Выступление на научно-практической конференции "Этноконфессиональные традиции и мемориализация мест массовых захоронений жертв социальных катастроф". Москва. 6 июня 2006 г.

   Свое выступление я позволю посвятить двум вопросам, связанным друг с другом. Первый вопрос - зачем мертвые нужны живым. Второй - актуальна ли конфессиональная заупокойная символика на братских могилах, в которых покоятся люди, исповедовавшие разные веры и даже раз-личные убеждения относительно самой веры в Бога - как верующие, так и атеисты.
   Первый вопрос кажется кощунственным и жестоким. Скорбь по покойным естественно присуща человеку, забота о его останках в той или иной форме наличествует в любой культуре любого континента. И аборигены Австралии, и индусы, и современные "пост-христианские" европейцы заботятся о телах усопших, даже если они сжигают, как современные индуисты, тела умерших близких на кремационных площадках Бенареса и прах повергают в священные струи Ганга.
   Но, увы, и здесь наше несчастное отечество показало миру такие глубины воистину сатанинского равнодушия к судьбам умерших, к памяти их могил, что для нашего народа вопрос этот вполне актуален. Все вы знаете о кощунственном уничтожении тысяч кладбищ по всей России после 1917 года, о том, что большевики бестрепетно и даже с каким-то внутренним сладострастием превращали кладбища в стройплощадки, разбивали, сравняв могилы, на них парки культуры и отдыха, строили школы. Я сам учился в такой школе, номер 56 по Кутузовскому проспекту в Москве, которая в конце 1920-х была возведена на Дорогомиловском кладбище. Сажая яблоньки в школьном саду, мы выкапывали кости и черепа наших предков и играли ими в футбол. И никто из учителей не объяснял нам, как следует относиться к костям умерших. И они были вполне равнодушны к судьбе наших находок. Египтяне пять тысяч лет назад именовали тела умерших священными останками - саху (sAax.w) и благоговейно хранили их тысячелетия. Наши учителя и мы считали их ничего не стоящим хламом. Стоит ли удивляться, что, так относясь к самим умершим, ни во что вменяли в советское время и могилы, памятники, с начертанными на них именами. Гранит и мрамор надгробий шёл на облицовку домов, в камнедробилки и бетономешалки, порой - на новые надгробья новых хозяев жизни. Забвение прошлого вполне распространилось и на забвение предков. Потеряв веру в то, что "у Бога все живы", к мертвым и их могилам мы относились или как к ненужному барахлу, или как к агитационному материалу. Жертвой последнего отношения стал и основатель советского государства, превращенный после смерти своими сподвижниками в наглядное пособие.
   Существенно хуже то, что и до революции русский народ отличался редким равнодушием к могилам предков. Если высшие классы старого русского общества, подражая и в этом Европе, возводили фундаментальные гробницы, увенчанные крестами, урнами, перевёрнутыми факелами и скорбящими ангелами, строили надгробные часовни и храмы, то простонародье довольствовало своих умерших кое-как выкопанными ямами с сосновыми крестами, часто даже без имени покойного. Проходило полвека, кресты сгнивали и падали, могильные холмы проваливались или расползались и такое сельское кладбище перепахивалось и превращалось в сельскохозяйственное угодье - что ж доброму пропадать.
   Епархиальные ведомости разных губерний Великороссии все последние полвека "старого порядка" полны статьями об ужасающем состоянии сельских кладбищ, о полном равнодушии крестьян к могилам их умерших родственников и односельчан. В 1880-е Уфимский епископ Никанор (будущий архиепископ Херсонский), порицая свою паству за небрежение к могилам предков, говорил: "У самых ворот кладбища навоз, на кладбищах на наших глазах роются свиньи, оставляя тут же свои "отброски", … у мусульман есть самое хульное ругательство или проклятие: "наплевать на могилу твоего отца", … а у вас свиньи бродят по могилам ваших отцов, … живые не знают, где похоронены их деды, отцы, матери, братья, сёстры, дети, даже супруги".
