Путин в Брюсселе говорил о деньгах, не поддержав дискуссию европейцев о нематериальных ценностях

Российская энергетика — залог процветания Европы. Владимиру Путину так понравилась эта фраза из вступительного слова главы Еврокомиссии Жозе Мануэла Баррозу на пресс-конференции, что он даже записал ее себе на бумажке.

«На этом можно было бы и закончить пресс-конференцию», — добродушно пошутил премьер. Правда, оговорился, что кроме энергетики на переговорах между российским правительством и исполнительной коллегией ЕС обсуждалось еще много чего. Иначе зачем было привозить в Брюссель тринадцать членов правительства.

Встреча по числу участников с обеих сторон была беспрецедентной. Они, как полагается отраслевым министрам и комиссарам, вели рутинные переговоры по конкретным делам, пытаясь найти развязки в интересах близких им бизнесов, государственных бюджетов, в конце концов, граждан. Это были дискуссии без цели договориться сейчас и здесь — скорее взаимное прощупывание для дальнейшего торга… Без арифмометра не понять.

Например, почему тарифы на перевозку груза в Клайпеду и Калининград одинаковы, хотя Калининград ближе, недоумевал министр Левитин. Или давайте хотя бы после 2012 года найдем возможность удешевить телефонный роуминг для россиян в странах ЕС, призывал министр Щеголев. Мы посмотрим на урожай яровых и, может быть, снимем эмбарго на экспорт зерна, успокаивала министр Скрынник…

И все же экономические отношения Россия — ЕС основаны на энергоресурсах. На всю обозримую историческую перспективу. Министр Шматко и комиссар по энергетике Эттингер объявили, что «вышли на соглашение» о дорожной карте ЕС — Россия аж до 2050 года.

При всех заявлениях Москвы о модернизации России и встречных обещаниях Брюсселя помочь ей в этом энергетика все равно — «царица полей». На пресс-конференции при всем пафосе, присущем таким мероприятиям, слово «модернизация» звучало реже, чем «газ» и «нефть». У Брюсселя и Москвы остались разногласия по «третьему энергетическому пакету ЕС». Суть этой инициативы, как объясняют сами европейцы — открыть простор конкуренции на общем энергетическом рынке, уравнять в правах крупные и малые компании. Для этого — ограничить права вертикально интегрированных гигантов типа «Газпрома», разбить их на самостоятельные добывающие, транспортные и распределительные компании, дать равный доступ всем операторам к газопроводам. По словам Путина, из-за этого может подорожать газ для европейских потребителей.

Премьер защищал советскую практику долгосрочных контрактов против спотового рынка (она не давала сбоев даже в холодную войну), интересы «Газпрома» и его европейских партнеров, бывших государственных монополий стран ЕС. На что Баррозу дал понять, что мир изменился, ЕС будет искать приемлемые формы покупки российского газа, но либеральными принципами не поступится. «Мы хотим, чтобы Россия оставалась главным поставщиком энергии в ЕС, но платим за это хорошую цену и требуем прозрачности и предсказуемости», — заявил глава Еврокомиссии.

Энергетика переплелась с революциями в Северной Африке. Российский премьер заверил, что головокружительный рост цен на нефть, вызванный этими событиями (возможно, скоро до 220 долларов за баррель!), отнюдь не выгоден России. Он может уронить мировую экономику, от которой сильно зависит российская.

Глава Еврокомиссии, комментируя североафриканские события, говорил больше о поддержке демократии, защите прав человека (неправда, что арабы не созданы для демократии, арабская молодежь показала, что она не хочет диктатуры). Российский премьер напирал на невмешательство во внутренние дела государств. Пугал европейцев зловещей тенью «Аль-Каиды», которая поддержала ливийских бунтарей. Напоминал об исламской революции в Иране, лидер которой перед возвращением в страну жил в эмиграции в Париже (сами вскормили, а теперь вам его ядерная программа не нравится). Путин не верит благодушным европейским экспертам и политикам, утверждающим, что в этих арабских революциях исламские фундаменталисты не на первых ролях.

Баррозу посвятил значительный пассаж в своем выступлении на пресс-конференции правам человека и верховенству закона в самой России. Без демократических свобод и участия всего гражданского общества не может быть технологической модернизации России, заявил он. Это было адресовано европейским СМИ: вот видите, мы не стесняемся громко говорить на эту тему с Россией. (Российский правительственный пул больше интересовался газом и визами.)

Путин не стал поддерживать разговор о «нематериальных» вещах. Как бы вернувшись к Северной Африке, он с сарказмом напомнил европейцам, как они старались во имя свободных выборов в Палестине и как пролетели, получив победителем неприятный для себя ХАМАС. Мол, к «прививке демократии» не все готовы. Нельзя вмешиваться, пусть общества других стран сами идут к своей демократии. Все это — на фоне призывов верховного комиссара ООН по правам человека квалифицировать действия Каддафи «преступлением против человечности».

Стабильность, как следует из слов Путина, — это несменяемость верхушки. При диктатурах она обеспечена, и газ качается исправно. Европа довольна, и Берлускони обнимается с Каддафи. Но в такой модели от всенародной поддержки один шаг до всенародного взрыва. Взгляды Москвы и Брюсселя на это настолько же разные, насколько близки их интересы в части перекачки газа и нефти из России в Европу.

Александр Минеев