Новости Межрегиональной Сети
«За преодоление социальной исключенности»
(в Сеть входят организации, занимающиеся проблемой бездомности)
вып. от 28.08.08

в этом выпуске:

из истории вопроса
Проблемы социально исключенных в России второй половины XIX века
*
просьба о помощи
Пришло письмо от Сергея Георгиевича Номанюка, руководителя хабаровской общины бездомных, которая остро нуждается в денежной помощи.
"Здравствуйте.
У нас сложилась сейчас критическая ситуация, в связи с отсутствием денежных средств.
А инвалидов все больше и больше, причем просто – без рук и ног – их с больниц выписывают в никуда!!! Вот и хожу по остановкам их собираю. Надо наших чиновников собрать и показать, что делается, только, боюсь, этим их нисколько не проймешь.
Я обращаюсь к Вам за помощью: помогите разослать Р/С – может, кто поможет,
перешлет деньги, уж больно туго стало общине бездомных «Открытое сердце».

Банк получателя: ОАО «ДАЛЬКОМБАНК»
Город банка: ХАБАРОВСК
ИНН банка: 2700001620
БИК: 040813718
Корсчет: 30101810600000000718
Р/счет: 40817810613001895406
Получатель: НОМАНЮК СЕРГЕЙ ГЕОРГИЕВИЧ"

Те, кто хочет связаться с С.Г.Номанюком по телефону или по электронной почте, напишите запрос на newsoc@mail.ru
*
обращение к читателям рассылки
*
[в с е    н о в о с т и    С е т и]

[ЖЖ-сообщество "За преодоление социальной исключенности]

Проблемы социально исключенных в России второй половины XIX века

из истории вопроса

По материалам книги Михаила Вострышева
«Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала»
Серия: Живая история: Повседневная жизнь человечества
М.: Молодая гвардия, 2004

Из анннотации: Михаил Вострышев – историк и писатель.
Настоящая книга основана на документах дореволюционного суда и советского ревтрибунала, собраны смешные и горькие, и просто увлекательные сценки жизни русского человека, в которых отражены реальная обыденная жизнь населения России и законы, по которым протекала эта жизнь.

Книгу прочитал Алексей Варсопко

Несмотря на то, что основное содержание книги – записи рассмотрений дел в мировых судах, которые интересны прежде всего с точки зрения описания бытовой и социальной культуры, характеров, типажей, типичных ситуаций в российском обществе того времени, некоторые дела впрямую касаются темы социальной помощи бездомным, социальной адаптации бывших заключенных, отношения общества к нищим, способов мошенничества с документами.

Знакомство с этими делами – хороший способ сравнить, что изменилось с того времени, что осталось по-прежнему, и – не забудьте – подумать почему.

Полиция доставила к мировому судье 6-го участка Санкт-Петербурга (1867 год) семнадцатилетнего мещанина Владимирова. В протоколе было изложено, что Владимиров, будучи в церкви у всенощной, вытащил из кармана у Молоткина и Иванова по носовому платку. Он был пойман и приведен в полицию, где при обыске у него нашли еще два платка. На вопрос: «Кому они принадлежат?» Владимиров ответил, что обо всем скажет только судье.
СУДЬЯ. Признаете вы себя виновным в краже во время всенощной платков из карманов?
ВЛАДИМИРОВ. Да, виновен.
СУДЬЯ. Сколько вы украли платков?
ВЛАДИМИРОВ. Четыре.
СУДЬЯ. У кого вы их крали?
ВЛАДИМИРОВ. Не могу знать-с.
МОЛОТКИН. Я пошел прикладываться к образам. В это время он и вытащил у меня платок. Да, должно быть, второпях сунул мне в карман какой-то ключ на веревочке. Я хватился платка, ан вместо него нашел в кармане ключ.
СУДЬЯ (Владимирову). Не помните ли, у кого вы вынули ключ?
ВЛАДИМИРОВ. Ключа не крал и ничего про него не знаю.
МОЛОТКИН. Ключ я отдал церковному старосте, чтобы спрашивал прихожан, кому он принадлежит.
СУДЬЯ (Владимирову). Чем вы занимаетесь?
ВЛАДИМИРОВ. Я – столяр.
СУДЬЯ. Где вы жили последнее время?
ВЛАДИМИРОВ. Был без места, работы не было.
Судья, принимая во внимание, с одной стороны, что украденные платки стоят меньше рубля и чистосердечное признание Владимирова, смягчающее меру наказания; с другой стороны, что кража совершена в церкви во время богослужения, за что увеличивается наказание, приговорил его к трехмесячному заключению в тюрьму.
СУДЬЯ. Если вы недовольны решением, то...
ВЛАДИМИРОВ (поспешно). Доволен, очень доволен. Есть нечего, на улице холод, жить негде. Ну а в тюрьме, говорят, тепло и кормят.

