Популярные группы

Самый богатый (официально) человек России пытается вернуть свои деньги, но судьи становятся на сторону строителя пирамид. Очерк об экономическом «чуде», которое целиком основано на халяве и имитации

Часть 1. Сделка

В перерыве в Арбитражном суде Свердловской области я познакомился с Мариной Марленовной, директором аудиторской компании с неожиданным названием «Нарния». Я сказал: «Слушал ваше выступление, как оперную арию по-итальянски: мало что понял, но в восторге». Марина Марленовна держала в руках картонную коробку с отчетами и оранжевыми закладками в них, упорно не желая расстаться с ней даже в коридоре. Она сказала: «Угадали: я еще пою в церковном хоре. И по-итальянски тоже могу. А что вы там не поняли? Там все просто».

Ну, раз она так говорит, потратив месяцы труда на ювелирную состыковку бухгалтерских проводок (а до того еще десятилетия на учебу и на более простые вещи в своей профессии), мы тоже попробуем разобраться. Это необходимо, как говорит номер один в российском списке «Форбс» (интервью с ним см. в части 2), чтобы понять, почему мы все тут так плохо живем.

22 ноября 2007 года Владимир Лисин (НЛМК, Новолипецкий металлургический комбинат) составил соглашение с единственным собственником холдинга «Макси-групп» Николаем Максимовым из Екатеринбурга. 26 ноября, еще до подписания договора, НМЛК выделил «Макси» стабилизационный заем на 10 млрд рублей.

«Макси-групп» была тогда в долгах, как в шелках, и за контрольный пакет (50% плюс одна акция) Максимов попросил десятую часть исчисленной им самим стоимости — 7,3 млрд рублей. 30 ноября он уведомил НЛМК, что из двух предусмотренных договором вариантов расчета он выбирает «деньги вперед» (был и вариант после проведения аудита, с эмиссией новых акций в пользу покупателя). На этих условиях, рассматривавших 7,3 млрд рублей как аванс, договор был подписан 4 декабря, а деньги перечислены 10 января 2008 года.

По договору НЛМК обещал не менять менеджмент «Макси-групп» до общего собрания акционеров, назначенного на февраль. За это время Максимов должен было уточнить, что представляют собой юридические лица, подразумевавшиеся в «Макси-групп», и еще раз рассортировать их (числом 76) в зависимости от того, попадают ли они в так называемый периметр сделки. Кроме трех более или менее понятных заводов в Свердловской области в периметр, как в кучу, были свалены разбросанные в регионах площадки для сбора металлолома, а многие ЗАО с мало что говорящими названиями предполагали под собой лишь проекты заводов в какой-то стадии готовности.

Торопился, собственно, Максимов: банки, в которых он набрал невозможное количество кредитов, в конце 2007 года стали требовать срочного возврата, 16 тысяч работяг остались без зарплаты и угрожали забастовками. То есть надо было сначала гасить пожар, а потом разбираться. Получив контрольный пакет, Лисин не опасался, что контрагент исчезнет с переведенными ему 7,3 млрд: договор предусматривал, что стороны, заинтересованные в развитии общего бизнеса, дадут «Макси-групп» еще по 7,3 млрд кредитов, то есть Максимов должен был тут же вложить такую же сумму обратно в качестве инвестиций.

Спустя три с половиной года Марина Марленовна из «Нарнии» («не называйте в газете мою фамилию, пожалуйста») терпеливо объясняла судье, что происходило в декабре 2007 и в январе 2008 года в «Макси-групп» на самом деле. Надо сказать, что арбитражные судьи принимают решения чаще по каждому договору отдельно, не складывая их в сложные цепочки, и по бумагам, а живой человек тут диковина. Вокруг этой истории было к тому времени уже десятки судебных решений и много шума, но никто не дал себе труда сложить ее от начала и до конца. Адвокат НЛМК Николай Гагарин, похожий на борца сумо, устроил целое представление, чтобы убедить судью пригласить Марину Марленовну, скучавшую в коридоре. Она вошла, несколько переваливаясь, с этой коробкой и начала перебирать закладки. Прыткие адвокаты Максимова сначала пытались вставлять реплики, но все время не попадали, и потом уж только слушали, склоняясь над схемами, как и судья. «Как, и здесь цифры сходятся?!» «Сходятся», — радостно подтверждала «Нарния».

