Конвергенция О циклах производственно-экономического развития

О циклах производственно-экономического развития

Перепечатка статьи Крюкова А.Ф.

Экономика России в 1989 году... Согласие на требования производителей о применении свободных цен на выпускаемую продукцию было на кончике пера Председателя Правительства РФ. Товарные полки магазинов в стране стремительно пустели и порождали дикие очереди за товарами повседневного спроса, а талонные ограничения создавали ажиотажный спрос. Большинство и производственников, и потребителей продукции еще не понимали, что это конец монопольного, высококонцентрированного, узкоспециализированного производства распределительной системы в СССР, в котором с 1917 г. пытались изолироваться от экономических воздействий окружающего страну мира рыночной экономики. Арендно-кооперативное движение с производством на «добытом» сырье и материалах в монопольных предприятиях извращало формулу: деньги — товар — новые деньги. «Новые» деньги арендаторы-кооператоры рождали как бы из ничего, хотя ресурсы «кооперативного» производства дотировались государством в растущей себестоимости монополий — объединений, где по подрядным договорам арендаторы и кормились из бездонной бочки «нормированных» самими госпредприятиями и из якобы необходимых для их деятельности ресурсов. И как только цены на них стали свободны и всё могло покупаться, так арендаторы — кооператоры убежали от производства.

После 1989 г. России потребовалось еще три года и выяснилось, что большинство предприятий по изготовлению средств производства производят продукцию по таким госстандартам, которые не обеспечивают ее конкурентоспособность за рубежом, так как аналогичная продукция в рыночных производствах и качественней, и производительнее, и экологически защищеннее, и с массовым использованием компьютеризованных технологий. И «вдруг» обнаружилось, что бывшим братским республикам эти средства производства и не нужны, так как инвестиций для них из общего кармана СССР больше не стало. Свое сырье они смогли продать другим странам за доллары дороже, а товары и продукты они там же купили дешевле и качественней, чем в России. Тогда и реализация продукции промышленных центров России сократилась на 60—70%, удлиняя производственные циклы из-за подскочившей доли постоянных издержек в себестоимости, понуждая предприятия проедать запасы сырья и материалов уже из госрезерва и до начала следующего цикла производства продукции.

Что это было? Феномен России? Нет, всякий раз, когда развитие производительных сил не соответствует изменениям производственных отношений, возникают скачкообразные экономические и политические процессы. А так как и общественные отношения и производительные силы в своем развитии обладают инерцией, то появляется колебательность процессов в реальном, астрономическом времени. За длительность этих процессов отвечает собственное время как политической системы, так и производственных экономик. В замкнутых системах эти периодические движения синхронны в астрономическом времени. Если развитие производительных сил опережало производственные отношения, то это в России приводило либо к революциям, в том числе «тихим», либо к войнам систем (1917 г., 1953 г., 1989 г., 2025 г. — критические годы для России). Если развитие производительных сил отставало от смены производственных отношений, то это определяло годы кризиса российских экономических систем (1905 г., 1941 г., 1977 г., 2013 г. — кризисные годы для России).

Еще великий политэконом Адам Смит [1], рассматривая жизнь организаций рождающегося капитализма в Англии, пришел к выводу, что они существуют как минимум в двух состояниях, расставленных во времени, «прогресс» и «регресс».

Профессор-экономист Н.И. Туган-Барановский изучал в начале ХХ века периодические кризисы, возникавшие в капиталистических странах. Его анализ показал, что не только вся капиталистическая система подвержена им периодически, но и отдельные предприятия, составляющие систему домохозяйств. Поэтому каждое предприятие в рыночной системе, повторно оказываясь в состоянии кризисов, как заметил Н.И. Туган-Барановский, имеет и другие фазы состояния в периодическом движении [2]. Коммерческая организация (предприятие) проходит через фазы своего вновь и вновь возникающего цикла, реализуя продукцию на рынке или в большем или меньшем количестве, которая служит для удовлетворения возникающих и исчезающих потребностей и возможностей покупателей под воздействием факторов среды. Проанализируем развитие экономики Советского Союза и России и оценим ее темпы роста [3].

На первом этапе развития народного хозяйства (1929—1937 годы) (рис. 1) темпы роста валовой продукции промышленности в сравнении с 1913 годом составляли в 1929-м году — 1,1, а в 1937-м — 5,1 (если принять за единицу валовую продукцию в 1913 г.). Тогда молодые производительные силы, основанные на пооперационном разделении труда, показали высокие темпы, а централизованная система еще не успела обюрократиться, т.к. опиралась не на управленцев-чиновников (деятелей промпартии уничтожили), а на энтузиазм масс. Такие темпы создали эйфорию лозунга «Догоним и перегоним!...».

