Год назад провожала коллегу на пенсию. Среди подарков, которые ей преподнесли, были и шутливые. Например, копилка "Чтобы откладывать остатки шикарной пенсии". На днях бывшая коллега обратилась ко мне за советом: "Ты ведь знаешь фондовый рынок: не пора ли уже покупать ПИФы? Или лучше акции". Нет, разумеется, инвестировать она собирается не накопления с пенсии – она у нее, как и у всех российских пенсионеров, не дотягивает даже до минимально возможного уровня нормальной жизни. Откладывает она, отчаянно экономя, большую часть своей зарплаты. Да, да: сидеть на пенсии – слишком большая роскошь для многих. "Пока могу – буду работать. Но что делать, когда работать уже не смогу, а старость потребует лекарств и ухода" – объяснила коллега причину своего стремления сделаться биржевым спекулянтом.

Российские пенсии в ближайшие десятилетия вряд ли станут настолько большими, чтобы можно было достойно встретить старость. Это непреложный факт, который не отрицается и самими властями. В сущности, последние сейчас озабочены тем, чтобы не дать рухнуть пенсионной системе. Министр финансов Алексей Кудрин считает, что без повышения пенсионного возраста это не удастся. Минэкономразвития готово отказаться от своего детища – накопительной пенсионной системы. Копить на достойную старость предлагается самим будущим пенсионерам: государство готово платить лишь столько, чтобы старики не умирали от голода.

В принципе, это не такое уж уникальное явление. Кризис пенсионной системы наблюдается даже в развитых странах. Что делать, любая пенсионная система, в сущности, финансовая пирамида: взносы новичков позволяют делать выплаты "старожилам". Чем больше новичков, тем больше выплаты. А когда наоборот, пирамида рушится. Возможно именно поэтому в Китае, например, власти до сих пор не озаботились созданием сколько-нибудь сносной пенсионной системы: все равно в стране, где не первое десятилетие существует правило "одна семья – один ребенок", она не будет эффективно работать. На старость китайцы копят сами. В результате, Китай – на первом месте в мире по объемам сбережений: накопления его граждан составляют 50% ВВП. Россия по уровню сбережений догоняет США, где граждане тратят даже больше, чем зарабатывают. Как показывают исследования, имеют сбережения только около трети россиян. Причем, разочаровывают экономисты, это не накопления на старость, а отложенный на время кризиса спрос: кто-то собирается купить квартиру, кто-то – холодильник.

Почему мы не копим на старость? Этому феномену удивляются практически все зарубежные исследователи. Практически любой россиянин либо имеет "стратегический запас" на случай кризиса ("тушенка, соль, сахар, спички"), либо готов его создать при малейшем облачке на экономическом горизонте. Достаточно вспомнить продуктовый ажиотаж этого лета. Но кризис то ли будет, то ли нет, а старость наступит точно. А подготовка к ней напоминает поведение страуса в момент опасности.

Мне кажется, в основе этого парадокса лежат две причины: как водится, одна субъективная, друга – объективная.

Субъективно каждый россиянин, за исключением разве что очень уж богатых людей, старости боится. Причем боится панически, тем страхом, от которого опускаются руки и туманится разум. Это новоприобретенный в годы реформ страх, и основан он на наблюдении за тем, как советские пенсионеры, получавшие пенсию на уровне инженера, стремительно превращались в нищих. "Старость не радость" – в России это уже не поговорка, а приговор. Не подлежащий обжалованию и смягчению. А раз так, какой смысл суетиться? "Летай иль ползай – конец известен". Все там будем.

Объективным же фактором является отсутствие опыта долгосрочных, не менее двух – трех десятилетий, накоплений. Ведь вся новая российская экономика едва достигла 20-летнего рубежа. При этом первый кризис случился через семь лет от ее начала – и съел первые постреформенные накопления. Второй, случившийся еще через десять лет, сбережений почти не затронул, но к этому времени большинство населения их и не делало из-за того, что они не покрывали инфляцию. А покрывавшие или даже перекрывавшие инфляцию инвестиции – в недвижимость или на фондовом рынке – как раз пострадали сильнее всего. Таким образом, любой выпускник средней школы в состоянии подсчитать, что вклады в банки подъедает инфляция, а инвестиции не имеют гарантии сохранности. Во всяком случае, именно так обстоят дела в перспективе ближайших десяти лет. Вполне возможно, что при инвестировании в недвижимость на 30 лет она принесет хороший доход. Или значительный убыток. Не известно. Нет опыта.

Правда, есть западные наработки. Экономисты в развитых странах подсчитали, что вложения в акции, в среднем, на 25% выгоднее, чем вложения в недвижимость. Но фондовый рынок в США или Великобритании не чета российскому: у нас хоть раз выходили на биржу не более 3% граждан, а уж активных частных инвесторов – доли процента. В результате, зависящие от небольшого количества западных спекулянтов российские ценные бумаги ведут себя как взбесившиеся кролики: российский биржевой индекс и падает в кризис больше всех, и растет быстрее прочих. Для опытного спекулянта это, может быть, и хорошо, а для обычного гражданина хотелось бы чего поспокойнее.

Казалось бы, есть такой механизм: и управляющие компании, и негосударственные пенсионные фонды готовы взять заботу о нашей будущей пенсии в свои профессиональные руки. Но вот беда: работают она на том же мало предсказуемом и узком российском фондовом рынке. Да еще связаны ограничениями. Причем ограничения эти ведут не только к снятию излишнего риска, но и к тому, что в условиях долговременного "медвежьего" тренда их фонды не растут. А при так называемом "боковике", когда рынок болтается в ценовом коридоре, потери могут быть даже больше, чем при падении индексов. Дело могло бы спасти разрешение инвестировать в иностранные ценные бумаги и сырье – например, то же золото. Но у российских властей есть милая привычка: даже при заботе о гражданах не забывать о стратегической задаче экономического развития. Коллективные инвестиции, прежде всего пенсионные фонды, во всех странах являются "якорными" инвесторами, которые поднимают национальный фондовый рынок. Их российским коллегам предписано служить тому же. Но пока получается как у собаки на сене: мощи НПФ и ПИФов не хватает для развития российского фондового рынка, а в условиях слабого рынка граждане не спешат нести свои деньги их управляющим.

Замкнутый круг.

Впрочем, некий "пенсионный план" у части российских граждан все же есть. Во всяком случае, у москвичей. Моя коллега обрисовала его так: "Буду работать, пока могу – лет до 70. Потом сдам свою квартиру, а сама сниму жилье подешевле, где-нибудь в Подмосковье или на юге. На разницу в цене аренды буду жить. А что накоплю сейчас – буду тратить на врачей и лекарства".

Татьяна СОЛЯНАЯ