Здравствуйте уважаемые подписчики!!!

                                                                            Большинство из нас — это не мы.

                                                                            Наши мысли — это чужие суждения;

                                                                            наша жизнь — мимикрия;

                                                                            наши страсти — цитата!

                                                    Оскар Уайльд

                                                                Образование — превосходная вещь,

                                                                если только вы помните,

                                                                что ничему из того, что стоило бы знать,

                                                                вас никогда не научат

                                                                                          Оскар Уайльд

Мы не рабы государства!

Сколько партий участвует в выборах, для народа не имеет значения. На­род не выдвигает своих кандидатов, ему предлагают голосовать за тех кто себя к народу не причисляет. Они политики - государственная аристокра­тия. Как и некоторые из среднего класса считают себя интеллиген­цией, тем самым они дают понять, что они отличаются от на­род. Хотя все они выходцы из народа и получили одинаковое воспитание, только отличие в образовании.

Я еще могу понять отличие дворян (до ХХ – века) от простого народа.  Они отличались от народа и воспитанием и образованием. Теперь этого нет, хотя современная аристократия нанимает гувернанток, нянь, для их детей создаются элитные детские сады, на подходе школы с университе­тами. 

В наше время рабство еще более совершенное, чем в древние вре­мена. Раньше были люди из низших сословий, которые работали как рабы, а большей частью делали рабами людей захваченных в войнах. Теперь весь народ находится в рабстве в своём государстве. Для этого народ и де­лят по классам. Государственная, политическая, бизнес и религиозная элиты – это высшая каста. Средний класс – мягкая прокладка между эли­той и народом. Они предназначены для работы в обучающих и контролирую­щих органах. Они на содержании не у народа, а у государ­ства. А кто платит - тот и заказывает музыку. Поэтому карьеристы из сред­него класса постоянно ведут между собой борьбу за лучшее место у кор­мушки.

Поэтому не следует стремиться к политическому многообразию (плюра­лизму),  многопартийности, парламентаризму, религиозной духовно­сти.  Оно не поможет цивилизации развиваться в нужном для на­рода направлении. И совершенно бесполезно повышать уровень политиче­ской и правовой культуры  в обществе, когда требуется повышать духовную культуру в воспитании.

В особенности странно слышать когда говорят о правовом государ­стве. Когда государство – это есть концлагерь для народов, обнесенный колю­чей проволокой на границах, хорошо охраняемый. В нутрии стран ве­дется травля честных, порядочных людей и этим занимаются люди у кото­рых с совестью обстоят дела как у преступников которые грабят убивают людей на улице. Только политики это делают под красивыми вывесками и убеждая народ, что это надо для общего блага. Лож, стала их неотъемле­мой спутницей.  Государства можно подразделять на три категории:

1.                    Общий режим (Большинство высокоразвитых стран).

2.                    Усиленный режим (США, Некоторые страны Европы, Азии, Аф­рики, Южной Америки и страны СНГ).

3.                    Строгий режим (в основном страны Африки и Азии).

Во всем мире законы для народа пишут политики, которые всегда озабо­чены своей идеологией, партийной дисциплиной и долгом перед спон­сорами.

В далёкой древности постарались связать право и власть. Как видим у го­сударства это хорошо получилось. Символом государства и права стала Богиня Правосудия, держащая в одной руке меч, в другой весы и с завязан­ными глазами. Как государственному лицу ей всегда требуется взве­сить – кому выгоднее рубить голову? Как понимаете, ворон ворону глаз не выклюет, потому оградились от законов - неприкосновенностью. Чтобы арестовать преступника из высших эшелонов власти – на то требу­ется разрешение государственных органов? Что сказать – хорошо устрои­лись.

Сегодня хочется подискутировать на тему рабства народов. Пишите, инте­ресно узнать Ваше мнение. К сожалению, мои сайты закрыли, при­дется создавать новые. В новых сайтах хочется наладить с Вами обратную связь. Хочется узнать Ваше мнение по различным направлениям в нашей жизни.

Люблю Льва Николаевича Толстова как писателя. Уважая его как чело­века, которому не безразлична жизнь народа. За его честность, принципиаль­ность, за его смелость в высказываниях. Редко встретишь лю­дей которые борются за лучшую жизнь народа. Большинство интеллиген­ции борется за улучшение системы, привития чужих ценностей, традиций (в особенности этим грешат демократы). Они в политике борются за свою карьеру, напрочь забыв о народе.

