Стрела НТС №164  от 15.09.2013г.

Владимир Семёнов

Теория и практика разделения властей

От иерархии к синархии

В животном сообществе (прайд, стая, стадо, племя и т.п.) иерархическая власть вожака абсолютна и эта абсолютность — необходимое условие внутренней ор­ганизации сообщества и его благополучного сущест­вования. Возникновение такого качественно нового образования, как государство, связано с появлением государственных институтов, т.е. увеличивается ко­личество властей и возникает их разделение. Не сразу и не просто проходила их эволюция. Уже Аристотель рассматривал разделение властей (законодательная власть, магистратура и суд) как проблему. Джон Локк предлагал их делить на независимые друг от друга (и контролируемые друг другом) ветви власти: зако­нодательную, исполнительную и федеративную. Неко­торые современные демократические государства рас­ширяют количество властей, появляются власти изби­рательная, контрольная, юридическая, учредительная и даже экзаменационная. Однако такое расширение скорее относится к системе сдержек и противовесов для исполнительной власти и является следствием не­совершенства последней. Игнорируется естественное право на такую же всеобщую власть многих видов ин­ститутов: помимо социально-политического (управ­ленческого, хозяйственного) вида власти существует власть денег (экономическая власть), власть военная (защита государства и внутреннего порядка), власть идеологическая (сама идеология, духовная культура и т.п.), власть экологическая, власть здравоохранения и др. Это виды именно государственной власти, ибо их влияние распространяется на всё государство, т.е. имеет статус всеобщности, несмотря на узкий профес­сионализм требований. Разделение властей предпо­лагает их равноправие, поэтому абсолютная иерархия с её архонтом во главе должна рассматриваться как анахронизм, пережиток животного сообщества. Такое государство архаично, ибо сама сущность государства требует синархии (со-управления) властей, регулиру­емой законом, который и есть сущность государства, его субстанция, стоящая над волей отдельных лично­стей. Идея разделения властей — это достижение де­мократии, но сама теория демократического государ­ства препятствует дальнейшему развитию этой идеи.

Абсолютное народовластие, или прямая демокра­тия, — это форма правления, при которой в идеале политические решения должны принимать непосред­ственно все граждане без исключения. Однако такой идеал даже для Древних Афин никогда не был реализован полностью. Официально власть в Афинах осу­ществлялась по решению Буле (выборного исполни­тельного органа) и народа, т.е. уже с первых попыток реализации воли прямой демократии власть и правление не очень-то совпадали и непрямая демократия уже появлялась, как необходимое звено реализации власти. И на каждом этапе у исполнительной власти возможности влиять на мнение и решение народа или по-своему интерпретировать их всегда были. Платон в диалоге «Государство» указывал на ещё более уяз­вимую пяту народовластия — непрофессионализм в принятии решений.

Неудовлетворённость даже такой относительно прямой формой правления возникла сразу: народ был ненадёжной, подчинённой сиюминутным интересам толпой, которой было легко манипулировать. Демо­кратия нередко превращалась в анархию, спровоци­рованный произвол толпы, власть «сильного зверя». К тому же, как власть народа, она связана с властными притязаниями большинства иметь определенные пре­имущества над меньшинством, а этот принцип, как за­мечают критики, ничуть не лучше тоталитаризма. Как говорил по этому поводу самый известный римский историк Тит Ливии, «иногда большая часть побеждает лучшую». Для истории демократия (власть народа, подчинённых) — миф, иллюзия, но законодательно принятая система сдержек и противовесов, установ­ленная на пути движения к ней, есть достижение народа. Вот это шаткое и неустойчивое достижение, требующее для его реализации постоянного сопро­тивления иерархии власти (борьба за свои права) по иронии судьбы, как в насмешку, было названо де­мократией. Народ может только делегировать права и власть. Народ выбирает из народа, но он непрофес­сионален в этом вопросе, поэтому выбор получается неудачным, выбирают чаще всего тех, для кого сама власть самоцель или источник обогащения. Вот по­чему демократия — поле действия для авантюристов, особенно авантюристов финансовых.