   Крестов на могилах в таких селениях, как правило, не ставили, могильных холмов и оград не делали, священников при совершении похорон не призывали. Сам епископ был многократно вынужден брать в руки лопату и показывать мужикам, как делать элементарный могильный холм. В художественной литературе, например у Бунина в его рассказах доэмигрантского времени, мы найдём множество подобных примеров. Иногда ревнители всего русского пытаются объяснить такую традицию нерадения об отеческих гробах какой-то особо высокой русской духовностью. Уверен, что причина в ином - в крайнем оскотинивании большинства русского простонародья в результате полуторавекового рабства, полной безграмотности и крайне низкого уровня сельского духовенства. Обер-прокурор К.П. Победоносцев так характеризовал духовное состояние русской деревни в конце XIX столетия: "Наше духовенство мало и редко учит, оно служит в церкви и исполняет требы. Для людей неграмотных Библия не существует; остаётся служба церковная и несколько молитв, которые, передаваясь от родителей к детям, служат единственным соединительным звеном между отдельным лицом и церковью. И ещё оказывается, в иных глухих местностях, что народ не понимает решительно ничего ни в словах службы церковной, ни даже в "Отче наш", повторяемом, нередко, с пропусками или с прибавками, отнимающими всякий смысл у слов молитвы". 
   В таком духовном контексте становится понятным и равнодушие к могилам и само восстание на Бога и Церковь, получившее наименование "Великой Октябрьской революции". Большевики сравняли с землей не церкви и тюрьмы, но церкви и могилы, а тюрьмы, очень часто воздвигнутые на месте монастырей, церквей и кладбищ как раз и множили безвестные могилы, в которые тюремщики и палачи бросали бесчисленные тысячи замученных и убиенных ими российских людей всех вер и национальностей.
   Я историк религий, и я знаю, с каким почтением и заботой относились к останкам усопших с самой далёкой древности, как не жалели на погребения близких ни сил своих, ни времени и неандертальцы, и кроманьонцы и люди неолита, и раннего металла. Знаменитые мегалитические комплексы Западной Европы - курганы, аллеи менгиров, дольмены, хенджи - все практически связаны с заупокойным культом. Надо ясно понимать, что люди доистории существовали весьма небогато, и борьба за поддержание жизни своей и своих детей была для них очень нелёгкой. Отнюдь не от избытка жизненных ресурсов и сил заботились они о своих умерших, но исключительно потому, что переход в вечность считали для себя делом наиглавнейшим, а умерших - своими главными помощниками, своими старшими братьями в исполнении этого великого дела.
   Здесь не место читать лекцию по истории религий, но именно с этим глубоким переживанием единства судьбы живых и умерших, их взаимной нерасторжимой зависимости друг от друга, входит человечество в письменную цивилизацию. Можно с большой уверенностью сказать, что в Египте Древнего Царства (III тыс. до Р.Х.), например, до 90% трудового ресурса живых уходило на заботы об умерших и потому абсолютное большинство археологических находок этого времени - предметы и сооружения заупокойного культа. И не забудем, что "где сокровище ваше - там и сердце ваше" [Лк.12,34].
   Благочестивые люди, умирая, восходят к Богу Великому, соединяются с Ним, как убеждены были древние египтяне. Через них, через почитание их соединяются с Богом и живые. Умершие предки заботятся о живых, а живые заботятся об умерших, совершают для них священнодействия, возводят им гробницы и поминальные храмы. "Дом смерти предназначен для жизни" - это слова из древнейшего поучения сына царя Хеопса князя-мудреца Хорджедефа (вторая четверть III тыс. до Р.Х.).
