Как я все успеваю? А кто сказал, что я все успеваю? Ничего я не - успеваю! У меня те же самые проблемы. Работа, карьера, личностный рост, спасение души, отечества, а также человечества. Трудоголизм, перфекционизм и даже немножко гедонизм. Времени на семью и ребенка — катастрофически не хватает. Вот и сейчас я сижу пишу эту колонку вместо того, чтобы оторвать Тимоху от мультиков и пойти с ним гулять. И прежде, чем судить меня за это — на себя посмотрите.

Мои отцовские чувства деградировали уже до того, что даже когда время на ребенка вроде как есть, его почему-то все равно как бы нет. Я изо всех сил стараюсь с этим бороться, но не всегда получается. Привычка все время работать по­рабощает и доводит до крайней степени интровертности. Ты уже не можешь делать ничего, кроме как работать, думать о работе или не думать о работе. Да, да, есть такое за­нятие — не думать о работе. Парадоксальным образом, когда ты не думаешь о работе, о ребенке ты тоже не думаешь. Даже когда идешь с ним за руку, играешь в настольный хоккей или делаешь зарядку - девяносто процентов головы вовлечены в бесконечный круг проклятых творческих вопросов и задач, от решения которых, по большому счету, ничего не меняется.

- Папа, мы ведь с тобой уже делали это упражнение!

- А, да, точно... Давай тогда вот это...

- Папа, мы и это упражнение уже делали!

Разумеется, такое положение вещей требует морального оправдания. И вот прямо сейчас я буду самым безответственным образом морально оправдываться.

Ну, во-первых, своими трудовыми подвигами я покупаю для моей супруги возможность не работать вовсе и быть счастливой матерью. Моя жена — она гораздо умней меня и способна целиком и полностью принимать в ощущение тот факт, что отечество и человечество спасается вовсе не офисным трудом и даже не командировками. Отечество и человечество спасается воспитанием детей и всяческими инженерными работами по укреплению семьи. Я это, конечно, тоже понимаю, но мое знание очень слабо преобразуется в конкретные действия и поступки. Это как автомобиль с механической коробкой передач: можно сколько угодно давить педалью газа в пол, мотор жужжит, как бешеный, но машина не тронется с места, пока ты не включишь первую скорость.

Впрочем, это так — совсем гнилая отмазка. Сейчас будет посерьезней.

Если честно, я вообще не сильно переживаю от того, что не провожу со своим сыном дни и ночи. Для ребенка, особенно мальчика, отцовское воспитание — как витамин. Если его не хватает — начинаются отклонения в развитии и всяческая недоразвитость. Но передозировка витамином тоже приводит к болезненным реакциям — прыщи, выпадение волос, нервные расстройства. И витамин под названием «папа рядом» не исключение. Отца в семье не должно быть слишком много. В хорошей семье отца должно даже чуть-чуть не хватать. Совсем чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы ребенок думал о нем, гордился им, примерял на себя его достойные поступки и даже немного скучал.

Мать воспитывает своим присутствием, а отец — примером. Один из моих начальников рассказывал, что все детство видел только спину своего папы, склонившегося над рабочим столом. И его же усталую, но любящую улыбку. Этого оказалось достаточным, чтобы маленький человечек сам приложил неимоверные для своего возраста усилия, дабы понять, чем же таким важным занят его отец. Он стал приставать к нему с вопросами, получать короткие, но незабываемые ответы. Почувствовав здоровый интерес сына к творческим процессам, отец и сам стал задавать ему простые, но очень важные вопросы, чтобы мысли ребенка двигались в правильном направлении. Нет, его отец не был журналистом, он вообще из инженеров-технарей, но шаг за шагом сын стал расти, искать свое призвание и нашел его — пусть совсем в другой области жизни, но нашел, достиг, стал большим и серьезным человеком.

Через мать ребенок адаптируется в этом мире, а через отца решает самый главный вопрос детства, отрочества и юности — вопрос самоидентификации. Я — это кто? Тот, на ком держится семья или тот, кого самого надо поддерживать? Тот, кого уважают окружающие, или тот, кто сам только и делает, что завидует другим людям, другим государствам, другому, недостижимому мироустройству. Даже от геройски погибшего на войне отца пользы гораздо больше, чем от никчемного домоседа, который по выражению Сергея Довлатова, «медленно ходит и все время жрет». В этом, кстати, принципиальное отличие послевоенной безотцовщины от нынешнего «социального сироства». Тогда мать говорила сыну: «Ты должен гордиться своим отцом! Он погиб на фронте, защищая нас от фашистов. Вот его фотографии, вот мундир, вот кортик». А что сейчас говорит мать дуреющему без мужского воспитания подростку? В лучшем случае что-нибудь вроде: «Ты о нем не подумай плохого. Подрастешь — сам поймешь все с годами. Твой отец тебя любит и помнит. Хоть давно не живет вместе с нами».

Лично я первое незримое прикосновение отца к моей жизни почувствовал, когда он поехал ликвидатором в Чернобыль. Его не было дома два месяца. Потом еще два месяца. А затем еще три. Но именно в это время он повлиял на меня как никогда. Именно тогда мама мне сказала: «Ты должен гордиться своим отцом». Да, до этого мы играли в шахматы, ходили на хоккей болеть за электростальский «Кристалл» и даже катались на лыжах в лесу. Это было здорово, это было очень важно, но этого было не достаточно. Мы просто вместе проводили время.

Я с Тимохой тоже провожу время. Мы всей семьей почти каждые выходные выбираемся в наши любимые Сокольники и Горки Ленинские, ходим прыгать на гимнастическом батуте, а недавно съездили на машине в Крым. Но еще больше времени я трачу на то, чтобы мой сын мог мною гордиться. И надеюсь, что это получается. Он уже берет в руки мои книги и пытается понимать, что в них написано. И не очень сильно обижается, когда наша мама просит его не ломиться в мой кабинет: «Сынок, ты же видишь — папа работает, это очень важно».

Потому что где-то в глубине своей маленькой, но бессмертной души понимает: это действительно важно.

Автор: СОКОЛОВ-МИТРИЧ Дмитрий