Всю историю человечества, или историю отдельных цивилизаций, сопровождают два параллельных про­цесса. 1. Дифференциация видов власти и в силу этого нарастающее ограничение власти архонта-автокра­та и ослабление иерархического влияния (давления). 2. Стремление социума к либерализации (свободе от жёсткой иерархии) и возникновение анархистских тенденций. Абсолютная иерархия в процессе развития цивилизации ограничивается законом, конституцией, парламентом, и возникает видимость какого-то равно­весия. Казалось бы, демократия — это и есть точка равновесия, синархия, соответствующая сущности государства, но абсолютная власть иерархии может оставаться абсолютной и без архонта во главе госу­дарства. Этот парадокс мы и наблюдаем в эволюции нынешней буржуазной цивилизации, в которой по­стоянно сохраняется иерархическая вертикаль власти. Меняется всё, «но наши политические и социальные институты не изменяются»  (Жак Фреско). Причём механическое внесение в демократические институ­ты власти элементов синархии порождает чистую формальность, потому что в реальности они либо не работают, либо работают частично, наталкиваясь на сопротивление иерархической власти. И не случай­но демократия, или народовластие, только поначалу встречается народом с восторгом, который вскоре переходит в критику и неприятие этой формы власти. Никакие нововведения «суперлиберализма» во взаи­моотношениях граждан ничего не дали демократии, ибо без реальной синархии они не меняют сути иерар­хической власти государства.

В 1992 г. на Международной конференции ООН в Рио-де-Жанейро была сформулирована концепция устойчивого развития человеческой цивилизации. Идея хорошая, но в современных условиях она выгля­дит скорее утопией, а в лучшем случае благим пожела­нием. Но на той же конференции прозвучала еще одна идея, вызвавшая довольно широкий резонанс. Излагая свои технократические взгляды, известный писатель Станислав Лем сказал: «Необходимость выбора между цивилизацией как глобальным правлением знатоков-экспертов и цивилизацией как правлением политиче­ских лидеров, демагогически обещающих все, а на деле не способных дать почти ничего, — будет всё более острой. ... Ведь общая тенденция, заметная буквально повсюду, в том числе и в США, такова, что возраста­ющей сложности государственных, социальных, тех­нических, наконец, глобальных проблем, сопутствует явное снижение уровня компетенции правящих». За последнее столетие произошло настолько существен­ное усложнение задач управления государством, что стало невозможным принятие правильных решений лидером или группой таковых (парламентом), и ис­пользование ими специалистов-консультантов проб­лемы не решает. И всё же правят. И глобальный кризис, и особенно кризис его социальной составля­ющей, — результат такого правления. Куда дальше? Прав был Лем, когда еще ранее заявлял: «Миром правит идиотизм». Демократические государства уже расписываются в своём бессилии разрешить конфлик­ты, порождённые чисто иерархической организацией государства и его институтов. А конфликты существу­ют на всех уровнях иерархии, начиная с коллектива. «Административное руководство творческими людь­ми — это проблема, которая не решена до сих пор. Ни в каких условиях. Каждый год выходят килотонны ли­тературы, которые просто лишний раз подтверждают, что никто не знает, как управлять этими людьми» (Де­лягин М.Г. — политолог, доктор экономических наук). Рассмотрим примеры разрешения противоречий под влиянием иерархии в институтах демократической цивилизации.

