В конце февраля Олег Дерипаска, еще год назад - самый богатый человек в России, а сейчас - крупнейший должник, предложил поменять российский закон о банкротстве так, чтобы менеджеры были защищены от кредиторов в период реструктуризации компании. Президент Медведев косвенно поддержал Дерипаску: мол, закон о банкротстве плох, если позволяет отнимать фирмы у их владельцев. Логика Дерипаски, который недавно после долгого перерыва вновь лично возглавил свои крупнейшие компании - "Русский алюминий" и "Базовый элемент", ясна: поскольку на большинстве крупных российских предприятий топ-менеджеры являются и владельцами, изменения в законе позволили бы им сохранить контроль над активами, несмотря на просроченные долги. Такой подход понятнее для российского общественного мнения, чем, например, действия владельцев "Альфа-групп" или хозяина Новолипецкого комбината Владимира Лисина, которые хотят вернуть свои деньги и готовы начать банкротство империи задолжавшего им Дерипаски. В России у понятия "банкротство" плохая репутация. Однако экономическая логика говорит об обратном: нельзя защитить кредитора, не отнимая имущества у неплатежеспособного собственника. Это верно для ипотечных кредитов граждан, это верно и для корпоративного долга.

Неприятный закон

Судить об экономике какой-либо страны по банкротствам - все равно что судить о здоровье жителей города по раковому корпусу городской больницы. Однако как заключение патологоанатомов важно для терапевтов и хирургов, так и изучение банкротств позволяет многое понять о здоровой части экономики. Сколь бы ни была проста сама идея банкротства, никакой экономический институт в России не окружен таким количеством мифов. Главный и самый навязчивый из них состоит в том, что "банкротство является инструментом захвата и передела собственности". Все так, но мнение, что рыночная экономика может существовать без подобного "захвата и передела", - это и есть миф. Угроза потерять собственность - основная движущая сила закона о банкротстве. В отсутствие такой угрозы собственник не будет искать наиболее эффективных менеджеров, менеджеры не будут стараться улучшить положение компании, а банкир не даст им кредита, потому что он видит: у предприятия нет стимулов кредит возвращать. Взыскание долгов - тяжелая, болезненная и политически затратная процедура. Без насильственного перераспределения собственности порой не обойтись.

Закон о банкротстве дает возможность сделать процедуру "захвата и передела" цивилизованной - в частности, определить последовательность действий и органы, принимающие решения на соответствующих этапах. Даже в Америке недостаточно одних только судов, хотя они и работают крайне эффективно. Инициатива со стороны генпрокуроров штатов, вовремя заметивших нарушение, - существенная часть истории. Тем более сейчас, во время кризиса, когда растет число неплатежеспособных компаний. Неудивительно, что администрация Обамы заявила, что будет уделять особое внимание борьбе с попытками собственников вывести активы и уйти от честного банкротства.

Правда, в американском законе о банкротстве есть вариант, предполагающий сохранение во главе компании-должника прежнего менеджмента. Собственно, на него и ссылался Дерипаска, предлагая поменять российские правила. 11-я глава закона предоставляет компании возможность самой начать процедуру банкротства путем реорганизации. Прежнее руководство остается в своих креслах, а выплаты кредиторам приостанавливаются, однако все это придумано не ради того, чтобы облегчить должникам жизнь. Действительно, после начала реорганизации у кредиторов нет реальной возможности влиять на ее ход. Но менеджмент в течение 120 дней обязан подготовить план реструктуризации задолженности, который должен удовлетворить кредиторов и быть утвержденным в суде. Если менеджеры не уложатся в отведенные сроки, условия реструктуризации продиктуют уже кредиторы. Когда 15 сентября 2008 г. инвестиционный банк Lehman Brothers объявил, что подает заявление на процедуру банкротства по 11-й главе, это послужило сигналом к началу полноценного глобального финансового кризиса. Никто не посчитал, что банку повезло. Генерального директора Lehman Brothers Ричарда Фалда 11-я глава не спасла от ответов на неприятные вопросы конгрессменов. Последние месяцы бывший гигант Уолл-стрит занят продажей своих активов. Этой работы, по мнению специалистов, хватит еще года на полтора, клерки из других рухнувших банков даже выстраиваются в очередь, чтобы устроиться в Lehman Brothers: неожиданно оказалось, что место надежное. Но вряд ли олигархи в России мечтают о таком антикризисном управлении своим бизнесом.