Итак, вот некоторые упрощенные результаты аудита, отнюдь не лежащие на поверхности. 10 января 2008-го НЛМК перечислил на счет Максимова 7,3 млрд рублей, 14 января тот отправил 7,3 млрд рублей ОАО «Макси-групп», а «Макси» уже через два дня — 16-го — перечислила 7,3 млрд рублей ОАО «Металлургический холдинг» (это пока внутри периметра сделки). В тот же день «холдинг» перечислил 7 млрд рублей некой Оксане Озорниной в качестве первого транша оплаты за доли в ООО «УК УЗПС». На следующий день Озорнина выдала кредит 6,7 млрд рублей ОАО «Металлургический холдинг», а «холдинг» отправил 6,5 млрд займа ОАО «НСММЗ» (это Нижне-Сергинский метизно-металлургический завод, одно из трех реально работавших предприятий Максимова). НСММЗ через три дня вернул 6,3 млрд рублей «Макси-групп», из них за один день — 24-го — «Макси» 3 млрд рублей перечислила Максимову в оплату за акции еще одного неведомого ЗАО, 2,6 млрд рублей вернулись НСММЗ, завод перечислил их снова в «Металлургический холдинг», а тот — Озорниной в качестве второго транша за доли в «УК УЗПС».

Оксана Озорнина, будучи второй женой Максимова (первая работает в банке, через который осуществлялась часть транзакций), к тому времени уже выписала ему доверенность на управление счетами ООО «УК УЗПС». Договор о продаже этой загадочной компании (и, соответственно, о ее выводе за периметр сделки) был подписан еще 28 ноября, через шесть дней после составления договора и втайне от НЛМК.

Все финансовые операции в «Макси», как установила Марина Марленовна, безотносительно того, кто в какой фирме значился директором, проводила одна операционистка по имени тоже Марина. Набирала код в системе «банк — клиент», вводила электронную подпись — фрр! — и денежный ураган уже пролетел, но следы его увидит не всякий. Это так называемые циклические операции: деньги по кругу возвращаются в одно и то же место в течение очень короткого времени. В этом нет производственного смысла, но всегда есть какой-то иной смысл. В данном случае по ходу проводок менеджмент «Макси» успел получить миллионные премии за проваленный им 2007 год, займы внутри группы сразу обросли чудовищными процентами, а структуры — новыми долгами. Наша Марина Марленовна по каким-то одной ей ведомым признакам убеждена, что та Марина (операционистка) — честнейшая женщина, чужой копейки никогда не возьмет.

Все было готово к банкротству, после «циклических операций» долг «Макси-групп» перед Максимовым и Озорниной даже перевесил долг перед НЛМК. И именно они добились бы в суде назначения в «Макси» нужного им арбитражного управляющего. 31 января Максимов направил НМЛК требование о возврате ему как бы вложенных в группу 7,3 млрд рублей. Это был «шах», но Лисин ушел от «мата», срочно вылетев на встречу с губернатором Свердловской области.

Я спросил у Владимира Лисина, как долго ему пришлось объяснять то же самое Эдуарду Росселю. Лисин припомнил, что 4 февраля 2008 года на это ушел час. Тому же нужны были не детали, а общая картина, показывающая, что Максимов все время врет. При избиении Максимова на правительстве области Лисин присутствовать не захотел. А может, не захотел сам предстать перед уральскими мужиками, всегда как будто таящими усмешку, человеком отчасти наивным.

Когда прокурор (а на совещание были приглашены руководители всех силовых структур) указал Максимову, что настоящая стоимость этого «УК УЗПС» в 7 тысяч раз меньше денег, перечисленных Озорниной, владелец заводов дрогнул и обещал все вернуть. Он также поклялся, что собрание акционеров «Макси-групп» пройдет, как назначено, в конце февраля. Деньги он вернет не полностью и себе на счет (где их все же можно будет найти), а собрание акционеров, предупредив о нем НЛМК лишь за сутки, они попытаются провести не в конце февраля, а в середине. Если бы НЛМК не выписал своим представителям доверенности «на право голосовать по всем вопросам отрицательно», то всем проводкам честнейшей операционистки Марины в обход мажоритарного акционера был бы придан вид законности.