   Понятно, что если почитание умерших предков - общий обязательный принцип религиозной культуры, то почитание гробниц больше связано с теми традициями, в которых тверда вера в посмертное воскресение человека. "Оживут мертвецы Твои, восстанут мёртвые тела! Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе: ибо роса Твоя - роса растений, и земля извергнет мертвецов" [Ис. 26,19]. Судя по ряду признаков, вера эта была наидревнейшей и только в начале I тыс. до Р.Х. некоторые народы отходят от веры в воскресение мёртвых, возможно, под влиянием религиозных спекуляций эпохи ранних Упанишад. Но даже и в индуистских, буддистских и джайнских сообществах можно встретить остаточные проявления почитания останков умерших - например, сохранившихся после кремации реликвий тела Будды Гаутамы, над которыми воздвигали ступы.
   В тех же религиозных традициях, где сильна вера в воскресение умерших, благоговейное отношение к могилам предков - это и забота о телах, которым предстоит воскресение, и убеждение, что союз духа и тела не вполне расторгнут смертью, и душа умершего как-то связана с могилой, где лежат его бренные останки и на которой начертано его имя. В этом суть культа героев в дохристианской Греции, в этом же - традиция почитания мощей святых в христианстве. Примечательно, что в исламе, где ортодоксия не признаёт почитания гробниц святых, он фактически очень широко распространён и в мусульманском народе и даже среди мистиков - суфиев, само имя которых, по одной из версий - ashabi suffa - люди скамьи (собирающиеся в местах почитания святых - друзей Бога).
   Не каждый умерший свят, не каждый соединён со своим Творцом и Господом. Мы знаем, что по воскресении одни пойдут в воскресение жизни, а другие отпадут во тьму внешнюю, "где плач и скрежет зубовный". На могилах тяжких, нераскаявшихся грешников, убийц, богоборцев - всегда тяжело живым. Холодные токи ада и вечной смерти исходят от них. Поэтому, кстати, во многих странах, в том числе и в старой России, тела казнимых преступников не выдавали родственникам, но погребали безвестно, засыпая землёй, без могильного холма и знака имени. Но характерно также, что реабилитация казнённых всегда включала в себя и торжественное перезахоронение, с панихидой, воздвижением могильного камня, высечением на нём имени усопшего. Так произошло, например, с обезглавленными телами князя Артемия Волынского, Хрущова и Еропкина, казнённых 27 июня 1740 г. Анной Иоанновной, но посмертно оправданных Императрицей Елизаветой Петровной. Их тела были перенесены и торжественно захоронены у Сампсониевой церкви на Выборгской стороне Петербурга, а в 1886 г. над их могилой по почину историка М.И. Семевского и на средства частных лиц был установлен памятник /4/.
   Могилы же особо выдающихся талантами и благочестием людей никогда не переставали быть местами особого благоговейного почитания. Приходя на них, молясь у могильного холма или раки святого, люди явно ощущают тепло и благоухание рая и, часто инстинктивно почти, стремятся стать его сопричастниками. Не менее могил святых издревле почитаются и могилы воинов, отдавших свою жизнь за братьев своих и тем явивших полноту любви, могилы государственных деятелей, честно послуживших Богу и отечеству. Я помню, как ещё до возвращения на законное место надгробия П.А. Столыпина, к тому месту, где в Киево-Печерской Лавре, закатанная асфальтом, была его могила, в советское время приходили знающие люди, и, как бы невзначай нагнувшись, касались рукой земли, отдавая долг памяти и молясь то ли о Петре Аркадиевиче, то ли ему самому о возрождении России. Также приходили в советские годы нечастые паломники и к безымянным могилам Оптиной Пустыни, и в разрушенные монастыри к мощам чтимых святых. Они приходили, чтобы почерпнуть силы от тех, кто явили силу Духа в этой земной жизни и потому стали проводниками Святого Духа, сопричастившись Господу в вечности.