В среднем классе еще имеются люди такие как: Мартин Лютер, Лев Тол­стой, Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг. Они утверждали, что не наси­лием можно добиться лучшей жизни для всего народа. Которые не призы­вали брать в руки оружие и бороться за свою свободу. Не надо уподоб­ляться государственным политикам, которые творят насилие как над своими гражданами, так и в чужих странах (преступники на дорогах сами грабят и убивают, а политики чужими руками творят произвол).

Лев Толстой. РАБСТВО НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Первобытная форма рабства было прямое принуждение к  работе.  Обойдя  весь круг разных скрытых форм:  земельной собственности,  податей,  собственности предме­тов потребления и орудий производства,  рабство возвращается  к  своей первобыт­ной  форме,  хотя  и  в  измененном  виде  - к прямому принуждению к ра­боте.

Поэтому очевидно, что отмена одного из производящих рабство нашего времени уза­конений:  или податей,  или земельной  собственности,  или  собственности предме­тов потребления и орудий производства,  не уничтожит рабства, а только отме­нит одну из форм его,  которая тотчас же заменится новою, как это было с отме­ной  личного рабства - крепостного права,  отменой податей.  Отмена даже всех трех узаконений вместе не уничтожает  рабства,  а  вызывает  новую,  не известную  еще нам форму его,  уже теперь понемногу проявляющуюся стесняющим свободу рабо­чих узаконением в ограничении часов работы,  возраста, состояния здоровья, в требова­ниях обязательного посещения школ, в отчислении процентов на призрение старых и увечных, во всех мерах фабричных инспекций, в правилах кооперативных обществ и т.п.  Все это не что иное, как передовые узаконения, подготовляющие но­вую, не испытанную еще форму рабства.  Так что  становится  очевидным,  что  сущ­ность рабства лежит не в тех трех узаконениях,  на которых оно держится теперь  и  даже  не  в  тех  или  иных узаконениях,  а  в  том,  что  есть  узаконения,  есть люди,  имеющие возможность устанавливать выгодные для себя узаконения,  и что, пока бу­дет у людей эта возможность, будет и рабство.

Прежде выгодно  было  для  людей  иметь  прямых  рабов:   они   установили узаконе­ния  о  личном рабстве.  Потом стало выгодно иметь собственные земли, брать  подати,  удерживать  приобретенную  собственность:   они   установили соответст­вующие  узаконения.  Теперь  людям  выгодно  удержать  существующее распределение  и  разделение  труда:  они  устанавливают  такие  узаконения, которые  принудили  бы  людей  работать  при  существующем  распределении  и разделении труда. И потому основная причина рабства есть узаконения, то, что есть люди, имею­щие возможность устанавливать их.  Что же такое узаконения и что дает людям возмож­ность устанавливать их?

Существует целая наука,  более древняя и  более  лживая  и  туманная,  чем политиче­ская  экономия,  служители  которой  в продолжение столетий написали мил­лионы книг (большей частью противоречащих друг  другу)  для  того,  чтобы отве­тить  на  эти  вопросы.  Но  так  как  цель  этой  науки,  так  же как и политиче­ской экономии,  состоит не в том, чтобы объяснить то, что есть и что должно быть, а в том, чтобы доказать, что то, что есть, то и должно быть, то в этой науке  можно  найти  очень  много  рассуждений  о  праве,  объекте  и субъекте,  об  идее государ­ства и т.п.  предметах,  непонятных не только для обучающихся,  но и для обучающих этим наукам;  но нет никакого ясного ответа на вопрос о том, что такое узаконение.

По науке,  узаконение  есть  выражение  воли  всего  народа;  но  так  как нарушаю­щих  узаконения  или желающих нарушить их людей,  но не нарушающих их только из страха наказаний,  налагаемых за неисполнение  узаконений,  всегда больше,  чем  тех,  которые желают исполнения узаконений,  то очевидно,  что узаконе­ния ни в каком случае не могут  быть  понимаемы  как  выражение  воли всего народа.

Существуют, например,  узаконения о  том,  чтобы  не  портить  телеграфных стол­бов,  о  том,  чтобы  оказывать почтение известным лицам,  о том,  чтобы каждый человек отбывал воинскую повинность или был  присяжным,  или  о  том, чтобы не переносить известных предметов за известную черту, или о том, чтобы не пользо­ваться землею,  которая числится собственностью другого,  не делать денежных    зна­ков,    не   пользоваться   предметами,   которые   считаются собственностью дру­гого.

Все эти  узаконения и многие другие чрезвычайно разнообразны и могут иметь са­мые разнообразные мотивы, но ни одно из них не выражает воли всего народа.  Об­щая  черта  всех  этих  узаконений  только  одна,  а  именно та,  что если какой-либо человек не исполнит их,  то те,  кто установили  эти  узаконения, пришлют  вооружен­ных  людей,  и вооруженные люди прибьют,  лишат свободы или даже убьют неисполняющего.

