Накануне лондонской встречи G20 многие ожидали, что саммит повторит судьбу лондонской же Денежной и экономической конференции, проведенной в 1933 году в разгар Великой депрессии. Тогда участники встречи, прошедшей под эгидой Лиги наций, не смогли договориться о средствах борьбы с экономическим кризисом. Это продлило депрессию еще на несколько лет, а в конечном итоге привело к мировой войне. Об окончательных итогах нынешней конференции судить рано, но нестыковки в позициях трех ярко проявившихся блоков удалось сгладить.

Три блока — это «англосаксы» (США и Британия), «континентальные европейцы» (при лидерстве Германии и Франции) и «развивающийся мир» (во главе с Китаем). Итоги саммита показали, что при такой конфигурации Соединенные Штаты утратили возможность продавливать выгодные им экономические решения либо действовать без оглядки на остальных. Для США это очень тревожный сигнал, как и начавшиеся в Пекине разговоры об отказе от доллара. Ведь слабость экономики серьезно ограничивает для США свободу маневра в геополитических вопросах. Теперь эта слабость будет проецироваться и на целый ряд региональных конфликтов, в которых США имеют свой интерес. Лучшая роль второго плана

Вопреки ожиданиям Китай не стал продвигать в Лондоне ни одно из предложений, заявленных Пекином за неделю до саммита. И идея создания новой международной валюты, и призыв к покаянию «авторов» финансового кризиса, появившиеся на сайте Народного банка Китая в середине марта, остались за рамками официального обсуждения на форуме «большой двадцатки», несмотря на то что с позицией Китая солидаризировался по меньше мере еще один участник встречи — Россия.

Впрочем, в КНР не склонны переживать по этому поводу — Китаю сегодня невыгодны резкие сотрясения и без того не слишком устойчивого мирового порядка. Долларовые активы Китая, по разным оценкам, составляют 1,2–1,7 трлн долларов, и любая угроза положению американской валюты способна резко подорвать материальное благополучие китайского государства. Главное, Китай дал сигнал о своем недовольстве существующим положением дел и этот сигнал был принят к сведению всеми ключевыми игроками, а продолжить разговор можно будет позже.

Основной задачей для Китая на ближайший год становится уменьшение его долларовых активов, но чтобы это не вызвало паники на валютных рынках. По мнению аналитиков RGEmonitor, одним из способов станет скупка месторождений природных ресурсов за рубежом — только за два месяца этого года Китай купил или договорился о покупке подобных активов на 50 млрд долларов.

А эксперт по китайской экономике Брэд Стетцер из вашингтонского Совета по международным отношениям (CFR) считает, что целью Китая будет доведение соотношения долларовых и недолларовых активов до уровня 50 на 50. Тогда возможное падение курса доллара будет компенсироваться ростом курсов остальных валют, золота или иных зарубежных активов. Сегодня более 70% золотовалютных запасов КНР приходится на долларовые активы. По оценке Стетцера, который учитывает не только официально признанные резервы, но и активы госбанков и госинвестфондов, для достижения цели Китаю придется «сбросить» около 500 млрд долларов.

Из очевидных побед Китая на саммите G20 — в черный список «налоговых оазисов» не включили специальные административные районы Гонконг и Макао, что позволит им сохранить все свои налоговые преференции. Упрочится и положение Китая в структуре МВФ, куда власти КНР согласились инвестировать дополнительные 50 млрд долларов. Полная победа Меркель

Так немецкие аналитики характеризуют итоги прошедшего в Лондоне саммита «большой двадцатки». Немецкому канцлеру действительно удалось достичь почти всех целей. «Я полагаю, итоги встречи можно назвать, по сути, историческими», — без ложной скромности заявила Ангела Меркель вечером 2 апреля.

Немецкая делегация летела в Лондон с четырьмя основными задачами: добиться от партнеров по «двадцатке» координации мер по стимулированию экономики; положить конец односторонним протекционистским акциям отдельных государств (в первую очередь США); добиться жесткого регулирования мирового финансового рынка, прежде всего хедж-фондов и отдельных рискованных финансовых продуктов; создать работающую систему гласного и открытого финансового надзора за так называемыми налоговыми оазисами.

С самого начала было ясно, что немцы приехали в Лондон сражаться не на жизнь, а на смерть. «Если мы не добьемся результата сегодня, мы не сможем пробить его и в течение ближайших пяти лет», — напутствовала Ангела Меркель свою делегацию вечером 1 апреля.

В борьбе за новое финансовое будущее Меркель безоговорочно поддержал и Николя Саркози. С самого начала было ясно, что позиции Франции и Германии полностью согласованы и эти две страны пойдут сплоченным фронтом против англосаксонской экономической модели. Чтобы сделать свою позицию окончательно ясной, лидеры Франции и Германии дали 1 апреля совместную пресс-конференцию. «Франция и Германия будут говорить одним голосом», — заявил Николя Саркози. «Речь идет о придании веса результатам саммита. Придание веса должно заключаться в подчеркивании того, что мы признаем: в мире произошло нечто ужасное. И конечно, мы должны выбраться из этого ужаса, из этого кризиса. Но, напрягая силы для выхода из кризиса, мы не должны забывать, как мы оказались в кризисе. И мы никогда не должны снова оказаться в ситуации, приведшей нас к кризису», — резюмировала Ангела Меркель, дав понять, что речь идет о формировании ни много ни мало новой финансовой системы.