Впоследствии аудит показал, что НЛМК переплатил Максимову за акции 5,6 млрд рублей. Долги перед банками НЛМК выкупил также на сумму, значительно большую, чем было указано в договоре. А поскольку 10 млрд рублей займа не были возвращены, заложенные под него заводы были сравнительно недорого выкуплены им на аукционе. Бесчисленные суды НЛМК сначала проигрывал в Екатеринбурге, потом выигрывал за его пределами, а с 2010-го стал выигрывать и в Екатеринбурге. Но в марте 2011-го Международный коммерческий арбитражный суд (МКАС) при Торгово-промышленной палате вынес неожиданное решение, по которому НЛМК должен заплатить Максимову еще 7,3 млрд рублей.

Часть 2. Владимир Лисин: интервью

— Владимир Сергеевич, можно спросить: сколько денег вы потратили за три года судов с Максимовым?

— Но это очень принципиальный вопрос. Смотрите, вот акция НЛМК, ее можно продать по курсу лондонской биржи. Акции «Макси» всегда были просто резаной бумагой, это «кукла». И пока эти совершенно разные вещи будут называться одним и тем же словом «акция», пока это будет так оцениваться в суде и в государстве, экономика не заработает. Деньги будут извлекаться еще на стадии «проектов», реализовывать их по-настоящему и что-либо производить не нужно. Нужно только построить схему вывода средств в собственный карман. Максимов всю жизнь этим и занимался. И именно это исполнил в отношении НЛМК.

— Вы хотите сказать, что он вас обманул?

— Мы не играем в «верю — не верю». Я был уверен, что соглашение составлено очень подробно и Максимов будет по нему отвечать. Он нарушил договор и, в конце концов, отказался его выполнять.

— Но МКАС фактически подтвердил его позицию.

— Кто же думал, что МКАС (куда я теперь никому не посоветую обращаться) вслед за Максимовым откажется прочитать Соглашение? Там, например, написано, что Максимов должен был до акционерного собрания представить полный перечень юридических лиц, которые входили в периметр сделки. Мы его так и не увидели, даже в МКАС. Перечень задолженностей он также не представил. Максимов заявил, что приложения к договору, в которых перечислялись его же заверения и гарантии, он не подписывал. И МКАС это проглотил. Тогда о каком договоре речь? МКАС просто узаконил «максимовщину».

— Может быть, первые суды в Свердловской области, а за ними и МКАС (там в коллегии тоже оказались свердловчане) исходили из какого-то общего чувства справедливости? Приобретение НЛМК тех предприятий «Макси-групп», которые были заложены под стабилизационный кредит, выглядит как недружественное поглощение, об этом много говорят.

— Во-первых, эти предприятия уже были в составе «Макси-групп», и мы заплатили за них. Во-вторых, никто не пришел поторговаться, хотя Максимов мог это сделать. Наконец, НЛМК как публичная компания не мог поступить иначе, мы не смогли бы отчитаться ни перед банками, которые согласились реструктурировать долги «Макси-групп», ни перед акционерами: и кредит не возвращен, и залог не реализован.

— МКАС не согласился с тем, как аудит (Price Waterhouse Coopers) посчитал дебиторскую задолженность «Макси-групп». Она была отнесена не в актив, а в пассив, что в самом деле выглядит необычно.

— Там долги одних липовых юридических лиц. Они и создавались ради вывода денег из компании. Это следует из заключения аудиторов. Среди семидесяти шести как бы предприятий, заявленных Максимовым, семьдесят — просто «рога и копыта». В Калуге был хоть какой-то проект завода, но по соседству оказался аэродром, мы потратили кучу средств и сил на согласования. На месте как бы завода в Воронеже оказалось картофельное поле. Но не просто поле, там был закопан и уже потрачен целый кредит. Это — пирамида.

— Странная пара: вы все же несомненный металлург, дважды доктор наук, в том числе экономических, а с другой стороны — персонаж, более всего увлеченный идеями лечебного голодания. Как вы оказались за одним столом? Было ли при покупке «Макси-групп» какое-то политическое давление?

— По поводу голодания: я бы не хотел уходить в анекдот. Про «политическое давление»: если вы имеете в виду Эдуарда Росселя, то да, он меня об этом просил. Никому не нужны были забастовки. Мы сразу начали платить зарплату, профсоюз переориентировался на нас, понимая, что разговор с Максимовым бесполезен, он не отвечает за свои слова. А Россель просил спасти «Макси-групп», он же и попытался поставить Максимова на место.