Если человек  не  захочет отдать в виде податей требуемую с него часть его труда,  придут вооруженные люди и отнимут от него то, что от него требуется, а  если  он  будет противиться,  то прибьют его,  лишат свободы,  а иногда и убьют.  То  же  будет  с  человеком,  который  станет  пользоваться  землею, числящейся  собственно­стью  другого.  То же произойдет с человеком,  который захочет воспользоваться нуж­ными ему для удовлетворения его потребностей  или для   работы   предметами,   считающимися   собственностью  другого:  придут вооруженные  люди,  отнимут  у  него  то,  что  он  возьмет,  и,   если   он воспротивится,  прибьют, лишат свободы, или даже убьют его. То же произойдет с человеком,  не  выказавшим  почтения  тому,  чему  установлено  выказывать почтение,  и  то  же  с  тем,  кто не исполнит требова­ния идти в солдаты или станет  делать  денежные  знаки...  За  всякое  неисполнение   установленных узаконений неисполнившие будут подвергаться побоям,  лишениям свободы,  даже убийству от тех людей, которые установили узаконения.  Придумано много разных конституций,  начиная с английской и американской и кончая  япон­ской  и  турецкой,  по  которой  люди  должны  верить,  что  все узаконения,  устанавли­ваемые  в  их государстве,  устанавливаются по воле их самих.  Но  все  знают,  что  не  только  в  деспотических,  но  и  в  самых мнимосвободных государст­вах:  Англии,  Америке, Франции и других, узаконения устанавливаются не по воле всех, а только по воле тех, которые имеют власть, и  потому всегда и везде бывают только такие,  какие выгодны тем,  кто имеет власть, - будут ли это многие, некото­рые или даже один человек. В исполнение же приводятся узаконения всегда и везде только тем самым, чем всегда и везде заставляли и заставляют одних людей испол­нять  волю  других,  т.е.  побоями, лишением свободы, убийством, как оно и не может быть иначе.  Не может  же  оно  быть  иначе  потому,  что  узаконения  суть  требова­ния исполнения  известных  правил.  Заставить же исполнять одних людей известные правила,  т.е.  то,  чего хотят от них другие,  иначе нельзя,  как  побоями, лишением свободы и убийством.  Если есть узаконения, то должна быть та сила, которая может заставить людей исполнять их. Сила же, могущая заставить людей исполнять пра­вила,  т.е. волю других, есть только одна - насилие, не простое насилие,  которое употреб­ляется людьми друг против друга в минуты страсти, а насилие организован­ное,  сознательно употребляемое людьми,  имеющими власть, для того,  чтобы заста­вить других людей исполнять всегда  установленные  ими правила, т.е. то, что они хо­тят.

И потому сущность узаконений вовсе не в субъекте или объекте права,  не  в виде государства,  совокупной воли народа и т.п. неопределенных и запутанных сло­вах,  а в  том,  что  есть  люди,  которые,  распоряжаясь  организованным насилием, имеют возможность заставлять людей исполнять свою волю.  Так что точное,  всем понятное и бесспорное определение  узаконений  будет такое:

Узаконения -  это  правила,  устанавливаемые  людьми,  распоряжающимися органи­зованным насилием,  за неисполнение которых неисполняющие подвергаются побоям, лишению свободы и даже убийству. В этом   определении  заключается  и  ответ  на  вопрос:  что  дает  людям возможность  устанавливать  узаконения?   Дает   возможность   устанавливать узаконения то самое, что обеспечивает их исполнение: организованное насилие.

Причина бедственности  положения  рабочих есть рабство.  Причина рабства - узако­нения. Узаконения же основаны на организованно насилии.  И потому   улучше­ние  положения  людей  возможно  только  при  уничтожении организованного наси­лия.

Но организованное  насилие  есть  правительство.  А  разве  можно жить без прави­тельства?  Без правительства будет хаос,  анархия,  погибнут все успехи цивилиза­ции,   и   люди  вернутся  к  первобытной  дикости.  Только  троньте существую­щий порядок вещей.  говорят обыкновенно не только те,  которым этот поря­док вещей выгоден,  но и те,  которым он явно невыгоден,  но которые так при­выкли к нему,  что не могут себе представить жизни без правительственного насилия,   -  уничтожение  правительства  произведет  величайшие  несчастия: буйства,  гра­бежи,  убийства, в конце которых будут царствовать все дурные и будут в порабоще­нии все хорошие люди,  говорят они. Но, не говоря уже о том, что все это,  т.е.  буй­ства,  грабежи,  убийства,  в конце которых  наступит царство злых и порабощение добрых,  - что все это уже было и теперь есть, не говоря уже  об  этом,  предположе­ние  о  том,  что  нарушение  существующего устройства произведет смуты и беспо­рядки,  не доказывает того, чтобы порядок этот был хорош.