Философия и методология

Пока классическая философия продвигалась впе­рёд отдельными личностями в их свободной конку­ренции, она достигла определённых высот в методо­логии (платоно-гегелевская диалектика). Она доказала несостоятельность эмпирической философии,  опирающейся на обобщения практики, неприемлемость её для объяснения объективных законов природы и социума (законов объективной реальности). 1. Ещё в античности заметили, что эмпирический мир из­менчив и не имеет в себе источника самодвижения, т.е. причины существования. Это не истинный мир, а следствие особенностей восприятия реальности че­ловеком (практическая полезность отождествляется с объективной реальностью). Платон объяснял, что так понимаемый мир несамодостаточен, вечно воз­никающее и исчезающее — никогда не сущее [Тимей, 27d — 28а]. 2. Наше познание опосредовано. Мозг получает информацию от пяти органов чувств, т.е. непосредственно человек познаёт только качества своих органов чувств. И в качествах (свойствах) этих органов формируется образ окружающего мира, до­вольно субъективный образ, причём различный у раз­ных представителей животного мира. 3. Существует невозможность описания даже такого «единичного» образа. Каждое слово обобщает, а обобщающее аб­страгирование отражает не объекты практики, а лишь общность (класс) неких признаков этих объектов. Чем больше слов для описания, тем выше абстрактность и оторванность даже от субъективно воспринятой реальности. Нет объективной логики в философии эм­пиризма. Зенон — первый критик логики эмпиризма (сегодня её называют неклассической) — с помощью математики опровергал очевидные эмпирические ис­тины, которые с помощью математики же можно было и доказать.

Конкуреренция платоно-гегелевской диалектики и философии эмпиризма (псевдодиалектики, неклас­сической логики, «воинствующего» эмпиризма и т.п.) нашла своё «разрешение» с возникновением иерар­хической организации науки. В академической науке сконцентрировалось большинство методологов эмпи­ризма и на классической философии был поставлен крест как на архаичном способе мышления. Под этим углом она и рассматривается в учебниках демократи­ческой цивилизации. Никакие серьёзные дискуссии по этому поводу в академических изданиях не появятся. Зато открывается поле деятельности для волюнтариз­ма в науке.

Рассмотрим пример из теоретической физики с её эмпирической (абстрактной) методологией. 4 июля 2012 года ЦЕРН объявил об открытии бозона Хиггса (своего рода гравитона) как об исключительном на­учном достижении. Вроде бы нашли новую частицу по свойствам близкую к бозону Хиггса, но просят де­нег еще на два года исследований для доказательства того, что это действительно был Хиггс. Заметим, что на строительство и эксплуатацию детекторов ВАКа ушло 18 млрд. евро (по более скромным подсчётам, 6-10 млрд. евро). Однако где критерий, что это новая частица? — это может быть любая частица, которая под действием взаимодействующей энергии на неко­торое время изменила свойство. Только свойство, но не сущность. Физики объявили, что открыли частицу с массой 125 ГэВ, но при столкновении протонов на встречных пучках рождается целый рой, как полагают, короткоживущих «частиц» с массой в очень широком диапазоне. Но детекторы ВАКа могут регистрировать только энергию подобных «частиц» как эквивалент массы, однако к гравитации это не имеет никакого отношения. Считается, что вся материя состоит из стабильных элементарных частиц: протонов, электро­нов и обменных частиц (фотонов и, возможно, гипоте­тических нейтрино). Остальные, якобы элементарные частицы, а их более 400, являются виртуальными. Время их жизни от 10 в минус 18-й степени до 10 в минус 8-й степени секунды. Как могут проявить себя эти «частицы» за такое время жизни, как определить их физические свойства, и что можно вообще о них сказать?

Почему так упорно ищут такую виртуальную час­тицу, как бозон Хиггса? Академическая наука физика чтит теорию гравитации Эйнштейна, которая опре­деляет тяготение как результат искривления прост­ранства-времени, но в ней же принята ещё и Стан­дартная модель, в которую никак не вписывается теория гравитации Эйнштейна. Полагают, что для объединения энштейновской теории с квантовой те­орией необходим посредник, «частица — переносчик гравитации». И бозон Хиггса был не единственным таким предложением на пути создания квантовой теории гравитации. Многие помнят такие термины, как гравитон и гравитино. Экспериментальные по­пытки их обнаружить, так же как и бозон Хиггса, не увенчались успехом. Параллельно с Хиггсом развива­ют теорию струн, М-теорию и другие, которые также не поддаются экспериментальной проверке. Заметим, что существует восемь «корректных» (с точки зрения неклассической логики) интерпретаций квантовой ме­ханики, но академическая наука признаёт лишь ко­пенгагенскую интерпретацию. Насчитывают тридцать теорий гравитации, но академическая наука признаёт лишь энштейновскую. Множество статей, монографий и конференций посвящено обоснованной критике творчества Эйнштейна, но ни в одном академическом журнале это не отражено. Велика сила иерархии в ака­демической науке и ни одному Зенону нынче её не преодолеть. Система не позволит. Конкуренция школ в науке — это закономерная реальность, но разреше­ние её проблем с опорой на иерархию — это анахро­низм и к чему он приводит рассмотрим на одном при­мере практического приложения физики.

