другой стороны, они являются надежным показателем возрастающей роли государственного насилия, роста роли репрессии как базового механизма регулирования общественных отношений. Ибо только в условиях угрозы насилия люди могут признавать законом то, что не соответствует их базовым, естественным представлениям о справедливости и правах личности.

Когда госпожа Меркель заметила Дмитрию Медведеву, держа его доверительно под ручку, что поправки к закону о ФСБ чудовищны и не лезут ни в какие правовые рамки, Дмитрий Медведев удивленно и обезоруживающе возразил: «Так это же я их сам инициировал». Понимать это надо было, видимо, так, что, так как всем известно, что г-н Медведев законник и либерал, то и поправки, им предложенные, не могут считаться драконовскими. Иными словами, Дмитрий Медведев хотел сказать, что важно не содержание правовой нормы, а то, кто и в каких целях намерен ее применять. Но именно такое представление о законе и является глубоко неправовым. И равно характеризует как Дмитрия Медведева, так и его предшественника.

Именно это представление и лежит в основе торжествующего сегодня в России политического порядка. И возглавлять Совет по правам человека и развитию гражданского общества в этой ситуации - занятие и комическое, и по большому счету постыдное.

Точка зрения редакции может не совпадать с точкой зрения колумниста.

Источник - НОВАЯ ГАЗЕТА - Кирилл Рогов