«Только троньте существующий порядок, - и произойдут величайшие бедствия».  Только троньте один кирпич из  тысячи  кирпичей,  сложенных  в  высокий  в не­сколько сажен,  узкий столб,  - и развалятся и разобьются все кирпичи.  Но то,  что всякий вынутый кирпич и всякий толчок разрушат такой  столб  и  все кирпичи,  ни­как  не  доказывает  того,  чтобы разумно было держать кирпичи в неестественном и неудобном  положении.  Наоборот,  это  показывает  то,  что кирпичи не надо держать в таком столбе,  а надо разложить их так,  чтобы они твердо держались и  можно  бы  было  ими  пользоваться,  не  разрушая  всего устройства.    То   же   и   с   тепереш­ним   государственным   устройством.  Государственное устройство есть устройство весьма искусственное и шаткое,  и то, что малейший толчок разрушает его, не только не доказывает того, что оно необходимо,  но,  напротив,  показывает то, что если оно и было когда-нибудь нужно, то теперь оно вовсе не нужно и потому вредно и опасно.  Оно вредно и опасно потому,  что при этом устройстве все то  зло,  которое сущест­вует в обществе,  не только не уменьшается и не исправляется, а только усиливается и утверждается.  Усиливается и утверждается оно потому,  что оно или оправдыва­ется и облекается в привлекательные формы, или скрывается.  Все то благоденствие народов,  которое представляется  нам  в  управляемых насилием,  так  называемых  благоустроенных  государствах,  ведь есть только видимость - фикция.  Все,  что мо­жет нарушить внешнее  благообразие,  -  все голодные,  больные,  безобразно развращен­ные, все попрятаны по таким местам, где их нельзя видеть.  Но то,  что их не видно,  не показывает того,  что их нет. Напротив, их тем больше, чем больше они скрыты, и тем жесточе к ним те, которые их производят.

Правда, что  всякое  нарушение,  а тем более прекращение правительственной дея­тельности,  т.е.   организованного   насилия,   нарушит   такое   внешнее благообра­зие  жизни,  но  это нарушение произведет не расстройство жизни,  а только обнаружит то,  которое было скрыто,  и даст  возможность  исправления его.

Люди думали и верили до последнего времени,  до конца нынешнего  столетия, что  они  не  могут  жить без правительств.  Но жизнь идет,  условия жизни и взгляды людей изменяются. И, несмотря на усилия правительств, направленные к тому,  чтобы  удержать  людей в том детском состоянии,  в котором обиженному человеку кажется легче,  если есть кому пожаловаться,  люди - в  особенности рабочие люди, не только в Европе, но и в России, все больше и больше выходят из ребячества и начи­нают понимать истинные условия своей жизни.

«Вы говорите  нам,  что  без  вас  нас  завоюют соседние народы:  китайцы, японцы,  - говорят теперь люди из народа, - но мы читаем газеты и знаем, что никто не угрожает нам войною,  а что только одни вы, правители, для каких-то непонятных нам целей,  озлобляете друг друга и потом,  под предлогом  защиты своих народов, разоряя нас податями на содержание армии, флотов, вооружений, стратегических  желез­ных  дорог,  нужных  только  для  вашего  честолюбия  и тщеславия,  затеваете  войны  друг  с  другом,  как теперь вы это устроили с миролюбивыми китайцами.  Вы говорите,  что вы для  нашего  блага  ограждаете земельную  собственность,  но  ваше ограждение делает то,  что вся земля или перешла, или переходит во власть неработаю­щих компаний, банкиров, богачей; а мы,   огромное  большинство  народа,  обезземелены  и  находимся  во  власти неработающих.  Вы со своими законами о земель­ной собственности не ограждаете земельную собственность,  а отнимаете ее у тех,  кто работает.  Вы говорите, что ограждаете за всяким человеком  произведения  его  труда,  а  между  тем делаете как раз обратное:  все люди, производящие ценные предметы, благодаря вашему мнимому ограждению поставлены  в  такое  положение,  что  никогда  не только не могут получать стоимости своего труда, но вся жизнь их находится в полной зависимости и власти неработающих людей».  Так начинают пони­мать и говорить люди конца нашего века. И это пробуждение от того  усыпле­ния,  в  котором  держали  их  правительства,  совершается  в какой-то  быстро  увеличи­вающейся прогрессии.  За последние пять,  шесть лет общественное мнение народа,  не только в городах, но и в деревнях, не только в Европе, но у нас в России поразительно изменилось.  Говорят, что без правительств не будет  тех  учреждений:  просветительных, воспитательных, общественных, которые нужны для всех.  Но по­чему же предполагать это? Почему думать, что неправительственные люди не су­меют сами для себя устроить свою жизнь так же хорошо, как ее устраивают не для себя, а для других правительственные люди?