Пример финансирования армии

С целью её обеспечения сверхдорогим лазерным оружием. Теоретическая разработка и проектирова­ние его начались ещё в 70-е годы, но ни тогда, ни сейчас во властных структурах не было желания слушать оппонентов, выкладки которых до примитивности просты. Излучение лазера всегда расходится с углом равным длине волны, деленной на диаметр пучка (или мощности в ваттах, делённой на площадь воздействия). На дистанциях порядка метров это можно не учитывать. А дальше? Дальше плотность воздействия упадёт пропорцио­нально площади в 7 раз всего лишь на 100 метрах. А на километре плотность луча упадёт уже в 300 раз. По этой причине «боевые лазеры» не способны в принципе никогда приблизиться по боевой эффективности к старым добрым пушкам или ракетам. Самый мощ­ный на сегодня лазер ABL имеет мощность около 1 мегаватта. Для сравнения: мощность 76-мм дивизион­ной пушки Ф-22 образца 1936 года — порядка 150 ме­гаватт. В 150 раз больше! Один только выстрел из ABL стоит миллионы долларов, а по энергетике сравним он с очередью крупнокалиберного пулемёта.

Системный кризис, спровоцированный отсутстви­ем реального разделения властей, затрагивает все госу­дарственные институты и сказывается на отношениях между ними и государственной властью. Рассмотрим кризис ещё одного крайне важного для нас институ­та — здравоохранения. Результаты демократическо­го правления тут лежат на поверхности, бросаются в глаза, и следствием их является неэффективность медицины и исчезновение взаимного доверия между врачом и пациентом.

Несмотря на то, что технологии в этой области улучшились и наука изобрела много нового в диаг­ностике и лечении, среднестатистическая смертность и заболеваемость не изменились. Медицина как техно­логия действительно стала лучше, и ныне насчитыва­ет более 80 медицинских специализаций, но проблема низкой эффективности в том, что её применение ос­новано на принципах наживы. «Бесплатной медицине мы, будучи больными, не нужны, а платной медицине мы не нужны здоровыми». Сам принцип медицинских страховок, так же как и принцип займа в банках, основан на выгоде, а не на заботе о том, кому предостав­ляются услуги. Всё устроено так, чтобы люди платили деньги, но страховкой не пользовались.

Мнение современной общественности непостоян­но, она требовательна, склонна к поспешным оценкам и праведному негодованию. Совершенно нереально ожидать, что её мнение по любой сложной проблеме (уж слишком их много) может быть сбалансированно и продуманно. Нереально также ожидать, что в период кризиса медицины общество будет доверять медикам-профессионалам настолько, что отдаст им на откуп все проблемы, связанные с лекарственными средствами. Лекарственные препараты представляют собой слишком серьёзную вещь, чтобы целиком доверить её нынешним профессионалам-медикам и фармацевтической индустрии.

В то же время общество желает получать выгоды без риска и не желает изменить свой нездоровый об­раз жизни; это крайне неразумная позиция. Сколь­ко ни предупреждают профессионалы-медики о том, что медикаментозное лечение связано с риском даже при приёме наиболее разработанных препаратов, эти предупреждения игнорируются. Но вот происходит несчастный случай, связанный с приёмом лекарствен­ного средства, и независимо от того, действительно ли в этом есть виновный, козёл отпущения должен быть найден. И всё это потому, что пострадал больной, но не врач. В итоге 90% решений врача о том, что делать с пациентом, диктуется защитой от потенциального суда за медицинскую ошибку. Такая интенция идёт только во вред пациенту, ибо врачи защищают личное благополучие и, следовательно, групповые интересы.