   Особое место занимают места упокоения тех, кто погибли невинно, беспричинно убитые, подобно младенцам, умерщвлённым по повелению царя Ирода. В погибшем в борьбе со злом мы чтим подвиг сознательной добровольной жертвы. А в невинном страдальце - само отъятие жизни, совершённое преступником божественного закона любви, есть триумф не убийцы, но жертвы, что очевидно явлено нам смертью Господа Иисуса. Столь частые в ХХ веке немотивированные массовые убийства лишь отчасти и в сравнительно небольшой степени могут быть объяснены какими бы то ни было политическими резонами. Много чаще это - наслаждение самим фактом лишения жизни, бескомпромиссное богоборчество, когда убийца по своей воле отбирает жизнь, данную человеку его Творцом. Таким было убийство миллионов евреев в нацистской Гер-мании, таким было умерщвление и миллионов российских граждан большевиками, начиная с самого 1917 года. Эти невинные страдальцы совершили бессознательный под-виг, лишившись жизни по воле злодея и тем вновь утвердив великую истину: "Не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать; но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну: ей, говорю вам, того бойтесь" [Лк. 12, 4-5]. Их тела были убиты, но души их, освобождённые от грехов не-винным страданием, стали проводником добра и правды, света Божьего и тёплого дуновения Духа Святого.
   Наши предки и в старое время часто не имели навыка почитать могилы усопших, в десятилетия же богоборчества ненависть к "отеческим гробам" стала соизмеримой с ненавистью к Богу у хозяев новой жизни. В этой ненависти была и толика самозащиты - им легче было творить зло здесь, веря, что нет никакой жизни за гробом, и чтобы вера эта ничем не смущалась - уничтожали и сами гроба предков.
   Но нам сейчас, возрождающим наше отечество, выводящим из страшного анабиоза наш народ, могилы предков, святыни их дел, их свершений, их подвигов, - не только великое подспорье, это, может быть, наша главная сила, укореняющая нас в Боге. Совершенно уверен, что благоговейное, с верой в Бога, подателя жизни, восстановление индивидуальных и коллективных могил, создание мест молитвенной памяти там, где была отобрана жизнь у многих невинных страдальцев, где покоятся их священные останки - это верный путь к нашему нравственному возрождению и преображению, к изгнанию духов злобы, вошедших в сердца наши и к принятию духа правды, веры, самоотверженной любви и бескорыстного служения ближнему.
   И потому, кстати, места массовых захоронений не должны превращаться в секуляризованные гражданские кладбища под тем предлогом, что в их земле лежат люди разных вер и конфессий, а часто и неверующие.   Во-первых, кто мы такие, чтобы судить о вере и неверии наших погибших ближних, кто знает, каким было последнее устремление их сердец. Одно только можно утверждать наверняка. Многие теплохладные, равнодушные, даже убеждённо неверующие, столкнувшись с ужасом чекистского застенка, с нечеловеческими страданиями пристрастных допросов, наконец, встав перед лицом смерти - обратились к Богу, подателю жизни и милости. Один старый эмигрант, подростком оказавшийся в Одесской ЧК в 1921 г., рассказывал мне лет уже десять назад, как все узники, выводимые ночью на расстрел, хором пели перед смертью "Отче наш". А в мирной жизни были они религиозно, должно быть, очень разными людьми. Итак, мы должны сразу договориться о том, что не судим о вере или неверии погибших и погребённых в массовых захоронениях. Если есть Бог и вечность, то всем без исключения погребённым будет лучше, если молятся за них, если поминают их имена.
   Иное дело - разные веры и исповеданья погибших. Здесь мы должны с максимальным тактом подойти к вере и духовному упованию каждого погибшего. Но здесь также важно понять, что только если мы научимся уважать волю и веру усопших, мы сможем прийти к согласию во взаимном уважении и любви между живыми. И завещаем детям это великое согласие, при котором массовые рукотворные трагедии становятся если не невозможными, то крайне маловероятными, ибо при таком согласии в любви за спиной человека стоит его Творец, поддерживающий его за правую и левую руку.