Санкт-Петербург 1884 года. В камеру мирового судьи приведен арестант – молодой, белокурый, безбородый и коренастый мужик – в разорванной красной рубахе и в зимней бараньей шапке. Он влез днем в окно дворницкой, украл там фуфайку и овчинный тулуп и, когда вылезал через окно назад, был пойман с поличным швейцаром этого дома, отставным унтер-офицером Андросовым. Андросов с помощью двух работников, находящихся в том же доме мясной и зеленной лавок, Спиридонова и Хрюкина, доставил вора в полицейский участок, где был составлен протокол, а украденное имущество возвращено владельцу.
Арестант, вызванный к столу, своим взглядом выражал равнодушие к наказанию, которое его ожидает.
СУДЬЯ. Кто вы такой?
АРЕСТАНТ. Крестьянин Псковской губернии, Опочецкого уезда, села Вертлявых Хлыстов.
СУДЬЯ. Как зовут?
АРЕСТАНТ. Меня-то? Агафон Артамонов Забубеннов. Соседи говорят, что мне, собаке, по шерсти и кличка дана.
Судья предостерегает Забубённого быть на суде осторожнее в словах и предлагает свидетелям, Спиридонову и Хрюкину, пройти в свидетельскую комнату. По прочтении протокола судья спрашивает Андросова: подтверждает ли он протокол?
АНДРОСОВ. Подтверждаю, ваше высокоблагородие. Тут вся правда, как дело было, прописана. Ничего обложного нет.
СУДЬЯ. А вы, Забубеннов, признаете себя виновным в краже фуфайки и тулупа, совершенной днем через влезание в окно?
ЗАБУБЕННОВ. Тоись, как признаю? Я эвти вещи взял по необходимости, а не украл.
СУДЬЯ. Вы признаете, что взяли вещи без воли их хозяина. Это действие равносильно краже. Лучше признайтесь.
ЗАБУБЕННОВ. Знаю, что в препирательстве и запирательстве толку нет. Мировые судьи гораздо легче наказывают, коли виноватый признается.
СУДЬЯ. Это справедливо, потому что раскаяние и признание по закону уменьшают наказание. Так и вы, Забубеннов, сознайтесь в краже.
ЗАБУБЕННОВ. Не могу-с... Честью заверяю, что не могу. Я не крал, а взял тулуп, потому что озноб чувствовал. Был, как говорится, в лихоманке.
СУДЬЯ. А фуфайку-то?
ЗАБУБЕННОВ. Ну и фуфайку взял, чтоб скорей согреться. Видите ли, господин судья, как дело было. Шел я, и очень скоро шел, по делам. Время стоит жаркое, и пот с меня в три ручья льет. Иду, а жажда томит меня. Вижу на улице, близ панели, водовоз стоит и пьет из ведра. Я не вытерпел, подбежал к нему и попросил напиться. Выпил я много и пошел дальше. Вдруг почувствовал озноб: меня стало трясти. Я бросился в первые ворота, увидел дворницкую. Дверь в нее была заперта – снаружи замок висел. Я к окну, толкнул раму, она поддалась. Я влез через окно в дворницкую. Вижу, на стене висят фуфайка да тулуп. Я их надел, чтобы обогреться. Затем, по забывчивости, не снял их, а так и вылез из окна. Тут этот человек – швейцар, что ли он?.. – сгреб меня, кликнул проходивших по двору двух человек, да втроем и потащили меня в участок...
СУДЬЯ. А прежде вы судились когда-нибудь?
ЗАБУБЕННОВ. Судился, да все понапрасну... Вот, как теперь...
СУДЬЯ. А в тюрьме не сидели?
ЗАБУБЕННОВ. Однова сидел. Четыре месяца на Выборгской в винном городке за невинное дело отзвонил за кражу. Совсем понапрасну сидел!
Судья вызывает свидетелей, записывает их показания и затем читает приговор, которым крестьянин Агафон Артамонов Забубеннов за вторичную кражу и влезание в окно подвергается заключению в тюрьме на год.
СУДЬЯ. Обвиняемый мною крестьянин Забубеннов, довольны ли вы приговором, осуждающим вас на годичное тюремное заключение?
ЗАБУБЕННОВ. Где быть довольным! Год сидеть – не шутка. Да, видно, ничего не поделаешь... Пишите, господин судья: доволен. Да поскорее отправьте меня – смерть, как есть хочется. Сегодня куска во рту не было.
Судья приказывает рассыльному купить арестанту хлеба, и полицейский уводит Забубеннова. Судья переходит к следующему по очереди делу.