Немецкая и французская делегации настойчиво добивались от остальных участников внесения в основной текст дискуссии положений о контроле за хедж-фондами и «налоговыми оазисами», вместо того чтобы, как хотели хозяева саммита британцы, спрятать эти критически важные пункты в сносках и приложениях. Накал борьбы достиг такого уровня, что Николя Саркози даже пригрозил покинуть саммит, если противная сторона не пойдет на уступки. Ангела Меркель вновь выступила с Саркози единым фронтом, заявив о недопустимости «трусливых компромиссов», которые помешают достичь «настоящего результата».

Сегодня очевидно, что франко-германское наступление в Лондоне завершилось успехом. «Не скрою, я крайне рад тому, что в итоговой декларации “двадцатки” нет призывов к государствам-участникам начать новые конъюнктурные программы», — заявил министр финансов Германии Пеер Штайнбрюк.

Зарплаты менеджеров инвестиционных банков должны быть привязаны к средне— и долгосрочным результатам деятельности их компаний — еще одна победа Меркель.

Следующая достигнутая немцами цель — внесение в итоговую декларацию черного списка государств, препятствующих международному надзору за «налоговыми оазисами». «Эти списки должны четко давать понять, нарушают ли грубо те или иные государства критерии ОЭСР или же они лишь не до конца следуют им», — с видимым удовлетворением резюмировала Ангела Меркель, почувствовавшая себя настоящей хозяйкой саммита.

Пока в основной черный список попали только четыре государства — Коста-Рика, Малайзия, Уругвай и Филиппины, но то, что немцам удалось переломить жесточайшее сопротивление главных противников этого решения — китайцев и англичан, — не оставляет сомнений в том, что рано или поздно в этом публичном официальном списке могут оказаться Гонконг, Макао и другие мировые «налоговые оазисы». Возможно, немцам удастся внести в список и своих заклятых европейских финансовых врагов — Лихтенштейн и Швейцарию. Последние, а также Андорра, Британские Виргинские острова, Гибралтар, Монако, и Сан-Марино уже внесены саммитом в серый список стран, «не полностью соответствующих» стандартам ОЭСР. Конфликтная конфигурация

Поскольку кризис продлится не один год, он серьезно повлияет на американское военно-политическое влияние. Для проведения прежней внешней политики у Соединенных Штатов недостаточно ресурсов, да и мир за десять лет сильно изменился и продолжает стремительно меняться. Придется переосмысливать свою политику во всех ключевых регионах.

Нынешнюю американскую политику назвать осмысленной цельной политикой сложно, пока это лишь осколки стратегий предыдущих администраций, которые продолжают двигаться по инерции. Вашингтон же изо всех сил пытается демонстрировать, что все под контролем, чтобы не допустить обвального ослабления своих позиций в мире. По сути, такое ослабление уже состоялось, но оно не зафиксировано и не отрефлексировано, поэтому США пытаются выиграть время, чтобы провести ревизию и перегруппироваться с наименьшими потерями. Но сделать это будет крайне сложно, поскольку весь регион от Израиля до Корейского полуострова оказывается для США единой конфликтной системой, в которой трудно найти локальные решения.

Ближний Восток. Ключевой точкой здесь оказывается Тегеран. Продолжение ядерной программы неизбежно приведет к тому, что Иран станет важнейшим игроком в регионе от Турции до Индии и от Казахстана до Йемена. Кому и какими путями будут транспортироваться иранские углеводороды (и достанутся ли они вообще кому-то) — один из ключевых вопросов мировой политики на ближайшие несколько десятилетий.

Сегодня у Вашингтона есть большой соблазн пойти на сближение с Тегераном. Это поможет решить проблемы в Ираке, в Афганистане, оторвет Иран от Китая и России. Но такое сближение слишком усилит сам Иран (особенно когда станет совершенно очевидным, что Ирак практически перестал существовать как единое государство) и разрушит всю нынешнюю систему американских союзов в регионе. США важно получить твердые гарантии, что прекращение американского режима блокады Ирана не приведет к ориентации последнего на Евросоюз. Иранский газ, идущий по трубам в Европу, — страшный сон Вашингтона (не меньший, чем в свое время советский газ, текущий в ФРГ). Но получить такие гарантии крайне затруднительно, равно как и согласие Тегерана свернуть свою ядерную программу.

Сближения США с Ираном боятся все нынешние региональные клиенты Америки — Израиль, Саудовская Аравия и прочие нефтяные монархии. Ориентация США на Иран будет означать, что арабам придется сильно подвинуться. Судьба Израиля и вовсе оказывается проблематичной. Пойти на такой радикальный поворот Вашингтону будет крайне трудно. Для США это цугцванг: изолировать Иран невыгодно, идти на сближение страшно, нападать — неоправданно рискованно.

