Как я укрощала внутреннюю «жабу»

Все мы родом из детства — эта фраза раз за разом подтверждается самой жизнью. Мое детство пришлось на годы брежневского правления в далеком лесном поселке с населением в несколько тысяч человек. Многих женщин в поселке объединяло одно — экономия на себе, любимой и единственной.

Великая Отечественная война, страшнейшим катком прошедшая по всем семьям в стране, вырвавшая из привычной жизни и уничтожившая большинство мужиков, перепахала весь уклад жизни. Впрягаясь в сельхозорудия вместо лошадей, необходимых фронту, заменяя мужчин у станков и в лесу, на лесоповале, женщины не смогли выйти из этой колеи и через несколько десятилетий после окончания войны.

Этому в немалой степени способствовала работа партийных органов, направленная на то, чтобы не дать возможности женщине засидеться дома. Громкие лозунги о том, что для женщины открыты все дороги и она полноправный строитель коммунизма, сопровождались довольно однозначной политикой. Например, при рождении ребенка давали лишь два месяца на декретный отпуск, а затем — или ясли, или, если повезет, родственница на пенсии возьмет на себя заботы о малыше. При проектировании домов закладывались такие малюсенькие кухоньки, что в них невозможно было собраться всей семьей по вечерам или в обед, а места хватало только на то, чтобы стоя утром выпить чашку чая с неприхотливым бутербродом. И ненавязчиво (а в 50-60-х годах даже и агрессивно) внедрялась идея о том, что все женские рукоделия суть мещанство и в жилищах все должно быть по-спартански, ничего лишнего.

«Я и баба, и мужик, я и лошадь, я и бык», «Баб как грязи полно, а вот мужиков не хватает», «Бабу беречь — себя не уважать», «Мужик в доме — уже праздник» — воздух был пропитан этими посылами, они лежали в основе отношений между мужчинами и женщинами. Поступив в городские учебные заведения после школы и закрепившись в городе, люди несли эту субкультуру дальше.

Женщины наравне с мужчинами уезжали ранним утром в лес и там целый день, вне зависимости от времени года и погоды, обрубали сучья у поваленных деревьев. Круглый год в спецодежде, тяжелый физический труд, а вечером дома — стирка, часто вручную, и полоскание на реке (зимой — в проруби), готовка и… спиртное для снятия напряжения. Пили почти в каждой семье, рукоприкладство было делом обыденным, нередкими на этой почве были убийства. На этом фоне чтение книг, прослушивание классической музыки и просмотры различных спектаклей по ТВ (которых, нужно отдать должное, было много, и очень хороших) были, скорее, отклонением, чем нормой. Ну не располагал тот образ жизни к такому культурному времяпровождению; при этом все должно было быть «как у людей», то есть муж и дети — накормлены, одеты, обуты, а жена и мать — по остаточному принципу.

Нет, конечно, нет, с голоду они не умирали и раздетыми не ходили, но при тяжелой физической работе питание картошкой и третьесортными макаронами серого цвета здоровья не прибавляло. Молоко, творог и мясо на столе присутствовали только в том случае, если семья держала корову или пару коз и свиней. Огороды были у всех, ведь картошка, морковь, свекла в магазин завозились в малых количествах. Вот и получалось, что обычная женщина в день отрабатывала по две смены — на общество и на семью.

Вы скажете: ну не одна же она, а как же муж и дети? Да, в одних семьях подрастающие дети помогали родителям по хозяйству, но уже начинал постепенно нарастать процесс трансформации ребенка в этакого семейного божка, с которого сдували пылинки и не напрягали обязанностями. В таких семьях вопрос, что первично — протезирование зубов для мамы или мопед для сына, — даже не ставился; конечно, мопед! А многие мужья руководствовались принципом: я свое сегодня отработал и буду отдыхать. Были и другие, кто помогал жене чем только мог, но об этом никто вслух не говорил: иначе обзовут бабой или подкаблучником.

