К чему приводят пенсионные маневры?

Судьба взносов 2014 года в накопительную часть пенсии решена. Нам разъяснили, что это «не конфискация»: деньги попадут в страховую часть, которую будут индексировать по схеме «инфляция + 2%». Забыли лишь уточнить, сколько потеряют на этом люди, которые перевели свои накопления в негосударственные управляющие компании или пенсионные фонды. А они рискуют через 15 лет недополучить не меньше, чем сейчас у них забирает государство.

Наверное, действительно нелепо называть конфискацией случай, когда некто берет без спроса чужое и говорит, что вернет на своих условиях. Это просто предложение, от которого невозможно отказаться. Однако трудно заставить себя не прикинуть, насколько выгодны условия сделки.

Так какова же цена вопроса? Прежде всего она явно выше забираемой сейчас государством суммы. Изымаемыми накоплениями, напомним, могли бы воспользоваться при выходе на пенсию граждане, родившиеся после 1967 года, — то есть случилось бы это не раньше, чем лет через 10–15. Все это время деньги инвестировались бы в акции и облигации. Изымая сейчас эти средства, государство одновременно отбирает и доход, который они бы принесли. И в принципе оно косвенно признает это, обещая индексацию.

Таким образом, чтобы назвать это хорошей сделкой для граждан, достаточно доказать, что государство обеспечит по перемещенным средствам больший доход, чем пенсионные фонды. С точки зрения чиновников, это, похоже, даже и не требует особых доказательств — все перед глазами. Иначе они бы не приводили раз за разом аргумент о том, что в последние годы доходность инвестирования пенсионных накоплений была низка. Что ж, придется посчитать самим.

Для так называемых молчунов (людей, не выбравших для своих накоплений пенсионный фонд или управляющую компанию) ситуация действительно изменится несильно. Сейчас их средства инвестирует в облигации государственная управляющая компания — ВЭБ, обеспечивающая доход, близкий к обещанным «инфляция + 2%». К тому же если они помолчат еще пару лет, то уже все их пенсионные накопления автоматически окажутся в страховой части.

А вот для людей, выбравших пенсионный фонд или управляющую компанию, все гораздо хуже. Дело в том, что те инвестируют деньги граждан не только в облигации, но и в акции, которые в долгосрочной перспективе имеют все шансы сильно вырасти в цене. И чем выше будет этот рост, тем большего дохода недосчитаются будущие пенсионеры.

Другой вопрос, насколько точно можно оценить масштабы этого роста на 15 лет вперед. Использовать, подобно правительству, данные нескольких лет кризиса для того, чтобы оценить будущее на десятилетия, так же странно, как предсказывать среднегодовую температуру, основываясь на измерениях последней зимы. Мы пойдем более простым путем. Дело в том, что в этой области есть и мировой опыт. Основываясь на нем, долгосрочный инвестор, изучающий наш рынок, мог бы прийти к выводам, противоположным тем, что сделали власти. Известно, что люди, покупавшие акции на депрессивных, низко оцененных рынках и державшие их десятилетиями, получали завидную прибыль. Наш же рынок оценен сейчас экстремально низко. Так, за рубль прибыли, которую принесут российские компании в этом году, на рынке сейчас в среднем платят 5 рублей, в то время как в других странах — втрое дороже. Это так называемый коэффициент P/E (цена акции/прибыль). У нас он близок к 5, а на мировых фондовых рынках сейчас колеблется вокруг 15, что — по совпадению — является средним историческим значением. Да и по прочим показателям наши акции сейчас выглядят в 2–4 раза дешевле, чем бумаги крупнейших развитых и развивающихся стран.

Оптимизм инвестора, покупающего сейчас российские акции, основывался бы на базовом свойстве рынка — возврате к среднему. Депрессивные рынки, подобные нашему, наблюдались и в других странах (например в послевоенных Германии и Японии), и даже в России в 90-х. Однако они редки и не слишком продолжительны. Например, в США подобный нашему P/E (5,31) последний раз фиксировался в 1917 году.

Оснований ожидать, что со временем наш фондовый рынок не придет к нормальному для всех прочих стран уровню, нет. И 15 лет — срок вполне достаточный для этого. Его вполне хватает для нормализации соотношений цен на любом рынке. За это время вообще много чего меняется. Достаточно вспомнить, что пятнадцать лет назад, например, квартира в Москве и иностранный автомобиль стоили практически одинаково, а бюджетные проблемы решались при помощи дефолта.

Утроение P/E за этот срок соответствует годовой доходности 7,6%. И это уже после инфляции, поскольку в нормальных условиях долгосрочные прибыли компаний (они находятся в знаменателе коэффициента) ее опережают. Вообще-то прибыли могут расти гораздо быстрее. Именно поэтому, например, на протяжении ХХ века рынки многих стран росли темпами, схожими с вычисленными нами, не имея столь же низкого старта. А про США, где сохранилась самая длительная статистика котировок, известно, что средние темпы роста фондового рынка, близкие к 7%, сохраняются уже 200 лет. Так что вычисленную нами доходность можно было бы смело еще удвоить.

Мы поступим консервативнее, предположив, что средние темпы роста российского рынка в ближайшие 15 лет на 10% годовых превысят инфляцию. Даже эта оценка заметно больше 2%, обещанных государством. Но пенсионные накопления инвестируются еще и в облигации. Скорее всего они принесут доходность, близкую к тем самым «инфляция + 2%». Общий доход снизится где-нибудь до «инфляция + 7%». Так что хотя бы на 5 дополнительных процентов доходности граждане могли бы рассчитывать. А что такое 5% годовых на дистанции в 15 лет? Это рост в 2,07 раза. Так что, конечно, это не конфискация. Это на несколько процентов больше.

Самое обидное, что доход, потерянный гражданами, не достанется вообще никому. Даже государство от него по большому счету не выиграет. Ведь оно могло бы просто занять необходимые средства на рынке под процент, близкий к тому, на который собирается индексировать социальную часть. Будущие расходы бюджета от этого изменились бы мало, а люди через 15 лет получили бы пенсию побольше.

материал: Глеб Баранов