Центральная и Южная Азия. Здесь ситуация и вовсе движется к большой войне. Это, в частности, показали теракты в Мумбае, когда отчетливо пахнуло ядерной войной. Вашингтон уже признал, что Афганистан и Пакистан — это единая проблема. Но неотъемлемой частью этой проблемы являются также Индия и Китай. Для Исламабада, прежде всего для военных и разведки ISI, Афганистан — объединенные в «Талибан» пуштунские племена — козырь в противостоянии с Индией, в частности, тыл в противостоянии вокруг Кашмира. Для Дели Афганистан — второй фронт в давлении на Пакистан. Поэтому любая стратегия США в войне с исламскими экстремистами немедленно превращается в проблему выбора между Индией и Пакистаном.

В последние годы Вашингтон добился впечатляющего прорыва в отношениях с Дели, но это немедленно подорвало доверие в отношениях с Исламабадом. Но Пакистан к тому же — ключевой региональный союзник Китая. Он и отсекает Индию от Центральной Азии, и является будущим форпостом китайского флота в Индийском океане, который возьмет контроль над маршрутами поставки нефти из Персидского залива. И форсированное сближение США и Индии точно не нравится Китаю.

Таким образом, в ходе операции в Афганистане американцам каждодневно приходится решать задачу поддержания очень сложного баланса сил и интересов. При этом коридор, в котором Вашингтон может реально управлять процессами, весьма узок: присутствие США в регионе слишком эфемерно, чтобы всерьез рассчитывать на управляемость. Даже Афганистан — и даже Кабул — американцы контролируют плохо, а балансирующий на грани коллапса, стремительно радикализующийся ядерный Пакистан — и того хуже. Пока каждая из сторон уверена, что положение конкурента не лучше, можно пытаться усидеть на всех стульях. Но заметное (даже случайное) смещение баланса — а любое урегулирование будет фиксировать такое смещение — может взорвать ситуацию.

Выбрать же сторону будет сложно, поскольку выбирать придется между Индией и Китаем. Дружить хочется с Индией, но и с Китаем ссориться не резон. Уклониться от выбора — значит заведомо проиграть. Контуры будущего «большого конфликта» просматриваются хорошо — связка Пакистан—Китай против пары Индия—США. Произойдет ли столкновение, будет зависеть от того, как США и Китай договорятся по другим вопросам (экономика, Тайвань, Корейский полуостров), но в любом случае большой вес будет иметь мнение Тегерана — встанет Иран на сторону Пакистана и Китая или же на сторону Индии. Интересы в Афганистане вроде бы подталкивают Тегеран к союзу с Дели, но экономические интересы — к союзу с Китаем. Именно Тегеран может сыграть ключевую роль в стабилизации региона, поскольку в равной мере может иметь дело с Афганистаном, Пакистаном, Индией и Китаем, но согласятся ли США, чтобы Иран стал столь влиятельным игроком?

О нарастающем напряжении в Центральной Азии говорит и актуализация темы «свободного Тибета». В западных СМИ обычно много говорится, как Пекин якобы угнетает тибетцев, но мало о том, как будет выглядеть «свободный Тибет» на практике. Возможно, у западных поклонников поп-буддизма и есть иллюзии, что отделенный от Китая Тибет превратится в цветущее государство мудрых лам, но на деле гораздо больше шансов, что через «свободный Тибет» пролягут основные маршруты наркотрафика из Афганистана в Китай. Отпав от Китая, Тибет потеряет колоссальные субсидии Пекина, оттуда уедут китайские специалисты. Не имея традиции современной государственности, Тибет почти наверняка пойдет по пути Косово, превратившись в очередное наркогосударство — и в площадку для новой «опиумной войны» против Поднебесной.

Восточная Азия. Здесь главным фактором нестабильности является неопределенное будущее КНДР. Коллапс режима стал бы настоящей катастрофой и для Китая, и для Южной Кореи. Влиять на Пхеньян крайне сложно. Не пытаться же влиять на него Вашингтон не может — это подорвет основы американского присутствия в Южной Корее и Японии. По сути, единственное, что остается США, — поддерживать КНДР экономически. Это дешевле, чем устранять последствия краха режима, и тем более — чем ввязываться в войну.

В способность США защитить региональных союзников страны региона верят все меньше, но при этом КНДР играет роль «пугала», которое заставляет Южную Корею и Японию действовать с оглядкой на США (аналогичную роль играет Пакистан для Индии). Но в целом ситуация крайне неустойчивая — любое обострение ситуации увеличивает шансы на то, что в Японии решат выйти из-под опеки США и стать самостоятельной военной державой. А воссоединение Тайваня с материковым Китаем тоже уже практически вопрос времени и условий.

В целом США вынуждены защищать в регионе статус-кво, но удержать его практически нереально — Китай становится слишком мощным игроком. Если не остановить рост КНР, никакая самая тонкая игра Вашингтона не достигнет цели. Прямое же военное столкновение США с Китаем в Восточной Азии — слишком дорогое удовольствие, поскольку именно здесь сосредоточены основные экономически развитые зоны. Поэтому все же вероятнее, что именно Центральная и Южная Азия станет главной ареной для пробы сил в противостоянии Китая и США.