Внешний вид — отдельная история. Одежду и обувь в магазин завозили, но представьте себе картину: привезли летние платья, с 38-го размера по 60-й, один покрой и одна расцветка. И всё лето в поселке, вы то тут, то там встречаете свой клон, разных габаритов и разного возраста. «Инкубаторские», — подшучивали мы над собой. И так было во всем. Хорошо было тем, кто умел шить и имел швейную машинку; ох как же радовались иные новобрачные, получив ее в приданое! Они могли обшивать себя сами, ткани в магазинах появлялись регулярно, но не было выкроек, книг по шитью, и только два женских журнала — «Работница» и «Крестьянка» — как-то пытались удовлетворить запросы женщин.

Сам уклад такой жизни отказывал женщине в том, чтобы быть нежной, женственной и ласковой. Ну какая тут улыбка и лучистый взгляд, если жена и мать возвращается с работы вся уставшая, с сорванным голосом от попыток переорать работающий трактор, а всё окружение использует русский язык только для связки матерных слов. Как тут не вспомнить «Русских женщин» Н.Некрасова.

«Баба должна пахать, не иметь слабостей и не ныть никогда, — наставляла мою подругу мать, этакая гром-баба, — и вообще, девки, запомните, пока вы мужика ублажаете, он с вами. Начнете себя ублажать: всякие там туши, чулочки, платьишки — пиши пропало, сбежит он к той, что его на руках носить будет, а финтифлюшки никому не нужны». Кустодиевская красавица превратилась в гренадера в юбке, и только черно-белая фотография со свадьбы показывала, какой красивой парой были некогда они с мужем, который к моменту этого разговора уже превратился в горького пьяницу. Но мы были еще слишком юны, чтобы понять, это анти-пример отношения к себе.

А моя мама, заметив в какой-то момент тягу к красивым тряпочкам, рубанула: «Неужели ты в бабку? Вот ведь, еще одна шмотница уродилась. Главное — мозги и образование хорошее, а в остальном: умыта, причесана, одежда чистая и отглаженная — достаточно».

Так мама, выразила свою нелюбовь к свекрови, которая была модницей и никогда не выходила из дома, даже во двор, в халате — только в платье или костюме, нитяных чулках, так как страдала варикозным расширением вен и считала неприличным показывать ноги с выступающими синими венами. Бабушка очень заботилась о своем здоровье, регулярно проходила обследования и ездила в санатории. Но обе женщины не любили друг друга, чему были свои серьезные причины, и видимо я нет нет да и раздражала маму по причине внешнего сходства с бабушкой.

Все хорошие привычки, которые следовало перенять у бабушки, были объявлены вне закона. А мне было сказано, что самое главное — хорошо учиться, быть послушной и покладистой девочкой, которая потом поступит в техникум, по окончании которого выйдет замуж за путевого парня из разряда «чтоб не пил и не бил». Женщина не должна «заморачиваться» по поводу украшений, одежды и поменьше — самое главное поменьше — внимания к собственной персоне, все должно быть направлено на семью, без которой ты пустое место. Ну что сказать: первый ребенок — это всегда эксперимент, какие только чудные теории не испытываются на первенцах, а потом пыл иссякает, родители становятся старше, мудрее и последующим детям бывает легче. Маму я любила, и предчувствовала, что вместе, на этом свете, нам отпущено немного лет, потому все ее наставления были приняты как руководство к действию.

Первый звоночек о том, что в этом своде правил что-то не так, прозвучал, когда мне было лет тринадцать. Отца отправили на курсы повышения квалификации на две недели, и за этот срок мама решила в доме сделать косметический ремонт: покрасить потолки, переклеить обои, все отмыть, перестирать. Мы с братом старались помогать, но естественно, большая часть нагрузки легла на нее, и это все после рабочего дня. За две недели задуманное было выполнено, но в последний день, когда мы развешивали шторы, маме стало плохо. Перепугавшись, мы вызвали «Скорую помощь», и мама оказалась на больничной койке. Врач сказал, что нельзя так издеваться над собой и все могло окончиться намного печальнее. Но звоночек как прозвучал, так и забылся, юность беспечна.