Мы видим,  напротив,  что в самых разнообразных случаях жизни в наше время люди устраивают сами свою жизнь без сравнения лучше,  чем ее устраивают  для них правящие ими люди.  Люди без всякого вмешательства правительства,  часто не­смотря   на   вмешательство   правительства,   составляют   всякого   рода обществен­ные предприятия - союзы рабочих,  кооперативные общества,  компании железных дорог,  артели, синдикаты. Если для общественного дела нужны сборы, то  почему  же думать,  что без насилия свободные люди не сумеют добровольно собрать нужные средства и  учредить  все  то,  что  учреждается  посредством податей,  если только эти учреждения для всех полезны? Почему думать, что не могут быть суды без наси­лия?  Суд людей,  которым доверяют судящиеся, всегда был и будет и не нуждается в насилии.  Мы так извращены долгим рабством, что не можем себе представить управле­ния без насилия.  Но это неправда.  Русские общины, переселяясь в отдален­ные края, где наше правительство не вмешивается в их жизнь,  устраивают сами свои сборы,  свое управление,  свой  суд,  свою полицию  и всегда благоденствуют до тех пор,  пока правительственное насилие не вмешивается в их управление.  Точно также нет причины предполагать, чтобы люди не могли с общего согласия распределить ме­жду собой пользования землею.  Я знал людей - уральских казаков,  - которые жили,  не признавая земельной собственности.  И было благоденствие и порядок во всем обще­стве такие, каких нет в обществах,  где земельная собственность ограждается насилием.  Знаю  и теперь  общины,  живущие  без признания за отдельными людьми права земельной собственности.  Весь русский народ на моей  памяти  не  признавал  земельной собственности. Ограждение земельной собственности правительственным насилием не только не устраняет борьбу  за  земельную  собственность,  но,  напро­тив, усиливает  эту  борьбу,  большею частью и производит ее.  Не будь ограждения земельной собственности и вследствие этого увеличения ее ценности,  люди  не тесни­лись бы в одних местах,  а расселялись бы по свободным землям,  которых еще так много на земном шаре.  Теперь же происходит неперестающая борьба  за земель­ную  собственность и борьба теми орудиями,  которые дает правительство своими узако­нениями о  земельной  собственности.  И  в  борьбе  этой  всегда одерживают победу не работающие на земле,  а участвующие в правительственном насилии.

То же  самое  и  по отношению предметов,  произведенных трудом.  Предметы, дейст­вительно произведенные трудом человека и  необходимые  ему  для  жизни, все­гда ограждаются обычаем,  общественным мнением, чувством справедливости и взаимно­сти и не нуждаются в ограждении насилием.  Десятки тысяч  десятин  леса,  принадлежащих  одному владельцу,  тогда как тысячи людей рядом не имеют топ­лива, нуждаются в ограждении насилием. Так же нуждаются  в  ограждении  заводы,  фабрики,  на  которых несколько поколений рабочих были ограблены и  продолжают  ограбляться.  Еще  более  нуждаются  в ограждении  сотни  тысяч пудов хлеба одного владельца,  дождавшегося голода, чтобы продавать его втридорога голодающему на­роду.  Но ни один человек, хотя бы  самый  развращенный,  кроме богача или правительст­венного чиновника,  не отнимет у кормящегося своей работой земле­дельца выращенного  им  урожая  или выращенной  им  и  кормящей  его  детей  моло­ком  коровы,  или  сделанной  и употребляемой им сохи,  косы,  лопаты.  Если же и  найдется  такой  человек, который  все-таки  отнимет  у  другого  произведен­ные  им  и необходимые ему предметы, то такой человек вызовет против себя такое негодование всех людей, находящихся  в  одинаковых  условиях,  что едва ли найдет такой поступок для себя выгодным.  Если же человек этот так безнравствен,  что все-таки сделает это,  то он сделает то же самое и при самом строгом ограждении собственно­сти насилием.  Обыкновенно говорят:  попробуйте уничтожить  право  собст­венности земли  и  предметов труда - и никто,  не будучи уверен в том,  что у него не отнимут то,  что он сработает,  не станет трудиться. Надо сказать совершенно обратное: ограждение насилием права незаконной собственности, практикующееся теперь,  если  не  уничтожило  вполне,  то  значительно  ослабило  в   людях естествен­ное  сознание  справедливости  по отношению пользования предметами, т.е.  естественного и прирожденного права  собственности,  без  которого  не могло  бы  жить  человечество  и  которое всегда существовало и существует в обществе.