Здравоохранение в трудном положении. Растёт число хронических болезней, и не последнюю роль играет в этом увеличение продолжительности жизни: чем больше успехи медицины как науки, тем выше удельный вес людей, доживающих до преклонного возраста, но постоянно нуждающихся во врачах. Чис­ло последних же не поспевает за числом больных. И следствие это не столько самой медицины как науки и практики, сколько несовершенство её как государ­ственного института, таким образом организованно­го, несовершенство системы, сотворившей современ­ную цивилизацию. Медицина задыхается в проблемах, навязанных ей демократическим государством, проб­лемах, которые нынешняя государственная власть ни решить, ни понять не в состоянии. Её требования выходят далеко за пределы её влияния, но она лишена такой власти, чтобы их решить. Проблем накопилось очень много, современные же правительства ищут выход в самом примитивном варианте, в удлинении сроков выхода на пенсию.

Институты узких специалистов, влияние которых сказывается на всём обществе, пробуют демонстри­ровать свою силу и сопротивляться государственной иерархии с целью решить назревшие проблемы и уси­лить своё влияние и власть. Однако в современной политической ситуации реализуется это через посредство их внутренней иерархии, а в итоге извращённо, нередко деньги из государства выкачиваются на цели, далёкие от нужд общества, а то и на надуманные. Сильнейшим ударом по государству стал удар спе­циалистов по денежному капиталу, тут извращение переросло в патологию. Они фактически подчинили себе государственную власть (без всяких намёков на синархию) и спровоцировали мировой кризис (а не только экономический и социальный), который, если затянется, погубит и их самих.

Нереально в рамках существующей политической системы разрешить эту ситуацию. Система должна измениться радикально и дать возможность решать рассматриваемые нами проблемы самим профессио­нальным институтам, и не в той извращённой форме, в какой идёт процесс их стихийного сопротивления иерархии, а в синархической, в со-управлении, в пря­мом диалоге различных специалистов с соответству­ющими решениями, в прямом диалоге специалистов всех уровней, в диалоге с конкурирующими точками зрения.

Проблемы государства и мирового кризиса воз­никают настолько сложные, что решать их необхо­димо не просто в НИИ (научно-исследовательских институтах), а дать возможность НИИ издавать со­ответствующие законы. А для этого придётся пере­строить всю систему властной иерархии, превратить парламент в некое подобие НИИ. Никаким контро­лем не решить проблему нарушений и извращений в работе специалистов, необходимо обратиться к самоконтролю, принципы которого известны и не­сложны для внедрения в работу институтов. Главное — понять, что абсолютная иерархия — тупик для цивилизации и от реального разделения властей никуда не уйти.

Идея технократии

Платон исследовал ситуацию с цикличностью арха­ичных форм власти в государстве и предложил выход из ситуации. Его анализ выявил в этом эмпирическом образовании то, что сокрыто от глаз, — обнаружил его субстанцию и дал наиболее объективное толкова­ние сущности государственного устройства. Каждая отдельная профессиональная область общественной жизни государства являлась его неотъемлемой частью (часть в диалектике Платона имела ту же всеобщность, что и целое) и создавала в нём гармонию, благоприятные условия для всех членов сообщества. Каждая отдельная профессиональная область общественной жизни государства была освящена божественным (т.е. всеобщим) законом. Именно этим областям государ­ственного жизнеустройства уделено главное внимание в работе Платона, без их главенства, без главенства профессионально ориентированных законов государ­ство неполноценно и фактически являет собой не одно, а «два государства, враждебные друг другу: одно — государство бедных, другое — богатых» [Пла­тон. Государство. — Кн. IV. 422е — 423а]. Эти два государства (две не всеобщие части государства) — источник противоречий и смут, причина постоянно сменяющихся и повторяющихся форм его правления от автократии до демократии, причина появления кон­фликтующих партий.