Но вот минул 1937 год, и темпы резко начали падать. Только в 1940-м они снизились в 2,3 раза — ни индивидуальное, ни моральное подстегивание стахановским движением не могли оживить стареющие производительные силы с пооперационным разделением труда. Нужно было готовиться к их смене и менять везде на более производительные — преимущественно с операторским трудом и конвейерной организацией производства. А сталинское руководство все материальные накопления и новые производственные отношения вгрохало в строительство гигантских предприятий (будущих монополистов) с пооперационным разделением труда.

Они рождались к тому же на новых территориях, без социальной обустроенности, без стройбаз, без квалифицированной обученности кадров. Все это вело к долгострою (вспомним длительность строительства Сталинградского тракторного завода), а самое опасное для экономики — к замедлению освоения новых произ водственных фондов плохо обученными новыми работниками (ГАЗ в Горьком).

Старые производственные фонды только на энтузиазме не могли давать долго высокую производительность. Так и случилось к упомянутому 1940 году. Чтобы не снизить объемы промышленного производства, Сталин через Верховный Совет был вынужден провести закон об увеличении рабочего времени — появилась семидневная неделя с шестью рабочими днями по 8 часов.

Этого тревожного звонка диалектики производительных сил ни Сталин, ни тогдашнее волевое руководство не услышали, а потому все беды свалили на происки «врагов народа». Но это не меняло дела — производительные силы продолжали звонить и требовать всеобщей замены. А вот он, грозный 1941-й, уже наступил. Советский народ своими 20-милионными жертвами рассчитался в годы Великой Отечественной войны за эту глухоту.

Остановимся подробнее на анализе статистических данных, представленных в виде графиков (рис. 1).

Рисунок 1. Динамика объема промышленной продукции

За единицу принята валовая промышленная продукция 1913 года. Перед каждым годом революционной ситуации (1917, 1941, 1965, 1989) снижаются темпы промышленного производства (линия 1), а также падают среднегодовые темпы производства национального дохода (линия 2). Следовательно, период полной смены активной части основных средств в России не должен превышать 12 лет со среднегодовым темпом замены старых производительных сил на достижения НТП — 8—9%. Но это же и предсказывал Председатель Госплана СССР, академик Вознесенский, расстрелянный в 1948 году.

Освоение большинством отраслей народного хозяйства возведенных новых предприятий и реконструируемых производств длится 10—12 лет (1918—1928, 1950—1960 годы). За освоением идет взлет производства в течение 10—12 лет (1928—1938, 1965—1977 годы), а затем падение, если глухи к требованиям их следующей замены. Тяжелейшие испытания принесла Великая Отечественная война! Только она заставила руководство страны в экстремальных условиях с невиданными жертвами быстро перевести все эвакуированные производительные силы на поточное механизированное производство с пооперационным разделением труда, конечно, для использования труда женщин и детей. Это обеспечило взлет производства оборонной продукции к 1944 г., родило новых организаторов производства, возведших эвакуированные заводы на пустых местах Урала, Сибири и сразу с поточным производством, создало новую генерацию конструкторов поузлового проектирования в соединении с опытным производством (КБ танкостроения, КБ самолетостроения, КБ артиллерийских систем)... Успели, сменили — победили!

Совсем иную ситуацию мы наблюдаем в период с 1965 по 1977 год — смена работающих машин и агрегатов новым робототизированным и компьютеризированным комплексно-поточным производством (на информационном оборудовании) резко замедлилась — кибернетиков в 1948 г. повыбили, гражданского производства полупроводников практически не стало. А поэтому действовавшие производительные силы начали стремительно стареть, выходить из строя, требовать для поддержки работоспособного состояния непроизводственного персонала, так как были построены в Сибири в 40-е годы и в годы войны. Молодые рабочие кадры на них работать не хотели — тяжело, все вручную, а постаревшие и «поумневшие» работающие кадры снизили производительность и стали наращивать себестоимость продукции (нормы-то при высокопроизводительной работе бюрократический аппарат сразу увеличивал). Поэтому производство реализованной продукции начало стремительно снижаться, что и наблюдали после 1975 г.

