Стрела НТС №161  от 23.08.2013г.

[Предлагаем Вашему вниманию доклад Р.А. Гальцевой, прочитанный на конференции «Советская цивилизация»: нынешние оценки и симптомы реставрации. Конференция проведена редакцией журнала «Посев» и ИНИОН РАН 14 мая 2013 г. в Москве в Институте научной информации по общественным наукам (ИНИОН) РАН.]

Рената Гальцева

О симптомах реставрации и симптомах новой цивилизации

Как так случилось, что духовный подъём, широкий народный энтузиазм начала 1990-х, вылившийся в миллионные демонстрации против 6-й статьи Конституции СССР за радикальные перемены, за отказ от семидесятилетнего коммунистического режима, сменился поворотом вспять, к порядкам прежних времён?

Надо сразу заметить: то, что на публичной сцене смогла появиться фигура кровавого диктатора в позитивном обличии, связано, разумеется, с не удавшимся Ельцину процессом декоммунизации (аналогичном процессу денацификации в Германии, наложившей запрет на символы, образы и идеологию национал-социализма). Однако сама потребность в подобном образе и ускоренный ход ресталинизации народного сознания — вопрос отдельный.

Почему же произошло отторжение демоса от демократии? Ведь августовская революция, точнее, контрреволюция, 1991 г. поставила своей задачей построение правового демократического устройства, социального государства в форме парламентарной демократии с её свободами и эффективной экономикой.

А случилось так, что испытания народа в годы перестройки оказались невознаграждёнными. Всё это известно: предприятия массово закрывались, служилая интеллигенция в разных НИИ оказалась ненужной, социальные службы рухнули. Люди не простили этих тягот — ни физических, ни моральных, а затем и культурных, — которые их деморализовали. В отличие от Чехии и Польши, где был последовательно и потому успешно проведён курс на слом одной системы и построение другой путём суровой шоковой терапии, неведомой нам, этот курс в России завершён не был.

И ближайшая (не вспоминаемая ныне) причина тому — двоевластие, сложившееся с первых же дней новой России. Президент с правительством Гайдара на одной стороне и Верховный Совет во главе с Хасбулатовым, которого поддерживала провинциальная масса, возглавляемая местной бюрократией, а фактически и Конституционный суд, — на другой стороне, тормозившей все инициативы Ельцина по реформированию страны.

Не так давно мир вспоминал легендарную личность Маргарет Тэтчер, которая вывела Британию из удручающего состояния. У нас была героическая личность — Гайдар, либерализацией цен спасший страну от очередей и грозящего голода и не уступавший «железной леди» ни в отваге, ни в решительности. Гайдар разделял те же либеральные взгляды на экономику, что и Тэтчер (при этом был человечнее в своих действиях). Но если Тэтчер выводила Британию из тяжёлого, но, в общем, рутинного лейбористского застоя, то перед Гайдаром стояла беспрецедентная задача вывести страну из тупиков «административно-командной экономики», когда — а именно к концу 1991 г. — «хозяйство разорилось дотла… Магазины были пусты, деньги… не работали, приказы не выполнялись, нарастало ощущение “последнего дня”. Речь шла об угрозе голода, холода, паралича транспортных систем, развала страны». (Гайдар Е. Государство и эволюция. М., 1994. С. 152–153.) И если Тэтчер была хозяйкой положения, то Гайдар действовал в условиях двоевластия, и решить до конца свою задачу ему суждено не было: VII съезд народных депутатов в декабре 1992 г. добился смещения Гайдара с поста премьер-министра, и начался сбой нового экономического курса. «Виктор Степанович, — утешал Егор Тимурович Ельцина, — порядочный человек». (Но у нового премьера и бэк-граунд был иной, и образование — не реформатора.) Между тем, цены были заморожены, взлетела инфляция. И нельзя сказать, что в последующие девяностые Россия двигалась под диктовку младорефоматоров. Нет, «наше было не кончено дело, наши были часы сочтены». Гайдар позже с горечью скажет, имея в виду некоторые итоги начатого (но недоконченного) им дела: «Мы выстроили бюрократический капитализм».