И потому  нет  никакого  основания  предполагать,  что без организованного наси­лия люди не будут в состоянии устроить свою жизнь.  Понятно, что  можно  ска­зать,  что лошадям и быкам нельзя жить без насилия над ними разумных существ - людей;  но почему людям нельзя жить без  насилия над ними, - не каких-либо выс­ших существ, а таких же, какие они сами? Почему люди должны покоряться насилию именно тех  людей,  которые  в  данное  время находятся во власти? Что доказывает, что эти люди - люди более разумные, чем те, над которыми они совершают насилие?

То, что они позволяют себе делать насилие над людьми,  показывает то,  что они не только не более  разумны,  но  менее  разумны,  чем  те,  которые  им покоряются.  Китайские  экзамены на должности мандаринов,  как мы знаем,  не обеспечивают того,  чтобы во власти  находились  разумнейшие,  лучшие  люди.  Точно  так  же  мало  обеспечивает  это  наследственность  и  все устройства чинопрохождения или выборов в европейских государствах.  Напротив, во власть пролезают всегда менее совестливые, чем другие, и менее нравственные.  Говорят: как могут люди жить без  правительств,  т.е.  без  насилия?  Надо сказать  напротив:  как  могут  люди,  разум­ные  существа,  жить,  признавая внутренней связью своей жизни насилие, а не разум­ное согласие?  Одно из  двух:  или  люди  разумные,  или  неразумные  существа.  Если они неразумные существа,  то они все неразумные существа, и тогда все между ними решается  насилием,  и  нет  причины  одним  иметь,  а другим не иметь права насилия.  И насилие правительства не имеет оправдания. Если же люди разумные суще­ства,  то  их отношения должны быть основаны на разуме,  а не на насилии лю­дей,  случайно захвативших власть.  И потому насилие правительства тоже не имеет основания.

Рабство людей  происходит  от  узаконений,  узаконения  же устанавливаются прави­тельствами,  и потому освобождение людей  от  рабства  возможно  только че­рез уничтожение правительств.

Но как уничтожить  правительства?

Все попытки уничтожения правительств насилием до сих пор  всегда  и  везде приво­дили   только   к   тому,   что   на   место   сверженных  правительств устанавлива­лись новые, часто более жестокие, чем те, которые они заменяли.  Не го­воря  уже   о   совершившихся   попытках   уничтожения   правительств посредством насилия,  предстоящее теперь, по теории социалистов, уничтожение насилия  капитали­стов,  т.е.  обобществление  орудий  производства  и  новое экономическое устройство, должно совершиться, по их учению, тоже через новое организованное насилие,  и должно быть удерживаемо им же.  Так  что  попытки уничтожения наси­лием как до сих пор не приводили, так, очевидно, и в будущем не могут привести лю­дей к освобождению от насилия,  а  следовательно,  и  от рабства.  Оно и не может быть иначе. Насилие употребляется одними людьми над другими (за исключением порывов  мести  и  злобы)  только  для  того,  чтобы принудить   одних   людей   про­тив  их  желания  исполнять  волю  других.  А необходимость исполнять против сво­его  желания  волю  других  людей  и  есть рабство.  И потому покуда будет какое бы то ни было насилие, предназначенное для принуждения одних людей исполнять волю других, будет и рабство.  Все попытки  уничтожения рабства насилием подобны туше­нию огня огнем,  или удержанию воды водою,  или засыпанию одной ямы зем­лею,  вырываемой рядом  из другой.

И потому средство освобождения от рабства,  если  оно  только  существует, должно состоять не в установлении нового насилия,  а в уничтожении того, что произво­дит   возможность   правительственного   насилия.   Возможность    же правитель­ственного  насилия,  как  и  всякого насилия малого числа людей над боль­шим,  всегда  производило  и  производит  только  то,  что  малое  число вооружено,  а  большинство безоружно,  или малое число лучше вооружено,  чем большое.