Интенция Платона была направлена против антич­ной демократии, теоретики которой признавали за всяким гражданином полиса право быть избранным на все государственные должности независимо от его уровня знаний и профессиональной подготов­ки к делам по управлению государством (наивная точка зрения, будто править — это проще всего), а он утверждал, что необходимо, чтобы каждый член общества «делал своё», и притом «только своё» дело. По Платону, даже государственными делами должна управлять довольно узкопрофессиональная группа учёных (по античным меркам это философы — «племя философов»), которые не принадлежат элите, а ста­новятся ею уже в зрелом возрасте, освоив громадный объём необходимых для управления знаний. Лишь тогда восторжествует «идея Блага», а государственная власть будет соответствовать своей субстанциальной сущности, законы тогда будут истинны, объективны и, следовательно, справедливы. Гибелью грозит госу­дарству даже просто смешение его профессионально разделённых областей [Платон. Государство. — Кн. IV. 434a-b]. Платон считает справедливым деление (кото­рое предполагает объединение) граждан не по клас­совому признаку, а по профессиональному. Поэтому анализ его касается не классов, как некоторые пола­гают, а именно Институтов государства. Институты эти должны игнорировать классовое деление и даже отменить его, по крайней мере как влияние узких ин­тересов партий и интересов этих классов на всеобщность интересов государственных (от власти классов к власти профессиональных Институтов государства).

В его «идеальном государстве», в отличие от при­вычной для современной демократии традиции, отбор (выборы) в руководство происходит из среды профес­сионально ориентированных, т.е. готовящихся управ­лять. Выбирают «достойнейших», и отбор начинается с детства, с выявления природных задатков. Поэтому государство Платона и является воплощением спра­ведливости. Концепция «власти учёных» всегда вызы­вала неприятие со стороны правящих классов. Платон как политик отвечал на это: «Или их всё ещё приводят в ярость наши слова, что ни для государства, ни для граждан не будет конца несчастьям, пока владыкой государства не станет племя философов или пока не осуществится на деле тот государственный строй, который мы словесно обрисовали?» [Платон. Государ­ство. Кн. VI. 501е].

Влияние классов на иерархию власти — это пере­житки чисто иерархических отношений, существо­вавших в родо-племенных, по сути ещё животных, сообществах ранней эволюции человека. Тем не менее, идея технократии (технократия — от греч. «ма­стерство» + «власть»), «власти учёных» во времена Платона была нереализуема, потому что не существовало ещё учёных, ориентированных на профессиональные группы населения, да и глубоких (мудрых) философов можно было по пальцам пере­честь. Технократия для античности — явление вряд ли осуществимое, но для цивилизации далеко не утопия. Времена меняются, работники умственного труда давно уже составляют целый класс общества и обслуживают все сферы и институты государства, а проблему технократии обсуждают не одно столетие, и политически активные технократические движения возникают уже с начала XX века.

Технократическое государство — это меритократия, где правят избранные на выборах профессиональ­но ориентированные кандидаты. И не просто ори­ентированные, а всей своей жизнью подтвердившие свою подготовленность к руководству люди с соответствующей жизненной и профессиональной школой. Это обстоятельство позволяет ответить на вопрос, кто их должен избирать. Так как главный социальный принцип платоновской меритократии — професси­ональная ориентация и уровень профессионализма, то избирать должна соответствующая этому принци­пу профессионально ориентированная группа людей (у Платона — «племя философов», у Ф. Бэкона — муд­рецы-учёные из «Соломонова дома», у Т. Веблена и по­следующих теоретиков технократии — специалисты, от технических до гуманитариев). Теперь не сложно сопоставить платоновскую модель с существующими сегодня типами государственного правления. Речь идёт о парламентской республике, но не с демокра­тической, а с технократической структурой власти, с технократическим парламентом. Для технократи­ческой парламентской республики не нужны всена­родно избранный президент и непрофессиональные всенародные выборы. Выборы перенесутся вовнутрь институтов государства. Каждый профессионально ориентированный Институт государства (военные, политологи, экономисты, экологи, медики и т.д. — все, чьи законы касаются всего государства) выбирают своих депутатов в парламент. С исчезновением все­народных выборов (некомпетентности электората) исчезнут главные пороки буржуазной республики, исчезнут механизмы влияния капитала на выборы власти, а с ними и некомпетентность и коррумпиро­ванность власти. Банки структурно будут включены в Институт экономики государства, и у них появится заинтересованность в благополучии этого государства и его граждан.