Однако ни решительные действия Гайдара и его команды по выходу из хозяйственного тупика в ситуации тупика политического, ни заслуги нашего национального лидера Бориса Николаевича Ельцина, выведшего страну «из-под глыб» коммунистического режима и открывшего эру иной, демократической, формации (заслуги, которые не тускнеют при всех его ошибках), не присутствуют в качестве аргументов в сегодняшних идеологических дискуссиях, демонстрирующих намеренную амнезию. Напротив, нынешние политические обозреватели и политологи — эти судьи «лихих девяностых» (которых по лихости, т. е. по возможностям неправового обогащения, перегоняют двухтысячные), эти организаторы общественного мнения изобличают курс Гайдара и его соратников как чужеродный и вредоносный. Здесь не принимается во внимание ни то, что конечные плоды девяностых — это не совсем их плоды, ни беспрецедентность задачи, ни состояние доставшейся им экономики. Осмелевшими, вылезшими — на свободе — из укрытий коммунистами запущены штампы и клише, подхваченные интеллигентскими вождями: «авторитарный синдром», «развал Союза», «расстрел парламента», которого ещё не было (т. е. Белого дома), «конституционный переворот». (А как же вообще строить новое государство, не меняя старой конституции?) Но главное, что на самом деле все законные основания для президентского указа № 1400 в ещё действовавшей тогда Конституции РСФСР 1978 г. имелись. (Статьи № 5, 87, 104.) Игнорируя всё это, старо-новые пропагандисты идеологически оформляют и укрепляют разочарование народа в «демократии», усиливая влечение к старому режиму с его «крепкой рукой».

И эта народная тяга вспять оказалась как нельзя кстати нынешней власти, совершающей, по сути, пошаговый латентный государственный разворот. Подсчитаем появившиеся симптомы реставрации в области внутренней политики.

1. Возврат символов прежней эпохи — армейского красного знамени с пятиконечной звездой; музыки советского гимна с приспособленными Михалковым словами; пятиконечных звёзд на крыльях боевых самолетов, а вот теперь и звания «герой труда».

2. Интриги с именем «Сталинград».

3. Реанимация в апологетических тонах образа кровавого диктатора, его заслуг как «эффективного менеджера» и победителя в великой войне.

4. Восстановление крейсера «Аврора» в составе Военно-морского флота — как символа Октябрьской революции.

5. Директивное внедрение в общественное сознание и учебный процесс взгляда на историю России как на единый поток. И хотя эта трактовка не повторяет советскую, она приближает нас к ней.

6. Ложный пафос великодержавности, государственная фанаберия (кичливость, спесь, мелкое чванство).

7. Разжигание патриотизма на антиамериканской подкладке.

8. Неуклонно усиливающийся «зажим» политических свобод и ущемление независимых самодеятельных сообществ, что в последнее время всё больше принимает форму физического преследования несогласных и возрождения политических судебных процессов.

Всё это, кстати, возвращает нас к Постановлению № 1 ГКЧП от 19 августа 1991 г.: «Приостановить деятельность партий, общественных организаций и массовых движений … митингов, уличных шествий».

9. Устрожение идеологического контроля над СМИ и использование их в качестве пропагандистской машины в борьбе с инакомыслием.

10. Из двух демократических приобретений девяностых — свободы слова и гласности — первая (ещё остающаяся, хоть и в урезанном виде) теперь мало действенна и небеспоследственна. Вторая — гласность, понимаемая как информационная прозрачность действий власти, как её обязанность отчитываться перед обществом в мотивах принимаемых решений, — теперь практически отсутствует, как она принципиально отсутствовала при партократии.

11. Установка на доминирование одной партии.

12. Притеснение свободного предпринимательства, а тем самым — вымывание среднего класса.

13. Возрождение шпиономании и травля — под этим флагом — гражданских инициатив и некоммерческих организаций как «иностранных агентов».

14. Курс на милитаризацию страны и раздувание военного бюджета за счёт жизненно важных статей; возвращение тяжёлой техники на военные парады.

15. Возврат в армию замполитов.