Так это  происходило  при  всех завоеваниях:  так покоряли народы - греки, рим­ляне, рыцари, кортесы, так и теперь покоряют людей в Африке, Азии, так же держат в покорности в мирное время своих подданных все правительства.  Как в старину, так и теперь одни люди властвуют над другими только потому, что одни вооружены, а другие нет.

В старину воины  нападали  с  своими  вождями  на  беззащитных  жителей  и поко­ряли  их  себе  и  грабили  их,  и  все  по  мере своего участия,  своей храбрости,  жестокости делились добычей,  и каждому  воину  ясно  было,  что совершаемое им насилие выгодно для него.  Теперь же вооруженные люди, взятые преимущественно  из  рабочих,  идут  на  беззащитных   людей,   стачечников, бунтовщиков  или  обитате­лей  чужих  стран,  и  покоряют  их  и грабят (т.е.  заставляют отдавать свой труд) не для себя,  а для людей,  которые даже и не участвую в покорении.

Разница между  завоевателями  и  правительствами   только   в   том,   что завоева­тели  сами  с  своими  войнами  нападали  на  беззащитных  жителей  и приво­дили,  в  случае  непокорности,  свои  угрозы  истязаний  и  убийств  в исполнение,  правительства  же  не  сами производят,  в случае непокорности, истязания и убий­ства над  безоружными  жителями,  а  заставляют  делать  это обманутых  и  особенно  для  этого  озверелых  людей,  взятых из того самого народа,  который они насилуют. Так что прежнее насилие производилось личными усилиями:  храбростью, жестокостью, ловкостью самих завоевателей; теперешнее же насилие производится обманом.

И потому  если прежде,  для того,  чтобы избавиться от насилия вооруженных лю­дей,  надо  было  вооружиться  и  выставить  вооруженное  насилие   против вооружен­ного насилия,  то теперь,  когда народ покорен не прямым насилием, а обма­ном, для уничтожения насилия нужно только обличение того обмана, который дает возможность малому числу людей совершать насилие над большим числом.  Об­ман, посредством которого это совершается,  состоит  в  том,  что  малое число    власт­вующих   людей,   получивших   власть   от   предшественников, установленную завоевателями,  говорят большинству:  вас много,  вы  глупы  и необразованы  и  не  можете  ни  управлять  сами  собой,  ни устраивать свои общественные дела,  и по­тому мы берем на себя эти заботы:  мы будем защищать вас от внешних врагов,  бу­дем устраивать и поддерживать среди вас внутренний порядок,  будем делать между вами суд,  будем  заводить  и  блюсти  для  вас общественные учреждения:  училища, пути сообщения, почты и вообще заботиться о вашем благе.  За  все  это  мы  требуем  от  вас  только  повиновения  тем узаконениям,  которые  мы будет издавать для ва­шей безопасности и пользы,  и поступления в известном возрасте в солдаты или платы податей,  на которые мы будем нанимать войско.  И люди соглашаются на эти условия не потому, что они взвесили выгоды и  невыгоды  своего  положения  (они  никогда  не  бывают  в положении сделать это), а потому, что они с рождения уже за­стают себя в этих условиях, воспитаны в них, и, главное, потому, что правительство, т.е. малое число обманывающих,  зная свой обман,  употребляют все средства (а средств у него очень много) на то,  чтобы внушить людям не только убеждение в том, что они не могут жить без правительства и войска, но и то, что люди, управляющие ими  и  стоящие  во  главе   войска,   заслуживают   величайшего   уважения, преданно­сти,  даже  обожания.  И  люди  поддаются  на это.  Когда же солдаты на­браны или наняты и вооружены,  их подвергают особенному, введенному только в  новое  время,  после  того,  как  прекратилось  участие  воинов в добычи, обучению,  называемому  дисциплиною.  Дисциплина  же  состоит  в  том,   что посредством вырабо­танных веками сложных,  искусных приемов люди, поступающие в  это  обуче­ние  и  прошедшие  его  некоторое  время,  лишаются  совершенно человече­ского  главного  свойства:  разумной  свободы  и  делаются покорными машинообраз­ными   орудиями   убийства   в   руках   своего   организованного иерархического  началь­ства.  Вот в этом-то дисциплинированном войске и лежит сущность того  об­мана,  вследствие  которого  правительства  нового  времени властвуют над наро­дами.