Но и этого, второго звонка производительных сил опять никто не услышал в руководящем ядре государства (или не захотел услышать). Снова опоздали: и все россияне опять рассчитывались — на этот раз стремительным ростом дефицита на потребительском рынке товаров, так как именно эти отрасли группы «Б» были «золушками» на остаточном финансировании каждого 36-летнего цикла развития производительных сил страны.

Пооперационное разделение труда с конвейерной организацией производства, что существовало в мире перед 1941 г., конечно, выводило к высшей форме монополистического капитализма — фашизму (и дисциплина, и принуждение, и высшая расса небелунгов — это ли не воплощенная мечта Фордов, Круппов, Дюпонов?!)

Но на историческом витке развития мирового сообщества социалистическое распределение благ, хоть еще и небольших, коллективные формы управления, хоть и обюрокраченные, были более вдохновляющи, чем капитализм в форме фашизма. И борьба противоположностей привела капиталистические правительства все-таки в лагерь борцов против автократии. А затем и к борьбе против диктатуры в форме культа личности. Но во время второй мировой войны, когда мужчин призвали на фронт, появилось (для использования женского труда) поточное производство с комплексной механизацией труда и непрерывные с электрифицированным управлением химические производства для применения труда операторов. Эти достижения НТР уничтожали тяжелый труд и создавали такую прибавочную стоимость, которой было достаточно в странах с рыночной экономикой для авансирования прорыва в счетной технике, ибо требовалась быстрая реакция управленцев как на изменяющиеся производственные ситуации, так и на конъюнктуру рынка. И к 1965 г. производства, оснащенные ЭВМ, давали почти 50% продукции Запада.

В России же кибернетика в 1948 г. была уничтожена, а кому из ученых-кибернетиков удалось спастись, спрятались в «почтовых ящиках» и замкнулись на оборонную технику, отчуждаясь от требований гражданской жизни. И мы к революционной ситуации 1965 г. подошли только с пооперационным разделением труда, с поточным производством, а не с операторским трудом, как на Западе, что и привело к отказу от верной идеи межотраслевых корпораций (совнархозов), к отказу от хозрасчетной модели организации производственных отношений, то есть к отрицанию демократических форм в экономике и к быстрому возврату к старым административно-командно-бюрократическим формам управления и к отставанию экономическому, а затем и социальному от реформирующегося капитализма.

А капитализм, наученный «народными фронтами» 30-х годов и фашизмом 40-х годов ХХ столетия, начав эксплуатацию умственных сил человека и обеспечив скачок прибыли, прагматично и быстро пришел на основе проб и ошибок в разных странах к обществу потребителей. Изменившаяся эксплуатация требует от человека меньше затрат энергии и рождает свободное время и новые потребности, обеспеченные созданной прибавочной стоимостью.

Скачок производительности труда дает возможность капиталистам и их государствам при высоком темпе роста прибавочной стоимости хорошо доплачивать умнику-работнику, покупать ум управленцев-менеджеров (вместе с компьютерами) и иметь безбедную жизнь уже для значительной части трудящихся, ставших и владельцами акций. Теперь капиталистам неумные работники не нужны. Вот умные для управления сетями ПЭВМ и компьютеризированным производством необходимы. Тогда появившийся умник из бедных семей получает стипендию либо от государства, либо от фонда, либо от фирмы для своего обучения и получения «умной» специальности.

Чем более открыты системы хозяйствования, чем свободнее перемещение ресурсов и капитала в них, тем их собственное периодическое время по астрономической длительности убыстряется и как бы уменьшается длина маятника системы за счет распределенности получаемых ресурсов. В США в 20 веке основными в экономике были финансовые ресурсы, получаемые из остального мира, поэтому годы финансовых кризисов были 1907—1929—1951—1973—1995 с длительностью циклов 22 года. Для Мексики при отсутствии и собственных производственных ресурсов, и финансовых капиталов длительность цикла между кризисами была еще короче, особенно в начале ХХ века.