16. Системное же нынешнее сходство с отставленным в августе 1991 г. строем — это: отчуждённость управляющих верхов от управляемых низов, несовпадение того, чем озабочено невозмутимое руководство и чем — подведомственное ему население. Проводимая сегодня политика прямо обратна тому, что мы находим в размышлениях Солженицына на темы «обустройства России» и «сбережения народа». (В этих же стенах (ИНИОН РАН) 17 мая 2012 г. прошёл круглый стол «Российское обустройство: Возвращаясь к Солженицыну», посвящённый обсуждению его работы «Как нам обустроить Россию?» с точки зрения сегодняшнего дня. Материалы обсуждения опубликованы в журнале «Посев», 2012, № 8.) (Русский народ, рассеянный по неустроенным просторам России, существует наподобие индейских поселений в далёкие времена Американских Штатов.)

В этом отношении прошлое на его позднем, сравнительно стабильном этапе неожиданно оказалось привлекательнее нашего настоящего. При всей антинародности задач коммунистического строя у его руководства хватило здравого смысла, чтобы осознать зависимость своего положения от настроения масс, и поэтому в стране действовала пусть элементарная, но работающая сеть социального обеспечения: бесплатное образование, медицинское обслуживание, надежда на жильё, система детских лагерей, санаториев. Исчезновение всего этого служит сегодня мощным стимулом для рядового современника оглядываться назад.

17. Последнее десятилетие выявило ещё одно, методологическое, сходство с советским прошлым. В принимаемых сегодня государственных программах — Большая Москва, Сколково и другие инновационные проекты, зимняя Олимпиада, волюнтаристское обращение с почасовым временем (последнее вообще из области фэнтези) — дышит тот же утопический дух, то же «планов громадьё» (планов, не соотнесённых с жизнью и изнуряющих население), что и в советской гигантомании.

Добро было увлекаться ирреалистическим проективизмом тому режиму, который изначально вдохновлялся человекобожеской идеей построения «светлого будущего» и стал «утопией у власти» во главе с неподконтрольным никому генеральным секретарем ЦК. Другое дело, когда речь идет о трезвой и скаредной по природе своей парламентарной демократии с подконтрольной исполнительной властью. Но вместо того, чтобы сосредоточить усилия на рушащейся инфраструктуре (главном условии жизни современного человека), на реконструкции и устранении поломок, наша власть улетает «во области заочны» на крыльях всё тех же помпезных начинаний.

Между тем, повсеместные нестроения и растущее в народе раздражение явной несправедливостью (разрывом в доходах, неработающими социальными службами, беззащитностью рядового жителя) нуждаются в громоотводе. Таковым официальная пропаганда назначает, во-первых, доставшееся нынешней власти от реформаторского прошлого 90-х «дурное наследие» и, во-вторых, «подрывную деятельность» оппозиции как внутреннего врага России.

Вдобавок мы, в соответствии с советской матрицей, снова обзавелись крайне полезным внешним врагом, мешающим встать на ноги. С нулевых годов в нашей внешней политике идёт обратный поворот, в духе холодной войны: с Запада, с которым в 1990-х начали налаживаться союзнические отношения, — на Восток, с его когортой прежних полубратских стран из антиамериканского лагеря: «острова Свободы», Ирана, Венесуэлы, «униженных и оскорблённых» палестинских организаций и т. п. И, конечно, налицо та же безоглядная готовность жертвовать миллиарды и прощать долги всем недругам Соединённых Штатов. И это — на фоне разора в собственной стране.

Так что же за цивилизация, или формация, строится сегодня на нашей земле?

Политически, как мы выяснили, это — не демократическая республика, но, разумеется, и не тоталитарный строй; может быть, это авторитарное правление на бюрократическом фундаменте…

А что же оно представляет собой экономически?

Ныне образовалась система, которую политолог Леонид Радзиховский назвал «рентно-сырьевым номенклатурным капитализмом»; для него характерно разрастание корпораций, контрольный пакет акций в которых принадлежит государству. Представители госкорпораций, топ-менеджеры, стоя во главе совета директоров, фактически пользуются государственной собственностью как своей и получают дивиденды и бонусы, сравнимые с доходами пресловутых олигархов, но при этом не отвечают за неуспех дела. Эта экономическая система покончила с эрой олигархов 1990-х, которая при сравнении представляется сегодня, может быть, и не худшим злом. Сложившаяся экономическая система, таким образом, — не свободно-предпринимательский капитализм, но и не социализм. Это — новообразование. Правда, в своем исследовании «Государство и эволюция» Е. Гайдар рисует нечто подобное ещё в советские времена. Вспоминая пугающую картину растаскивания государственной собственности в конце 1980-х, автор останавливается на том этапе её эволюции, когда она уже обнаруживает себя как собственность бюрократического класса; когда «каждый бюрократ… стремится превратить государственную собственность в свою частную собственность» (Гайдар Е. Указ. соч. С. 153) и административные должности, не теряя власти, конвертируются в частный капитал. С 1980-х по 1991 год при госпредприятиях образуются кооперативы — ТОО, МП, СП и т. п., в которых расходы и риск остаются общественными, а присвоение — частным. Рождается идеальная для бюрократического капитализма форма — келейная, паразитическая приватизация без включения рыночных механизмов и смены юридических форм собственности». (Гайдар Е. Указ. соч. С. 153)