— Создавать деньги из ничего — это сейчас общемировое явление?

— Это и в мировой практике случается, но у нас достаточно частое явление. Для этого в России есть два условия. Во-первых, много денег, во всяком случае, так было перед кризисом, когда Максимов набирал кредиты. Менеджмент в банке ведь ни за что не отвечает. Это и есть во-вторых. Чем больше кредитов, тем больше премий, а как они будут возвращаться — это никого не заботит. Кстати, и возвращать, как выяснилось, необязательно. Долги возвращают только трусы и дураки? Ни для кого не секрет, что и чиновники (а они такой же менеджмент, только бюджетных денег) не отвечают за расходы. Вот это и есть главное экономическое преступление. Мы должны создать прецедент ответственности менеджмента перед собственниками, акционерами компаний. Менеджмент «Макси-групп» у нас на глазах, пока мы не имели законных возможностей сменить его, украл у акционеров НЛМК не менее 10 млрд рублей. А кто ответил? Я не хочу сажать Максимова в тюрьму. Это решать суду. Но мы с вами рассматриваем его как явление, а оно очень распространено и экономически опасно. Капитал зарабатывается не трудом, а контролем над финансовыми потоками и выводом денег. Нигде это не существует как система, такая система обречена. И пирамида «Макси-групп» не могла не рухнуть. В каком-то смысле из-за этого в государстве не остается средств на финансирование культуры, науки, образования, медицины... Каждый из нас, богат ты или беден, платит несуразные проценты по кредитам — почему? Мы платим, обслуживая целый класс паразитов.

Часть 3. «Макси»

В многочисленных интервью Максимов рассказывает, что первые свои деньги заработал на огурцах, которые выращивал где-то в Челябинской области. Но мои источники сообщают, что основой его богатства стал металлолом. На рубеже 90-х гибели промышленности сопутствовала вакханалия лома: сдавали целые железные дороги. Был еще такой фокус, как «литовский транзит»: эшелоны лома, стоившего в России копейки, гнали как бы в Калининград, но продавали из Литвы за твердую валюту. На Урале было много всего, что можно было продать как лом.

Когда зарубежные заводы наелись российским ломом, а здесь, в свою очередь, металлургия чуть пришла в себя и цены выровнялись, в необъятной по размаху ломозаготовительной деятельности появился новый фокус: НДС. Когда с завода, где в кассе нет денег, приезжает грузовик лома, там, конечно, нет накладной. При пункте приема лома есть своя (существующая недолго) фирма, где за умеренные деньги выпишут накладную, включив в нее НДС. Лом приобретался без НДС, а продавался до 2009 года с НДС, который затем возвращался. Кроме традиционных манипуляций с весом, пересортицей и т.д., это было уже 20% стоимости, что при огромном размахе деятельности вырастало в миллиарды рублей.

Через год после приобретения «Макси-групп» Лисин в рамках РСПП добился в Думе принятия закона об отмене НДС на лом, тем самым обескровив целую отрасль криминальной экономики. Возможно, он это и покупал ради того, чтобы решить важную для «чистой» металлургии задачу. Но до этого фокус с НДС был весьма полезен не только, например, Максимову, но и, например, Росселю. Всем нужен «нал» — хотя бы для организации выборных кампаний (выборы 2008 года сыграли свою роль и при покупке «Макси-групп»). Извлечь «нал» из большой компании, такой как НЛМК, на самом деле сложно — там международный аудит. Для этого нужны непрозрачные средние компании, а где спрос, там и предложение: «Макси-групп» могла, например, быть и источником «черного нала», и средством его легализации и отмывания (например, через «лишний» НДС).

Для Максимова, повторяющего в интервью, что его занимает не производство, а «создание и продажа новых предприятий», лом в свое время стал, видимо, такой же идеей фикс, как позднее 40-дневные «лечебные голодовки». Он съездил в Приднестровье, где работал один из окраинных советских заводов по переплавке лома обратно в металл (невысокого качества, пригодный в основном лишь на строительный «профиль»), и решил переделать под такой же завод НСММЗ, ранее приобретенный им по какому-то случаю в городе Ревда. При этом не были сделаны расчеты по рентабельности: выяснилось, что на Урале мало лома (слишком много его потребителей) и много «профиля» (слишком много производителей). НСММЗ, выдававшийся за жемчужину в короне «Макси-групп», оказался на самом деле главной ее проблемой: завод продолжал работать до тех пор, пока банки давали Максимову кредиты под новые маниловские проекты.