У мирового судьи Мещанского участка господина Матерна в начале декабря 1891 года обвинялась за систематическое нищенство крестьянка Прасковья Михайлова.
По вызову к судейскому столу подошла еле передвигающая ноги старушка.
– Вы Прасковья Михайлова? – спрашивает судья.
– Я, батюшка, самая.
– Сколько вам лет от роду?
– Лет-то я уже и забыла. Небось, девятый десяток идет?
– Откуда мне знать, какой вам десяток идет. Вам лучше знать, сколько имеете лет.
– Куда мне помнить – из ума уже совсем выжила. Сосчитай лучше, родимый, сам.
– Как же я буду считать?
– Да начинай хошь со французского года. В те поры мне было десять лет.
– Значит, вам 89 лет?
– Стало быть, так. Я всю французскую войну как сейчас помню.
– Однако вы пожили, бабушка.
– Что ж поделаешь, сынок родимый. И не хочется, да живешь. Верно, так Богу угодно.
– Родные-то у вас кто-нибудь есть?
– Никого, касатик, нетути. Всех давным-давно схоронила.
– Вот вас, бабушка, обвиняют за прошение милостыни. Признаете себя виновной в этом или нет?
– Ах, что б им «прытко» стало. Ну чего я дурного сделала? Зачем меня судом судить, как разбойницу какую-то?
– Да милостыню вы просили у кого-нибудь?
– Как же не просить-то. Чем же я стану кормиться? Что добрые люди дадут, тем и дышу.
– Может быть, вы еще работать можете?
– Куды, касатик, работать. Старые ноги таскать и то стало невмоготу.
– А вы попросили бы кого-нибудь, чтобы вас пристроили в какое-нибудь богоугодное заведение.
СТАРУШКА. И слава Тебе Господи, что вразумил меня там не жить. Не то давным-давно бы околела от тамошнего упечения. Под Смольный иду, а в комитет – ни за что. Шлите лучше в тюрьму, нежели туда. Вот оно, хорошество-то тамошнее какое, что в тюрьму охотнее идешь.
Судья приговаривает ее на две недели в тюрьму.
СТАРУШКА (кланяется). Очинно благодарна. В тюрьме лучше, чем в богадельне. Бог – свидетель, не лгу.

1866 год. 12-й участок Санкт-Петербурга, мирового судьи В. В. Яковлева. Старушка, солдатка Иванова, одетая по-нищенски, обвиняется в прошении милостыни.
СУДЬЯ. Вас за что задержали?
СТАРУШКА. Да в худом платье хожу. Ну, и взяли. А где мне по нонешним-то временам хорошее взять?
СУДЬЯ. Да ведь вы уж несколько раз попадались в прошении милостыни.
СТАРУШКА Все худая моя одежда причина. Как увидят, так и схватят.
СУДЬЯ. За плохую только одежду никого не берут.
СТАРУШКА Про других не знаю, а меня именно за рвань берут.
СУДЬЯ. Заниматься нищенством по закону запрещено.
СТАРУШКА. У богатых оно, конечно, все воспрещено. А про бедных не спрашивая, таковский народец – тащи его.
СУДЬЯ. Комитет для разбора и призрения нищих пишет, что вы неоднократно доставлялись туда, отдавались на попечительство. Наконец, вам предлагалось остаться в богадельне комитета, но вы отвергли предложение.
СТАРУШКА. Дочка, когда еще жива была, выручала, слава богу, из этого упечения. А и захватили-то, не знаю за что, я решительно никого не трогаю. В богадельню я желаю. Только под Смольный, а не в комитетскую. В эту же ни за что не хочу.
СУДЬЯ. Одно из двух: или вы согласитесь, и я вас отправлю в комитетскую богадельню, или же приговорю вас в тюрьму.
СТАРУШКА. Да уж лучше посылай, касатик, в тюрьму, чем в богадельню. Вот она какова-с!
СУДЬЯ. В богадельне вы будете сыты, одеты, в тепле, в спокойствии. Чего же вам лучше? Я вам советую в богадельню.
СТАРУШКА Не хочу, ни за что не хочу я в комитетскую богадельню. Потому там так хорошо, что не токма самой, но и лихому татарину не желаю туда попасть.
СУДЬЯ. Отчего же вы так предубеждены против комитетской богадельни, когда вы еще в ней не жили?
– Чего просить-то... Тряпья старого никому не нужно. Умирать пора, а то не в меру зажилась.
Из оловянных глаз старушки закапали крупные слезы.
Мировой судья Михайлову оправдал. По прочтении приговора старушка низко-низко поклонилась судье и, еле передвигая ноги, поплелась к выходу.