А как же обстоит дело с «духовными скрепами» и культурой, искажённое лицо которой в последние десятилетия с такой силой отталкивает российского человека, что это оказывается для него ещё одним поводом отвернуться от нового порядка вещей и с ностальгией вспоминать об утраченном прошлом?

После отмены советского строя с его коммунистической марксистско-ленинской идеологией — не в последнюю очередь чтобы предупредить от её рецидивов — было заявлено об отказе вообще от всякой единой идеологии как от скомпрометированного имени. (См. гл. 1, ст. 13 Конституции РФ от 25 декабря 1993 г. с изменениями от 30 декабря 2008 г.) Между тем, если учесть, что именно перечисляется в Конституции РФ в качестве обязательных к соблюдению принципов (почитание предков, вера в добро и справедливость, любовь и уважение к Отечеству, права и свободы человека), то окажется, что в основе идейных скреп государства лежит некая система ценностей. Но, не будучи отрефлексированной и представленной в виде единого мировоззрения (в обыденном социологическом употреблении часто именуемого идеологией), она оставляет брешь и для позднейших тоталитарных проектов, и для заполнения её идеологическим секуляризмом. В итоге, подхваченные духом времени, мы идейно оказались в одной цивилизации с западным миром.

Дело в том, что после Второй мировой войны Запад из пережитого страха перед тоталитарными системами включился в процесс деидеологизации, которая конкретизировалась затем в философской доктрине «плюрализма» и получила форму, можно сказать, законодательного императива в так называемой «политкорректности».

Между тем, эта позиция под лозунгом свободы от идеологии скрывает в себе идеологию не менее, а в конечном итоге, быть может, более тотальную, чем предыдущие. Вдумаемся: она утверждает равнозначность всех истин и мнений, а это означает, что истины вообще нет и что ни одно из мнений ничего не значит. Таким образом, мировоззренческий плюрализм (не путать с гражданским, на котором он спекулирует), считая себя высшей формой либерализма (на котором он также спекулирует, на самом деле являясь его подлогом) и объявляя о защите прав и свобод человека от давящих его идеологических догм, отнимает у него право на серьёзное отношение к своим мнениям (то есть к себе самому) и на свободу в поисках истины, в поисках ответов на метафизические запросы, прирождённые человеку как таковому.

Но этот — философский — парадокс остается скрытым от глаз.

Скрытым остается и другой, социокультурный парадокс: под лозунгом защиты, безусловно, священных (кто спорит!) прав и свобод человека пропагандисты новоиспечённого либерализма, как и всякой тотальной, а потому экспансионистской идеологии, выходят за пределы обозначенной сферы и распространяют свои установки на все области жизни. И мы видим, как, взявшись освобождать человека от политических оков, они лишают его духовно-жизненных опор; как, отменяя естественные, согласные с человеческой природой нормы жизни и культуры, они легализуют на их месте неестественные, аномальные формы бытия и сознания.