Народ не лишается права на выборы и в этом смыс­ле народовластия. Каждый будет иметь право голосо­вать в той профессиональной области (в том Инсти­туте государства), в которой он работает, в которой он разбирается, за того кандидата, который ему известен по линии его профессиональной деятельности. Выбирать будут лучших, тех, кто практическими или теоретическими работами показал и подтвердил свой профессионализм (профессионалы выбирают про­фессионалов). Но и такие выборы дадут положитель­ный результат только при свободной конкуренции в профессиональном сообществе, власть в каждом Институте государства у тех, у кого больший профес­сионализм, от кого больше польза государству. Харак­тер личности (хороша она или плоха) не будет влиять на власть, ибо любое решение должно быть одобрено профессионалами (депутатами, избранными от со­ответствующего профессионально ориентированного Института). Конечно, нужна реформа институтов го­сударства, сформированных либерально-демократи­ческой властью. Каждый государственный Институт в технократическом государстве должен подчиняться соответствующему его профилю НИИ. Сеть профиль­ных государственных НИИ и других учреждений, объединяемых по профессиональному признаку в со­ответствующий этому профилю Институт государства во главе с выбранным на конкурсной основе и на опре­деленный срок руководством — вот самая адекватная структурная единица технократической республики. Приходит время технократии, интеллект человека в цивилизованных странах меняется на глазах, и на­сущной необходимостью становится всеобщее высшее образование, о котором уже ведутся споры.

Более всего соответствующей сущности государ­ства как целостного образования является диалек­тическая синархия. Она не просто со-управление, но и конкуренция. И такая конкуренция в сфере профес­сионализма должна быть свободной и альтернативной и законодательно поддерживаться на уровне любого Института государства, где только она является гаран­том от тех диких финансовых издержек государства, которые при непрофессиональности власти выбра­сывались на совершенно бесперспективные проекты, защищаемые заинтересованными в финансировании группами высшего звена специалистов. Рационально сделать конкурентную борьбу способом существова­ния в любой профессиональной сфере, как основной принцип существования любой организации. Фор­мально существующие элементы синархии превратить в активные, действующие. Продвижение по службе не только по инициативе и оценке непосредственного руководителя, но и по принципу профессиональной конкуренции с ним через посредство объективной оценки со стороны профессионального сообщества, формы и способы которой следует разработать приме­нительно к каждой профессиональной сфере с учётом её специфики (виды и формы синархии, эмпирически выведенные и закреплённые законодательно). Это по сути и механизм самой жёсткой производственной дисциплины, или самодисциплины. Не иерархия, не анархия, а синархия — мать порядка. Синархия — законодательно охраняемая свободная конкуренция, распространяемая не только на область профессио­нальной деятельности, но и на отношения между Институтами государства (для чего и нужен парламент). Рано или поздно, с конфликтами или без них, при­дётся принять технократическую организацию госу­дарства, законодательно закрепляющую равные права на власть профессионально ориентированных инсти­тутов государства. И нет к синархии власти иного пути, нежели путь через технократию. Именно таков логически последовательный итог античной идеи раз­деления властей, именно таков единственно разумный вариант противостояния современному глобальному кризису.

Владимир Васильевич Семёнов

Кандидат философских наук

Источник:  Ж. «Посев» №8, 2013г.

От редакции:

- Распространяйте наши материалы в своем окружении;

- Подписывайтесь на журнал «Посев»;

- Читайте ж. «Посев»  на http://nts-rs.ru/posev.htm

- Подпишитесь на нашу рассылку (Стрелы НТС), для чего перейдите по ссылке    http://subscribe.ru/catalog/state.politics.dlachlenovidruz