Родители становились старше, а меня в какой-то момент стало обижать отношение мамы к себе — умная, добрая женщина и потрясающий профессионал, она настолько вкладывалась в мужа, махнув на себя рукой, что стала выглядеть старше его, будучи много младше. А вокруг ухоженного и импозантного мужчины закрутились, завились одинокие женщины, которым хотелось семьи и личного счастья, а имеющаяся семья барьером не являлась. Обижать-то меня обижало, но выводы я из ситуации для себя не делала. А дальше родители переехали в другой регион, а там повышение по должности, новый круг общения и, о ужас, для мамы вся её теория об экономии на себе полетела кувырком в тартарары. Поначалу вынужденная принять новые правила игры, она очень быстро вошла во вкус. Как оказалось, можно не винить себя за то, что вместе дубовых туфель, от которых неделями не заживают мозоли, можно купить хорошие кожаные, подороже, и летать над землей, а не преодолевать с мужественным лицом шаг за шагом; а платье, сшитое на заказ, смотрится намного лучше, чем «чехол на бронетранспортер» из магазина «Богатырь», охотиться за которым приходилось по несколько месяцев.

Потом она решила, что пора и мне объяснить положительные стороны этого явления, но не тут-то было: за почти полтора десятка лет мысль о том, что на себе можно и нужно экономить, так въелась в меня, что я отвергла все ее предложения с ходу. В мои редкие приезды домой она тащила меня в магазин, предлагая примерить это и это. Посмотри, мол, как на тебе хорошо смотрится платье. Сквозь слезы я примеряла одно, другое и начинала выискать огрехи, чтобы только отказаться от покупки. Я искренне не понимала, зачем нужно тратить время на эти тряпки; вот эта юбка и кофточка, которые я ношу уже пару лет, выглядят прилично, чистенькие и отглаженные. Нет, я не хочу пользоваться декоративной косметикой, извини мама, и на обследование в больницу я тоже не пойду. Ну и что, что я на каникулах и у меня есть время, у меня пока ничего не болит. Сама того не замечая, я вырастила внутри себя жабу, которая контролировала каждую копейку и просто сходила с ума от жадности, если я решалась приобрести что-то, по ее мнению, лишнее. Вот только на книги это не распространялось, читать «жаба» очень любила.

А затем появилась семья, и моя свекровь была просто в восторге от такой позиции; впрочем, удивляться не приходилось: чем больше я экономила на себе, тем больше доставалось её сыну, ведь по поводу трат на близких моя жаба не выступала. Я искала дешевого стоматолога, чтобы у мужа не было недостатка в запчастях для машины и патронах для оружия, при том, что на словах он выступал за противоположное.

Звоночки о том, что это неправильно, что так нельзя относиться к себе, звучали то тут, то там, но та, которой они предназначались, их не слышала.

Первый камешек из основания огромной скалы откололся в тот момент, когда здоровье резко дало сбой. Каждую осень мы перекапывали на даче участок — соток десять, лопатами. На мои неоднократные просьбы: давайте, мол, купим мотоблок, мне неизменно отвечали — дорого, а бесплатной рабочей силы вон сколько, ты да твой муж. То, что это тяжело физически для женщины, в расчет не принималось: неженка, где тебя только растили, а вот мы в юности… и начинались воспоминания о том, как было тяжело в 50-х годах. В ту осень земля была тяжелой как никогда, летом было много дождей, и она просто перенасытилась водой. В результате — сорванная спина, безумнейшая боль и невозможность сидеть, стоять. Лежа на животе, я ругала себя на чем свет стоит: доигралась, дескать, хочешь инвалидом стать, а что будет с детьми, да и вообще — как жить будешь? Курс лечения пришлось проходить поэтапно в течение нескольких лет, но на даче я больше лопату в руки не взяла.

Решила для себя, что поправить здоровье — одна из главных задач на определенном отрезке времени. Поддержание его в хорошей форме — задача на всю оставшуюся жизнь, следовательно, наплевательское отношение к своему здоровью исключается. «Жабе», которая было резко воспротивилась попыткам тратить деньги на здоровье, было жестко предложено заткнуться.

Только мы с ней «договорились», удар по голове — развод. Было противно, больно, но спасибо бывшему супругу за горькую микстуру, нахлебавшись которой, я выбила еще пару камней из основания скалы — уговорила «жабу» согласиться сменить гардероб. А для начала — отрезать косу; я отращивала её лет восемь, мне лень было каждые два месяца ходить на стрижку, а уж экономия какая!

И вот сажусь в кресло, мастер берет мою косищу, взвешивает ее на руке и говорит: «Хорошая коса… была. Еще пара месяцев, и вы потеряли бы больше половины волос, они очень ослаблены». Выбираем стрижку, «жаба» шепчет: «А давай ту, под мальчика, помнишь, ты в юности стриглась, она самая дешевая». Я опять посылаю ее подальше и соглашаюсь с вариантом, который предложила мастер. Иду по городу, навстречу мне спешит знакомая и вдруг смотрит потрясенными глазами: мол, я не узнала тебя, как стрижка изменила облик, ты же лет десять сбросила! «Жаба» ахнула и немножко уменьшилась в размерах.

Итак, я морально готова перетряхнуть весь гардероб, горькая микстура свое дело сделала, потеря в весе составила больше пятнадцати килограммов. Но не только это; еще разговор с сыном-подростком, состоявшийся незадолго до этого.

— Мама, да прекрати уж так одеваться, что ты все донашиваешь одежду из прошлой жизни. Мне пацаны не верят, что ты спец крутой — мол, такие специалисты получают хорошо и одеваются соответствующе. Я покрываюсь пунцовыми пятнами и понимаю, почему он старается не подходить ко мне во дворе, когда я возвращаюсь с работы. Вот уж воистину, настоящий алмаз неспециалист не заметит, чтобы стать украшением ему необходима огранка и соответствующая оправа, а если ты выглядишь как мышь серая, то можешь быть хоть семь пядей во лбу, но собственный ребенок поставит твою значимость под сомнение в какой-то момент.

Перебираю вещи и осознаю, что последний раз что-то стоящее, не потерявшее еще вид, я купила в институте и весь гардероб нужно не просто сменить, а выбросить на мусорку. В общем, какой-то охотничий азарт, пустые полки и хитрые глаза дочки: мама, пойдем покупать тебе одежду, ты же возьмешь меня с собой? «Жаба» онемела от такого поворота событий и слезливо вопросила: а дальше что будет, ты меня выгоняешь?

— Ну как же, куда я без тебя? Ты будешь моим трезвым советчиком и ограничителем, чтобы я не сильно разбегалась, а то сейчас пойдем с дочкой и купим кучу разных одежек, а потом сидеть нам на воде и хлебе. Ну и не наглей чересчур, начнешь визжать, что дорого, найду вещь еще дороже и куплю. Легко сказать, да трудно сделать.

«Жаба» согласилась, а со временем вошла в новую роль и важная такая стала, рассудительная. Только мой глаз упадет на новую юбку, а она спокойно: «Ну что ты, в этом стиле у тебя есть целых две, вот износишь и купим, а вообще-то ты за колготками пришла». Книжек всяких начиталась, философию свою завела и выговаривает порой: я же не против, я только за, но прежде чем купить новый сервиз, посмотри на него, в руках подержи и подумай. Если у тебя такого нет и очень хочется — ну купи. Утром воду перед работой пить будешь, на чай-то у тебя уже не останется». Все шуточками, да со смыслами разными.

Как бы то ни было, процесс осознания своего права на трату своих денег на себя занял какое время. Меня просто физически ломало, когда я доставала кошелек, чтобы расплатиться.

Окончательно все встало на свои места, когда я ввязалась в процесс написания диссертации — сколько пришлось купить книг, сколько еженедельных поездок в Москву в Ленинскую библиотеку пришлось за несколько лет сделать. За такой период можно любую привычку многократно изменить. А узнав, сколько нужно выложить за опубликование двух статей в журналах ВАК и за саму защиту, моя «жаба» охнула, но поняв, что пожалеть некому, выдала: «Эх, была не была, в таком возрасте докторские защищают, а ты — только кандидатскую… Выкладывай, плакать не буду». После защиты пошла в ювелирный магазин и подарила себе золотое кольцо, первое в моей жизни, как символ победы.

Главным итогом пройденного пути стало очень спокойное отношение к деньгам и вещам. Если бы сегодня мама увидела меня, то уверена, была бы рада происшедшим со мной переменам. Передо мной больше не стоит дилемма, тратить или нет; хочу — покупаю. Я хочу хорошо выглядеть, быть здоровой и прожить долгую интересную жизнь, и чтобы дети, а впоследствии внуки и правнуки гордились мной.

Автор - Элла Рэйн, преподаватель вуза, кандидат экономических наук