Если окинуть взором панораму жизненного мира христианской ойкумены, то невозможно не заметить, что здесь идёт революция, перед которой по степени радикализма отступает даже социалистическая. Нет такой сферы жизни, в которой бы усилиями лжелиберального авангарда культуртрегеров не внедрялись бы новые, несусветные приоритеты. Положительное и отрицательное с точки зрения действовавших худо-бедно представлений — по сути, ассимилированных библейских заповедей — меняются своими местами. Не нужно никакой наблюдательности, чтобы признать: на культурной авансцене прекрасное замещается безобразным, нравственное — растленным, созидательное — разрушительным; на месте искусства — ремейки, артефакты и перформансы, усиленное продвижение обсценной (непристойной, распутной, безнравственной – Ред.) лексики и ожесточённый отпор всякому намёку на введение каких-либо ограничений её. Потому-то никем из передовых идеологов никогда не вспоминается максима в других случаях непререкаемого, вечно цитируемого «певца Империи и свободы» Пушкина: «ценсура есть установление благодетельное… верный страж благоденствия частного и государственного». (Пушкин А. С. ПСС: В 6 т. М., 1947. Т. 5. С. 179.) Между тем, потребность в ней подтверждается такой упрямой вещью, как речевая практика, где «нецензурное» всегда означает непристойное, недопустимое. Нормальное общество так же невозможно без нравственной цензуры, как и с вездесущей политической цензурой.

Новая идеология не только развращает, но и оглупляет; сам сдвиг всех вещей со своих мест оставляет руины в области мысли, которая всё регулярнее обходится без правил своего «уличного движения». Специалисты по этой части нередко превращают любомудрие (философию – Ред.) в философский бурелом, заводя читателя в непролазные чащи.

Тот же скрытый парадокс — и в ожесточенных дискуссиях по поводу актуального искусства, где главное опять же остается за бортом. А главное — это вопрос, который сам собой возникает при взгляде на его продукцию: является ли это художество творчеством и актуальное искусство — искусством? Если заглянуть поглубже, то окажется, что здесь нет ни того, ни другого (я об этом подробно высказывалась (Гальцева Р. А. Великий отказ // Посев. 2002. № 3, 5; Она же. Искусство отвращения // Нескучный сад. 2011. № 1; Она же. О границах искусства. Жгучий вопрос // Культурология. 2011. № 2), а сейчас обозначу мимоходом), потому что здесь нет признаков, которые оправдывали бы их в этом качестве. Между тем, понятия искусства и творчества достаточно определены за две с половиной тысячи лет работы философской мысли — Аристотелем, Платоном, Кантом, Гегелем, наконец, Аполлоном Григорьевым. Но почему-то давно установленные истины абсолютно выпали из сферы сознания сегодняшних теоретиков при высшем накале страстей по поводу этих художественных новаций. А вот суммарно его признанное определение: искусство есть творчество прекрасных предметов, целесообразных без цели и рождающихся подобно созданиям природы. («Произведение искусства, — уточняет Гегель, — должно быть всегда непреднамеренным, простодушным, как бы возникшим само собой…»)

Но в актуальных акциях прежде всего нет сути искусства — самой красоты и связанного с ней эстетического наслаждения, наоборот, оно рождает шок и отталкивание; далее, оно не рождает, подобно природе, свои плоды, а, напротив, производит продукцию мозгового экспериментаторства, комбинаторики отдельных элементов вещественного мира или — спекуляции на подсознании и имитации психоделических видений. Вместо радости от переживания красоты и гармонии мы должны здесь вслед за автором, занятым деформацией мира, испытывать злорадство и дисгармонию. Будучи антиподом художественному творчеству, оно требует другого имени. И потому полемика с ним должна быть перемещена в плоскость, где его будут оценивать не как эстетическое явление, ограждённое священным частоколом прав и свобод, а как прямое высказывание и действие со своими (разрушительными) последствиями. Однако, судя по триумфальному шествию нового либерализма в Европе, на ревизию актуального искусства — если не случится чуда — рассчитывать не приходится.

Симптомы лжелиберальной цивилизации очевидны и в радикально меняющемся сегодня образе жизни западного человечества, проникающем с некоторым опозданием и к нам. Но то, что усиленно внедряется боевым отрядом креативного класса, его воинственным орденом в качестве прогрессивных завоеваний, в действительности представляет собой глубочайший подрыв моральных и общественных устоев, иначе говоря, идущую вширь и вглубь антропологическую революцию, влекущую за собой в качестве следствия гражданскую войну.

В самом деле, если вдуматься, широко рекламируемое «планирование семьи» (оно же — сексуальное «просвещение») давно занято не чем иным, как растлением малолетних, и вместе с нашумевшей ювенальной (или ювенильной) юстицией работает на подрыв семейных связей между родителями и детьми. Но передовая линия фронта между двумя цивилизационными принципами — христианским наследием и псевдолиберальной идеологией — проходит сегодня по проблеме гомосексуализма, пропагандисты которого ведут агрессивно-истерическое наступление на общество. Дело идет о перевороте в интимных, как бы любовных, отношениях.