Не только для рейдеров

Еще в 1990-х гг. действовавший тогда закон о банкротстве называли "худшим законом России". Страницы газет и журналов были заполнены историями об использовании процедуры банкротства для захвата собственности. Конечно, доля правды в предъявленных закону претензиях была: статистическое исследование данных о банкротствах промышленных предприятий в 1998 г. показало, что арбитражные судьи зачастую решали вопрос в интересах региональных администраций. Однако критика закона объяснялась не только этим. Любой случай банкротства предприятия, даже самый мирный, - это как минимум крушение чьих-то производственных планов и личных амбиций. По определению банкротство - это "плохая реализация мира". Не бывает банкротств без проигравших, хотя без выигравших - бывают. Соответственно, каждое банкротство, будь оно самым честным и прозрачным, может породить немало негативных эмоций, которые даже в развитых странах нередко выплескиваются на страницы газет и экраны телевизоров. И менеджеры, и собственники, и работники предприятия - в первую очередь люди, и нет ничего удивительного в том, что они предпочитают обвинять в неудачах предприятия не самих себя, а противников, правительство и неблагоприятную экономическую конъюнктуру.

На самом деле стоит вспомнить, что ставка процента, по которой компания получает кредит, зависит от нескольких параметров. Во-первых, от того, насколько разной информацией о проекте располагают заемщик и кредитор (асимметрия информации). Чем меньше знает кредитор, то есть чем рискованнее проект, с его точки зрения, тем большего вознаграждения за свой риск он потребует. Во-вторых, ставка процента учитывает риск другого сорта: должник может сознательно не вернуть долг - возникает "моральная угроза".

Простейшая модель банкротства - в которой кредит уже взят и от усилий менеджера зависит успех проекта - показывает, что если менеджер никаким образом не страдает в результате банкротства, то он не имеет стимулов прилагать достаточные усилия. То есть в самой простой модели мы будем наблюдать банкротства как результат менеджерских просчетов. Однако если прибавить к модели еще одну стадию, на которой потенциальный инвестор решает вопрос, вкладывать ему деньги или нет, равновесным предсказанием будет отсутствие банкротств вообще. Увидев, что менеджеры ничем не рискуют, а значит, и не будут себя слишком утруждать, инвестор просто не станет вкладывать деньги. В этой экономике не будет инвестиций и не будет банкротств.

Подобная логика прослеживается и в другом. Степень защиты кредиторов в экономике (читай - эффективность закона о банкротстве) больше всего сказывается на фирмах, которые кредиты возвращают вовремя, - через колебания процентной ставки. Это хорошо видно на примере нынешней ситуации, когда банк никому не хочет давать в долг или, другими словами, готов давать по слишком высокой ставке. Никто не верит, что закон о банкротстве и другие процедуры, позволяющие кредиторам получать свои деньги в случае проблем у должника, сработают. Если бы закон о банкротстве защищал кредиторов хорошо, все бы рвались выдавать кредиты - это было бы выгодно. А так - добросовестные заемщики страдают, потому что у банков нет гарантий возврата своих денег.

Из крайности в крайность

Закон о банкротстве 1998 г. часто называли очень удобным инструментом для нечестного захвата собственности. В 2002 г. закон был радикально изменен, и банкротство исчезло со страниц газет - до последнего времени, когда стало понятно, что без активного применения этого закона не обойтись. То, что было преимуществом в ситуации 2002 г., сейчас вполне может стать тормозом прогресса. Закон 1998 г. защищал интересы кредиторов, то есть обеспечивал отъем собственности у задолжавших владельцев куда лучше.

Одно из ключевых и самых спорных изменений касалось порядка назначения внешнего управляющего. Если по закону 1998 г. инициатива представления кандидатур была сознательно отдана в руки кредиторов, то закон 2002 г. существенно ограничивает их права. Законодатели посчитали, что внешний управляющий имел фактически неограниченные возможности помогать только некоторым кредиторам - по своему усмотрению. Ограничения, установленные в новом законе, должны были создать дополнительные помехи тем, кто использует процедуру банкротства для отъема собственности. По старому закону арбитражные судьи при назначении предложенного кредиторами внешнего управляющего лишь проверяли соответствие кандидата формальным требованиям. Закон 2002 г. отнял у кредиторов это право. Теперь потенциальные арбитражные управляющие объединены в саморегулируемые организации. Собрание кредиторов только формулирует требования к управляющему, например наличие ученой степени по экономике или юриспруденции, а потом выбирает саморегулируемую организацию. Эта организация, в свою очередь, представляет суду на утверждение несколько кандидатур. Назначенный судом арбитражный управляющий "обязан действовать добросовестно и разумно в интересах должника, кредиторов и общества". Закон 1998 г. требовал добросовестности и разумности только в интересах должника и кредиторов, неопределенное понятие "интересы общества" не упоминалось в тексте. Получается, что с точки зрения защиты кредиторов - принципиально важного момента, определяющего стимулы для инвесторов, изменения 2002 г. являлись шагом назад. Именно сейчас это может стать препятствием для обновления экономики.