Чужой капитал и другие ресурсы, являясь чаще всего интервентными и спекулятивными для любой открытой системы, усиливают распределенность центра колебаний и укорачивают астрономическую длительность цикла системы. Анализируя капиталистические кризисы, Н.И. Туган-Барановский [4] пришел к выводам, что рыночная система находится в колебательном движении и подъемы в экономическом развитии сменяются экономическими кризисами из-за периодического перехода капитала из финансового в производственный для необходимой смены производительных сил. Сменяющиеся высокопроизводительные производственные фонды для удовлетворения по максимуму новых потребностей общества требуют увеличения финансовых ресурсов, а их уже нет — перекачались в форму производительных сил. Это приводит к финансовому кризису в экономике. Отсутствие денег у товаропроизводителей увеличивает безработицу и снижает покупательские возможности населения, что создает кризис перепроизводства потребительских товаров. Начинается массовое банкротство фирм как торговых, так и производственных, в том числе и со старыми технологиями. А уничтожение слабых производств, потреблявших средства без реализации продукции, приводит к новому накоплению в системе хозяйствования финансовых ресурсов для технологий следующих поколений.

Эти выводы подтверждаются при анализе циклов экономических ситуаций в конце 90-х годов 20 века в Южной Корее, Сингапуре, Малайзии, Индонезии, называвшихся азиатскими «тиграми», но экономически сорвавшихся из-за громадной доли спекулятивного капитала в организации производства через холдинги. Мировая рыночная экономика в 20-м веке в собственных общественных отношениях также циклична:
— 1910—1920 годы — движение шло от фабричного производства к монополизму;
— 1930—1940 годы вели от монополизма к национальной корпорации;
— 1950—1960 годы — от национальной корпорации к транснациональной корпорации;
— 1970—1980 годы создавали условия перехода от транснациональных корпораций к информатизированным корпорациям;
— 1990—2000 годы — от информатизированной корпорации к сетевой виртуальной (интернетной) корпорации.

Каждая смена рыночных общественных отношений изменяла уклады в рыночном обществе и изменяла ценность человеческого ресурса:
— 1910—1920 годы — рождение сверхличностей для управления монополиями и их государствами;
— 1930—1940 годы — проявление массового предпринимательства и корпоративного собственника для снижения доли спекулятивного, биржевого капитала в акционерных обществах;
— 1950—1960 годы — использование всех ресурсов для удовлетворения изменяющихся и изменяемых потребностей работающих (создание условий для общества потребителей);
— 1970—1980 годы — максимальное применение умственных возможностей каждого работающего человека для быстрой смены производства под растущие общественные потребности;
— 1990—2000 годы — эксплуатация полного информационного ресурса человечества для производства товаров под формирующиеся потребности покупателей с деньгами из зарплаты работников, из дивидендов работников-собственников акций, из процентов работников-инвесторов на банковские вклады и паи инвестиционных фондов.

Использование трудовых ресурсов в странах с рыночной экономикой также периодично с астрономической длительностью циклов 11—12 лет. Для примера проанализируем данные службы занятости США как страны, которая исключает государственное регулирование занятости. Рыночность в трудовых ресурсах приводит к периодическим кризисам в занятости и к значительному росту безработицы. Цифры службы занятости штата Огайо США [4] (рис. 2) как для самого штата, так и для сравнимости с цифрами США показывают, что периодически с положительным трендом возрастает численность рабочих рук (кривая 1), но с большей амплитудой изменяются предложения на рынке труда (кривая 2), а разность между ними — ярко выраженная пульсирующая периодическая функция с длительностью циклов 11—12 лет (минимумы безработицы в США приходятся на 1978 г. и 1989 г. максимумы безработицы наблюдаются в 1975 г. и в 1983 г.).

В промежутке астрономического времени, когда в странах с рыночной экономикой финансовый капитал иммобилизовался в недвижимость и производственные фонды, наступает кризис в приобретениях, что обесценивает эти действующие фонды, стоимость которых уже не может покрывать долгов корпораций, поэтому банки прекращают кредитование — залог ничем не обеспечен, так как все производственное оборудование в старых технологиях обесценилось.

При отсутствии на счетах и вкладах «живых» денег из-за уменьшающихся продаж банки и инвестиционные фонды прекращают финансирование реального и спекулятивного секторов экономики. А это кризис банковских и инвестиционных систем, который приводит к банкротству частных банков, имеющих небольшое обеспечение, что создает банкротную потерю оставшихся на счетах и вкладах денег предпринимателей. Потеря этих денег приостанавливает, а за тем и губит мелкий и средний бизнес, который не успел сменить дорогостоящее сырье и снизить расходы на зарплату — пришел кризис предпринимательской активности.

Рисунок 2. Полная занятость и тенденции безработицы рабочей силы штата Огайо, 1972—1992 гг.

Ограниченность энергетических и производственных ресурсов при росте финансовых вложений в производство товаров и в производительные силы создает энергетические и ресурсные кризисы.