В Ревде, куда я съездил в поисках сведений о Максимове, никто мне о нем ничего вразумительного рассказать не смог: с 1994 года, когда он безуспешно попытался сделать своего дядю мэром города, Максимов здесь практически ни с кем не встречался. Кроме разве что Росселя и «бизнесменов его уровня», которых время от времени он принимал в «Демидов-центре». Это очень безвкусный и очень дорогой, весь из мрамора, дворец на горе на месте бывшего заводского клуба. На доделку кинозала денег не хватило: центр открылся в сентябре 2007-го, как раз накануне краха «Макси-групп». Зато есть «залы славы», конференц- и банкетные залы. Демидов, основавший здесь завод при Петре и знавший деньгам цену, при виде «Демидов-центра» перевернулся бы в гробу (но он похоронен в Туле).

Значительно хуже (наверное, как при Демидове) выглядит завод: уже после того, как НЛМК ввел в действие систему очистки воздуха, пыль все равно за считанные минуты набивается в глаза и в легкие. Никаких других следов (кроме двух домов, заселенных выходцами с приднестровского завода) Максимов в Ревде не оставил. По поводу «лечебного голодания», прохождение через которое при нем было здесь условием служебного роста, старые сотрудники завода только ухмыляются.

Адвокат Гагарин (вряд ли надо скрывать нашу с ним старую дружбу) позвонил мне в апреле. В одном из заключений, присланных в поддержку Максимова в МКАС, он углядел ссылку на некое прежнее заключение Price Waterhouse Coopers, датированное еще августом 2007-го. Оно всплыло случайно благодаря оговорке ангажированной Максимовым экспертизы, а затем уже щепетильный Pricе по номеру и дате прислал и официальный текст.

В этом заключении, заказанном еще в 2006-м (Максимов, видно, питал иллюзии о выходе на IPO), два важных момента. Во-первых, Максимов представил Price тот самый перечень аффилированных структур, который он так никогда и не показал НЛМК, а из него понятно, до какой степени он с самого начала врал. Во-вторых, на первой же странице в сдержанной манере Price Waterhouse Coopers указывается, что: «краткосрочные обязательства Группы превышают ее оборотные средства на 17 млрд 198 млн 791 тыс. рублей… Это говорит… о наличии значительной неопределенности, которая может вызывать серьезные сомнения относительно возможности Группы непрерывно продолжать свою деятельность».

Работая над этим материалом, я дозвонился Максимову и нашел его в Сочи, в санатории, предназначенном для лечебного голодания (но, наверное, не только). Он вроде бы и не отказался от встречи, но больше по этому номеру мне не отвечал, как не ответил и на письмо. На встрече я бы обязательно задал вопрос: что же он это заключение Price Waterhouse Coopers не показал Лисину, когда они в первый раз сели обсуждать цену сделки? К чему бы тогда годы бессмысленной и очень недешевой юридической войны, центнеры заключений и сотни газетных публикаций, из которых все равно ничего понять нельзя?

Сто десять лет назад Макс Вебер в своем знаменитом труде «Протестантская этика и дух капитализма» на основе социологических исследований (которые он же первый и применил) взялся утверждать, что самые богатые люди в Европе — вовсе не хитрые евреи, а протестанты. Вебер сделал вывод, что основой этого богатства стало учение Кальвина о том, что каждый угождает Богу своим повседневным трудом. В скромности и даже пуританстве росли капиталы позапрошлого столетия: копеечка к копеечке, от отца к сыну, от заповеди к заповеди (впрочем, и у евреев в то время было так же, и у Демидовых тоже).

Этот вывод Вебера много раз и очень основательно оспаривался и оспаривается, но все-таки в нем что-то есть. По крайней мере, деньги, полученные не за труд, не идут человеку впрок: хоть голодай по 40 дней, хоть объешься устрицами, а ничего с этим поделать нельзя. И при экономическом «чуде», которое целиком основано на халяве и имитации, перспектива у всех одна — банкротство.

Леонид Никитинский