И потому единственное средство уничтожения правительств не есть насилие, а обли­чение этого обмана:  нужно,  чтобы люди поняли, во-первых, то, что среди христиан­ского мира нет никакой нужды в защите народов друг от друга, что все вра­жды  народов  между  собою вызываются только самими правительствами и что вой­ска нужны только для малого числа властвующих,  для народов же не  только не  нужны,  но  в  высшей  степени вредны,  служа орудием порабощения людей; во-вто­рых,  нужно,  чтобы люди поняли то,  что та столь высоко ценимая всеми правительст­вами дисциплина есть величайшее преступление,  какое только может совершить  человек,  есть  явная  улика  преступности  целей  правительства.  Дисцип­лина  есть  уничтожения  разума  и свободы в человеке и не может иметь дру­гой цели,  как только приготовление к совершению таких злодеяний, которых не   мо­жет   совершить   ни   один   человек  в  нормальном  состоянии.  Для оборонительной народной войны даже,  как это доказала недавно  война  буров, она не нужна.  Нужна она только,  и главное, для того, для чего определил ее назначение Вильгельм II:  для совершения величайших  преступлений  брато-  и отцеубийства.   Недаром   все   ко­роли,   императоры,  даже  республиканские правительства так дорожат дисциплинирован­ными  войсками.  Дисциплинированное войско  есть  то  средство,  посредством  которого  они  чужими руками могут совершать величайшие злодеяния, возможность которых и подчиняет им народы.  Причина бедствий  народа  есть  раб­ство.  Рабство держится на узаконениях.  Узаконения  же  устанавливаются  правительст­вами.   Потому   для   улучшения положения  людей нашего времени нужно уничтожения насилия правительств.  Для уничтожения же правительств нужно сознание их ненужности и преступности  тех средств, которыми они порабощают на­род.

Немецкий писатель Евгений Шмит, издававший в Будапеште газету «Ohne Staat» (*), напечатал в ней глубоко верную и смелую не только по выражению, но и по мысли статью, в которой он доказывает, что правительство если и обеспечивает своим  подданным известного рода безопасность,  то поступает по отношению их совер­шенно так же, как поступал калабрийский разбойник, обложив податью всех тех,  кто  хотел  безопасно  ездить по дорогам.  Шмит был предан суду за эту статью,  но присяжные торжественно оправдали его,  как  и  не  могли  иначе, признав несомнен­ную истинность его мысли.

(* «Без государства» (нем.) *)

В самом  деле,  что  же такое государство,  как не такое же разбойническое учрежде­ние.   Государственное   учреждение   только    сложнее    учреждения калабрий­ского   разбойника,   но  еще  более  безнравственно  и  жестоко.  У разбой­ника   все   платившие   подать   получали   одинаковое    обеспечение безопасности.  В  государстве  же  чем больше кто участвует в организованном обмане,  тем более он получает не только обеспечения,  но и  вознаграждения.  Более всех обеспечен (все­гда за ним охрана) император,  король,  президент и более всех тратит денег, собран­ных с обложенных податями подданных; потом по мере  большего  или  меньшего участия в правительственных преступлениях идут главнокомандующие,  министры,  полицейские,  губернаторы и так до городовых, меньше  всех  огражденных  и получаю­щих меньше всех жалования.  Тот же,  кто совсем  не  участвует  в  правительст­венных  преступлениях,  отказываясь  от службы, податей, суда, тот подверга­ется, как и у разбойников, насилию.  Для избавления людей от их бедствий и от рабства нужно,  чтобы они поняли, что  правительства не суть необходимейшие и священные учреждения,  к которым нельзя  относиться  иначе,  как  с  покорностью  и  благоговением,  как  это постоянно  внушается  людям.  К  правительствам,  как  и  к церквам,  нельзя относиться иначе,  как с благоговением или омерзением.  Время благого­вейного отношения   к   правительствам,   несмотря   на  всю  гипнотизацию,  которую употребляют правительства для удержания своего положения,  все более и более проходит. И людям пора понять, что правительства суть не только ненужные, но и зловредны и в высшей степени безнравственные учреждения, в которых честный и уважающий себя человек не может и не должен участвовать и выгодами которых не может и не должен пользоваться.

А как  скоро  люди  ясно  поймут  это,  так они,  естественно,  перестанут участво­вать в тех делах,  т.е. давать правительствам солдат и деньги. А лишь только  большинство людей перестанет это делать,  так само собой уничтожится обман, порабо­щающий людей.

Только этим способом могут быть освобождены люди от рабства.

Как всегда просьба, знакомить с нашей рассылкой, с нашими идеями дру­гих людей. Пишите нам E-mail: mirotvorech1@yandex. ru или звоните по Skeyp, в любое время суток, мой ник mirotvorech1 будет приятно с вами пооб­щаться. Желаю Вам всего наилучшего. Виктор Победоносцев.