Прогнозы не обещают России динамики, которой можно ожидать от страны с таким географическим положением и человеческим капиталом, считает профессор экономики Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Олег Ицхоки

Пандемия вызвала немало разговоров о кризисе глобализации, о том, что мир становится более фрагментированным. Торговые войны, политическая напряженность, нарушения цепочек поставок из-за карантина — все это стимулирует многие страны снижать зависимость от импорта. Вернется ли привычный нам глобальный мир после отмены ограничений? Чтобы оценить прогнозы, прежде стоит отметить несколько фактов.

Отскок и новая развилка

Первое: международная торговля уже восстановилась, и это произошло достаточно быстро. После глобального финансового кризиса 2008–2009 годов восстановление заняло восемь кварталов, в этот раз всего четыре. Торговля резко упала в 2020 году, но, по прогнозам, в 2021-м превзойдет предкризисные уровни (в долях от ВВП), в частности, из-за растущих цен на природные ресурсы, которые составляют существенную долю в мировых торговых потоках.

Второе: в начале пандемии мы плохо понимали, как такой кризис может повлиять на экономику. Ожидалась существенно большая рецессия, около 10% ВВП, но оказалось, что после шока, вызванного первой волной, экономика уже не была так сильно связана с течением самой пандемии, она стала более устойчивой к росту заболеваний, а правительства начали лучше понимать, какие ограничения нужно вводить, а какие нет. Государственная помощь в развитых странах способствовала тому, что падение занятости не привело к существенному падению совокупного спроса. Так, совокупное падение ВВП в развитых странах составило 6–7%, при этом спрос на товары длительного пользования существенно вырос, компенсируя падение спроса на услуги.

Третье: мировая экономика быстро восстанавливается после кризиса, в частности из-за успешной кампании вакцинации, и сейчас беспокойство вызывает скорее дефицит товаров и производственных компонентов, нежели нехватка совокупного спроса. Если в начале пандемии опасение вызывал риск дефляции из-за нехватки спроса на фоне роста безработицы, то сейчас основные риски сопряжены с инфляцией — как из-за стимулирования экономики, так и из-за недостаточно быстрого восстановления предложения. Решающей станет вторая половина 2021 года. В США уже несколько месяцев инфляция составляет 4–5% — рекордные показатели за 40 лет. Продолжение инфляционного тренда ожидаемо приведет к повышению процентной ставки ФРС.

Здесь возникает риск для мировой экономики, в особенности для развивающихся рынков. Если их восстановление будет отставать от роста в США, они окажутся не готовы к поднятию процентных ставок, а их финансовые системы — к укреплению доллара, вызванному односторонним повышением ставки ФРС. Другими словами, высокие процентные ставки будут тормозить инфляцию в развитых странах и замедлять рост на развивающихся рынках.

Локализация торговли

Пока же мы видим, что развивающиеся экономики, в основном азиатские, восстанавливаются быстро, во многом благодаря торговле и глобальному спросу на товары и компоненты, ряд которых, например полупроводники, оказался в остром дефиците. Происходит перебалансировка экономики, в которой еще не все отрасли (например, туризм) восстановились, но в некоторых наблюдается избыточный спрос. Это становится источником резкого роста цен на ряд товаров. В такой ситуации у многих компаний и стран появляется возможность занять новые ниши на рынках, которые до кризиса либо отсутствовали, либо были заняты.

При этом торговые цепочки действительно могут стать более локальными. Тенденции к региональным торговым союзам существовали еще до пандемии, и кризис 2020 года дал им дополнительный толчок. В последние 25 лет основной прогресс в снижении торговых барьеров происходил не в рамках ВТО, объединяющей почти все страны мира, а путем заключения договоров о свободной торговле (FTA — free trade agreements), как правило, объединяющих от 5 до 20 стран по географическому принципу и не достигающих уровня интеграции таможенного союза. Зоны свободной торговли существенно увеличивают товарооборот между странами-членами и, как правило, сокращают торговлю с не вошедшими в зону экономиками. Переговоры между небольшим числом участников чаще приводят к успеху, чем занимающие десятилетия многосторонние переговоры в рамках ВТО.

Пандемия показала, что глобальные цепочки поставок и разделенное между многими странами производство несут в себе риски. Карантин и экономические ограничения в одной точке могут привести к остановке всего производственного процесса. Перенос цепочек на локальный уровень, с большей синхронизацией экономического цикла, снижает эти риски, но сокращает международную торговлю. Альтернатива состоит в географической диверсификации поставок производственных компонентов, что увеличивает торговые потоки.

В целом не стоит преувеличивать эффект пандемии на уровни международной торговли, в отличие от миграционных потоков, которые действительно могут снизиться надолго. Международная торговля сопряжена со значительным выигрышем для всех участников, что создает сильные стимулы для ее роста.

Не упустить шанс

Что касается России, краткосрочный рост цен на природные ресурсы в связи с выходом мировой экономики из пандемии даст толчок росту и экспорта, и ВВП. Тем не менее это вряд ли позволит значительно увеличить среднесрочные темпы роста без экономических и институциональных реформ. Даже оптимистические прогнозы не обещают России динамики, которой можно было бы ожидать от страны с таким уникальным географическим положением, объединяющим европейские и азиатские рынки, и человеческим капиталом.

Как мы подробно обсуждаем в докладе «Застой-2», на относительно высоком уровне развития и доходов, на котором находится страна, невозможно представить стратегию роста, которая не была бы ориентирована на глобальный рынок товаров и технологий, необходимых даже в условиях импортозамещения. Для России недоступна стратегия более бедных азиатских стран, чья конкурентоспособность достигается за счет низких зарплат. Российская стратегия должна опираться на человеческий капитал и высокотехнологичные рабочие места, создающие спрос на дополнительные рабочие руки в сфере услуг.

Главный вопрос сейчас: сможет ли Россия воспользоваться быстрым восстановительным ростом мировой экономики и занять новые ниши на локальных и, возможно, глобальных рынках. У России сильный потенциал в области быстрорастущей (в частности, в результате пандемии) цифровой экономики, где многие российские компании успешно выходят на международные рынки, включая американский. Мы видим стартапы, связанные, например, с доставкой еды и других товаров, высококонкурентные на мировом уровне.

Тем не менее цифровая экономика требует подходящей институциональной среды, в частности надежных прав собственности, защищенных в первую очередь от государственного вмешательства, и отсутствия международных репутационных рисков. В цифровой экономике фирмы исключительно мобильны, они могут работать из любой точки мира, обслуживая рынки с высоким спросом. Поэтому вопрос в том, смогут ли российские компании эффективно выходить на соседние постсоветские, европейские и азиатские рынки или эти рынки достанутся конкурентам из Центральной и Восточной Европы.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора