"Не мужик" оказался светлоглазым, живым, с двумя тёплыми ямочками на
щеках, мальчишкой лет 12. Наблюдательным и озорным. На контакт шёл
просто, открыто, с общении находил удовольствие, на мои вопросы отвечал
деликатно, иногда стыдливо. А когда в разговорах мы касались того, что
ему интересно, он смеялся, и сложно было в этот момент не вспомнить
Экзюпери, с его "миллионами бубенчиков".
На консультацию его записала мама. Тревожная, с
полным надежды взглядом, обеспокоенная тем, что у сына очень узкий круг
друзей, что он, как ей кажется, одинок, но в целом беспокойство её
больше было связано с тем, что он "не мужик".
О важности родительской безусловной любви и принятия
"Я- женщина, я не знаю как воспитывать мужчину, я делаю всё что
могу. Муж говорит, что я своей любовью только порчу ребёнка, что он
растёт девочкой, а не пацаном, что он не такой каким должен быть, в 12
лет. С папой у них общения почти нет. Муж часто выражает недовольство
сыном, критикует его, высмеивает, мальчик закрывается в своей комнате, и
всё меньше и меньше выходит на улицу, близких друзей среди мальчиков у
него нет, мне даже кажется что он сторонится мужского
общества..Психолога выбирал сам, сказал что пойдёт только к женщине..Вы
же поговорите с ним? Скажете мне что не так я делаю? Муж говорит это всё
из-за меня, что это я неправильно его воспитываю, а как правильно?
Чтобы он "мужиком" то вырос? Я ведь не знаю..."
Чем больше мы общались с Дамиром, тем больше он открывался.
Оказалось, у него было много увлечений, но всё что было интересно ему,
шло в разрез с тем, чего хотел для него папа. Актёрское мастерство было,
по словам отца "для умственно отсталых", и ходить на уроки в
театральную школу приравнивалось к "кривлянию и ничего больше".
Художественная школа - туда же, так как, по мнению отца, талант не
нуждается в школе, он или есть или его нет, и если его нет то чего зря
время тратить?".
В поисках "настоящего, мужского", отец отводил сына то на тайский
бокс, то на карате, но нигде мальчик не задерживался больше полугода.
Так как спустя полгода тренировок у него начинались головные боли и
тренировки пришлось исключить из жизни Дамира. Он говорил о том, что
хотел бы быть каким-то другим, чтобы папа был им доволен, но у него не
получается..
А однажды на консультацию он пришел с папой. И когда он
заходил ко мне в кабинет, я увидела его согнутую спину, опущенные плечи,
потупившийся взгляд. Ему как будто было стыдно за то, что он
пришёл к психологу. Обычно его подвозила мама, а в этот раз Дамира
привёз отец. И длинный, узкий коридор, по которому он шёл, на время стал
похож на Голгофу. Сопровождал его опущенные плечи, взгляд отца,
направляемый то на него, то на меня. В его взгляде считывалось презрение
и насмешка одновременно. А в воздухе повисла атмосфера стыда. И в этом
вязком и липком воздухе движения Дамира стали скованными, сдавленными и
угловатыми.
Эта встреча стала последней. Мама перезвонила мне, и извиняющимся
голосом сообщила что папа против, и что "нам это пока не нужно".
Но спустя год, его мама снова позвонила мне. И вот что я узнала. Муж
ушёл от неё, к другой женщине. И мама бесконечно винила себя в том, что
сделала что-то не так, не смогла удержать "себе мужа, а сыну отца". И
теперь у неё появилась тревога что мальчик травмирован отцовским уходом
и закроется в себе ещё больше. "Он и так как девочка у нас растёт, а
тут ещё и без папы... А ему же мужиком становиться надо!"
Я ждала Дамира с любопытством и теплом. Мне нравился этот
светлоглазый мальчик, этот "не мужик", похожий чем-то на Маленького
Принца. Я помнила о нём, и с грустью вспоминала иногда, как он улыбался и
радовался, когда рассказывал про свою собаку и рыжего, нахального кота.
Он пришёл ко мне повзрослевшим. Его плечи стали значительно шире, ростом он был теперь с меня, а глаза его всё так же улыбались.
Дамир поначалу смущался, а после рассказал, что после ухода отца его жизнь переменилась. Когда я спросила, как именно она переменилась, он вдруг открыл мне "страшную правду", которая заключалась в одной только фразе.
И фразу эту Дамир произнёс тихо, вжав голову в плечи, с опаской посмотрев на меня. "Намного легче".
Его щёки чуть зарделись, и мне показалось, что ему стало стыдно за
эту лёгкость, за эту простоту, за эту свою радость жить без давления
отца. И когда я сверилась с ним, он облегчённо закивал, и после этого
уже сел ровнее, расслабленно.
И ему уже хотелось говорить о себе, о своих увлечениях, поделиться
радостью и достижениями - первым местом на конкурсе писателей, своими
идеями относительно собственного фильма, который он уже начал снимать и
монтировать, о своих планах на будущее и о желании быть врачом, может
даже хирургом, и волновало его то, сможет ли он помогать людям если он
боится крови? А ещё он принёс показать мне своё рисунок, выполненный в
чёрно-белом стиле, на котором он очень здорово изобразил соседского
кота...
Родительский "стыд" за своего ребёнка - это, в первую
очередь, стыд за себя. А детям, как воздух, нужно принятие. Особенно со
стороны родителя своего пола. Для девочки принятие её мамой,
для мальчика - папой, Это глубокий обряд инициации. Когда ребёнок
понимает очень важное про себя: "Я - мальчик. Я - такой же как папа. И
папа меня принимает. Значит, со мной всё в порядке".
И совсем не важно, похож ли он на папу внешностью или характером.
Важно то, что "я - маленький мужчина, а папа - большой мужчина, и он
доволен мной, и значит я могу быть довольным собой". И точка.
И вот это ощущение, что "со мной всё в порядке", закладывается именно в детстве. И
если заложили его в детстве, как фундамент, то всё, человеку больше
никогда не придётся искать подтверждение этому во внешнем мире! Он это
знает, он в этом уверен. Он это прочувствовал когда-то. Прочёл в
отцовских глазах. Полных любви и гордости за своего ребёнка. И никто у
него никогда этого не отнимет. И никто не сможет этого заменить - родительской безусловной любви и принятия...
Причём принимать нужно не тогда только, когда ребёнок на тебя похож, а и тогда, когда не похож! И
когда не похож - нужно особенно это подчёркивать. И это большой труд.
Согласитесь, куда проще принимать "своё", "похожее на себя", чем не
похожее, не ясное, не понятное, а ещё- то, что откровенно раздражает.
Любить в ребёнке себя - незрелая форма любви.
Любить в ребёнке личность - зрелое, взрослое чувство. Которое прежде нужно взрастить в себе самом.
Потому что ребёнок не должен быть похожим. Он должен быть принятым своими родителями. И отсюда уже растёт и уверенность, и самооценка, и сила, и внутренний стержень.
