Очень большая часть новаций госрегулирования, которые поначалу представляются решением проблем общенациональной важности, на деле оказывается преувеличенной. Например, введение в законодательство России института персонального банкротства, обсуждение которого в 2012–2015 годах шло с трагическим надрывом, продолжает развиваться — на прошлой неделе им пришлось заниматься правительству, которое по итогам обсуждения внесло в Госдуму законопроект, изменяющий перспективы работы в личных банкротствах финансовых управляющих. По тексту этого законопроекта — поправок к Кодексу об административных правонарушениях — видно, насколько бессмысленными были дискуссии о том, как персональные банкротства изменят общество, бизнес и едва ли не государственный строй.

Практика личных банкротств в судебной системе уже наработана — и выглядит странно. Того, о чем бесконечно спорили сторонники и противники института — а именно решения проблем среднего класса, активно пользующегося кредитами, которые потянут его в пропасть,— в ней почти нет. «Белые воротнички» не несут сдавать в суды кредитные карты и автомобили, среди клиентов финансовых управляющих их почти нет. Несколько десятков крупных личных банкротств, например история Тельмана Исмаилова, напротив, есть, но они больше похожи на попытки посильной интеграции экзотического правового института в защиту при бизнес-конфликтах, нежели на сцены, в которых владелец крупного состояния с криками «Я разорен!» пытается выпрыгнуть из окна небоскреба, а юристы останавливают его от необдуманного шага. Основная же масса банкротств связана с проблемами беднейших групп населения во взаимооотношениях с небанковскими финансовыми организациями. Правительство в пояснительной записке к законопроекту трезво отмечает: такие банкротства характерны «незначительным объемом конкурсной массы или даже ее отсутствием».

Но проблема, решаемая Белым домом, сложнее. Дело не в банкротах: суды в РФ с огромным трудом находят в среде арбитражных управляющих кандидатов в финансовые управляющие при персональных банкротствах, хотя фиксированный гонорар для них уже повышен с 10 тыс. до 25 тыс. руб. за дело. Одна из причин — с 2016 года при нарушении управляющими порядка банкротств минимальная планка штрафа составляет те же 25 тыс. руб. Этого достаточно, чтобы кандидаты в финуправляющие наотрез отказывались вести такие дела. Законопроектом правительству приходится снижать минимальный штраф до 5 тыс. руб. Какие уж тут проценты с конкурсной массы, на которых, как предполагалось, будут зарабатывать финуправляющие, если для них, очевидно, актуальны риски собственного банкротства из-за штрафа в $500?