Давление общества

Во время кризисов основной проблемой становится политическое давление. В самые тяжелые годы Великой депрессии в южных - наиболее бедных - штатах Америки перестали работать аукционы по продаже недвижимости, полученной от неплатежеспособных заемщиков. Группы вооруженных местных жителей появлялись в день объявленного аукциона и не давали никому, кроме прежнего владельца, делать ставки. Иногда такой аукцион приносил ровно $1.

Политическое давление чувствуется в Америке и на этот раз. Когда один домовладелец не вернул ипотечный кредит - это вопрос его личных взаимоотношений с банком. Массовая задолженность по ипотеке - уже социальная проблема и головная боль для правительства. Крупнейшие банки, так или иначе зависимые от госпомощи, не могут не учитывать конъюнктуру. В феврале JP Morgan Chase, Morgan Stanley, Citigroup и Bank of America объявили о введении временного моратория на изъятие домов у должников - правда, только на месяц, пока не заработает план правительства по поддержке ипотечного сектора. Еще раньше подобный мораторий был объявлен национализированными компаниями Fannie Mae и Freddie Mac - крупнейшими держателями закладных на дома в Америке. Впрочем, несмотря на мораторий, выселение тех, кто не платит по своим долгам, продолжается. В феврале, по подсчетам компании RealtyTrac, 74 000 домов перешло в собственность банков и почти 300 000 домовладельцев получили уведомление о предстоящем выселении.

План Обамы, принятый в феврале 2009 г., предполагает, что более 4 млн заемщиков смогут снизить ежемесячные платежи. Это позволит значительному числу американцев остаться в своих домах. Впрочем, план критикуют и справа и слева: справа - потому что деньги используются для субсидирования тех, кто взял заем, который не может вернуть. Слева - потому что план никак не помогает тем 13,8 млн американцев, чьи дома сейчас стоят меньше, чем сумма, взятая на покупку этих домов.

Политический выбор

Общая задолженность российских предприятий банкам на 1 января 2009 г. составляла, по данным Росстата, чуть больше 13 трлн руб. Просроченная задолженность, выросшая за 2008 г. на 20%, составляла чуть больше 1 трлн руб. Пока относительно немного, но кризис еще разворачивается. Предоставлять государственную поддержку предприятию - напрямую или заставляя лояльные банки выдавать кредиты - бессмысленно, если у предприятия большие долги, тем более превышающие стоимость его активов. Непонятно, почему граждане страны должны расплачиваться с кредиторами, выдавшими заем кому-то другому. Но даже если принято решение, что кредиторов надо спасать и государственные деньги без всяких хищений доходят до предприятия, такая помощь никак не помогает восстановить нормальную работу. Просто за счет бюджета производится субсидирование выплаты корпоративного долга - без всяких гарантий, что подобная проблема не возникнет в будущем. А вот если бы компанию быстро обанкротили, то есть собственник лишился бы собственности, а кредитор быстро получил бы право владения или хотя бы реструктурированные долги новой фирмы, то работа предприятия могла бы продолжаться.

Иными словами, очищение от долгов должно быть предварительным условием для получения любой государственной помощи; в крайнем случае можно помогать тем, кто предъявит план реструктуризации долга, по которому возвращение госпомощи предшествовало бы любой расплате с кредиторами. Собственно, российский закон о банкротстве позволяет делать многое из этого. Однако последствия закона зависят от тех институтов, которые обеспечивают его работу. Конечно, исправить в одночасье судебную систему, милицию и прокуратуру невозможно. Именно поэтому в период кризиса требуется политическая воля. Хватит ли ее - вот вопрос. Ясно другое. Если сейчас поменять законодательство и еще больше затруднить отбор собственности у должников, это будет воспринято как однозначный сигнал: равных правил не существует. Если твоя компания признана "стратегической", то можно набирать долги практически безнаказанно.