Купеческий сын Тулинов представил 5 апреля 18б9 года в московскую полицию отставного рядового лейб-уланского полка Степана Прохорова Мироновича за то, что он попросил у него милостыню, когда он был в Зеркальном ряду. Причем Тулинов объяснил, что, представляя Мироновича в полицию, он исполняет тем «долг гражданина преследовать тунеядцев».
СУДЬЯ (Мироновичу). Вас обвиняют в прошении милостыни. Вы чем занимаетесь?
МИРОНОВИЧ. Я, ваше высокоблагородие, двадцать пять лет выслужил. Мне теперича 64 года. Хожу по святым местам, Богу молюсь... Какие мои занятия!
СУДЬЯ. Зачем милостыню просите?
МИРОНОВИЧ. Что ж, ваше высокоблагородие, нешто я дурное что сделал?.. Только что от Сергия Преподобного пришел (из Троице-Сергиевой лавры), целый день ничего не ел. Ни знакомых, ни родных у меня здесь нет, денег тоже нет, а от дурного – спаси господи! И попросил Христа ради.
СУДЬЯ. Это запрещено.
МИРОНОВИЧ. Простите, ваше высокоблагородие! Я здесь только проходом, уйду и нога моя в Москве не будет. На седьмой десяток мне перевалило, а – слава те господи! – в казематах никогда не сиживал.
Мировой судья, руководствуясь 119-й статьей, определил сделать обвиняемому внушение.
СУДЬЯ. Смотрите же, вперед не просите никогда милостыни.
МИРОНОВИЧ. Никогда, ваше высокоблагородие! Только отсюда вынеси Господь!

Мещанин Константин Яковлев Черец, проживая долгое время в номерах Соловьева на Большой Спасской улице, систематически занимался обиранием бедного люда под предлогом найма их на разные несуществующие должности.
В октябре 1891 года, проходя по Даеву переулку, Черец обратился к дворнику дома Карчагина с просьбой порекомендовать ему двух способных и расторопных людей.
– Для какой же надобности?
– Одного – на должность швейцара, другого – в расссыльные.
– Куда же?
– В Александровскую общину. Я сам там служу, и начальство поручило мне подыскать нужных людей.
Черец вручил дворнику свой адрес.
На другой день дворник послал к нему своего знакомого крестьянина Егора Дмитриева Молчанова. Наниматель принял его очень любезно. Ласково спросил: есть ли у него залог?
– Какой у меня, батюшка, залог?.. Нельзя ли как-нибудь обойтись без него?
– Делать нечего, как-нибудь обойдемся. Только вы потрудитесь приготовить на книжку и кое-какие мелкие расходы.
– На какую же это книжку?
– На такую, по которой у нас все живут.
– А сколько?
– Пять рублей.
– У меня три рубля последних. Если нужно, возьмите.
Черец взял трешницу и уже больше не показывался на глаза Молчанову. Озадаченный таким исходом дела, последний заявил о случившемся полиции.
По справкам оказалось, что Черец систематически занимался обиранием бедняков под предлогом дать им выгодные места. По показанию на суде Наумова, швейцара номеров Соловьева, к Черецу каждый день являются бедняки и со слезами просят возвратить им взятые обманно деньги. Черец же приказывает таких лиц выгонять без всяких рассуждений.
– Сколько мне пришлось за время его житья у нас, – вздохнул Наумов, – выслушать проклятий, призываемых на его голову, – бездна!
– А он что же отвечал им?
– А он и в ус не дует. Говорит: «На то и щука в реке, чтобы карась не дремал».
На суде виновность Череца была выяснена во всей наготе. Мировой судья Сухаревского участка приговорил его к трем месяцам тюремного заключения.

обращение к читателям рассылки

Уважаемые коллеги, единомышленники, друзья!
Если в поле вашего зрения попадут материалы в СМИ, связанные с темой нашей рассылки, если вы сами работаете в организации, такой, как члены Межрегиональной Сети, и хотите поделиться новостями, своим опытом работы, сообщите нам, пожалуйста, об этом (newsoc@mail.ru или editor@pravonadom.spb.ru) .
Мы обязательно используем вашу информацию в нашей работе.
Присылайте свои мнения, комментарии, вопросы по поводу сообщений и тем, затронутых в наших информационных материалах.
Интересные и конструктивные мнения и комментарии мы опубликуем.
Спасибо.