Активисты и пропагандисты ненормальных отношений обзавелись набором оборонительно-наступательных штампов от политических до физиологических, или наоборот. С необъяснимой откровенностью выставляя свою (и чужую) интимную специфику на публичное обозрение, они мотивируют своё безостановочное будирование социальной среды (по аналогии с мотивировками иммигрантской молодежи исламистского толка, громящей приютившие их европейские города) ущемлением своих прав. У российских гомосексуалов есть публичные покровители, изощряющиеся в обличениях «гомофобов» (т. е. обычных, естественных людей, по их же определению, «натуралов»), которых обвиняют в том, что они «травят и провоцируют» беззащитное «меньшинство якобы по указке властей. (Такова широко растиражированная точка зрения ведущего популяризатора и деятеля контркультуры, в том числе гомосексуализма, М. Гельмана. На «Эхе Москвы», форпосте популяризации этого дела, две «дамы, приятные во всех отношениях» поднимают возмущённые крики, будто вопрос о прогрессивном меньшинстве ненатуралов безостановочно будируется со стороны прочих (т. е. нормальных людей), погрязших в «мракобесии, дремучести» и «невероятном убожестве». А не наоборот ли? И для ведущей на упомянутой радиостанции это — непреходящий вопрос, поднимаемый ею всегда, о чём бы ни шла речь. Этим просвещённым «поджигателям войны» — гражданской — нужно уяснить, что «педерастия» (с греч.) и «содомия» (библ.) вполне цензурные, законные термины, а не ругательства тёмных людей, как представляют это в СМИ адепты «гомофилии».)

Следующий широко используемый аргумент — исторический, ссылка на бытование гомосексуальных отношений с невесть каких времен, в том числе и в животном мире. Однако никакой «монблан фактов» не способен изъяснить аксиологическую ценность феномена (что должно быть понятно всякому думающему человеку), поскольку «сущее» не может свидетельствовать в пользу «должного». И каким бы распространённым ни оказалось явление, оно не становится от этого более оправданным. (Когда-то, если я не ошибаюсь, Ивану Ильину, обличавшему незаконность разбойничьего большевистского режима, возражали, ссылаясь на то, что большевики просуществовали в России не одно десятилетие и этим как бы обрели законность. На что Ильин ответил: тем более — значит, это разбойники — закоренелые.)

Широко присутствующий в СМИ, энциклопедически осведомлённый публицист Ю. Латынина выступает с обзором гомосексуальной практики от членистоногих до двуногих, человеческих, существ, думая апелляцией к физиологической распространённости этого акта по всей лестнице живого узаконить его в качестве нормы. Однако тут же обозреватель делает замечательное признание: однополая «любовь» есть чисто культурный феномен. В таком случае излишне и неуместно приводить свидетельства из жизни пресмыкающихся. Но есть у Латыниной замечание, которое выводит из образовавшегося тупика и сшибки нервных процессов: «Правда, некоторые культуры, — говорит она, — не заслуживают права на существование. Но именно христианская культура распространилась по всему миру и породила великую цивилизацию». Если так, то остаётся принять ценности, на которых, противостоя окружающему языческому миру, она взошла, и признать, что одной из опор в этом восхождении было и отвержение греха однополой «любви».

Между тем, этот едва ли не главный аргумент против гей-пропаганды не удостаивается внимания. На полях несмолкающих сражений за и против легализации нетрадиционных отношений с одной, апологетической, стороны речь, как всегда, ведётся о «попрании прав». Сторона противоположная, представители коей — в основном воспитанники материалистического прошлого, апеллирует к идее демографического ущерба, наносимого стране однополой ориентацией. Правда, скудная прагматика этой идеи мало впечатляет. Существует глубокое свидетельство, основанное на понятии греха и Священной истории: за этот грех Содом и Гоморра были сожжены серным огнём с небес. Но оно не властно над светским сознанием большинства. Однако есть аргумент, непререкаемый для всех, но, повторюсь, игнорируемый этим сознанием: ведь кто бы ни был создателем человека, Бог или природа, содомия противоречит самому устройству человеческого существа, являясь его извращением.

К тому же в подкрепление этой точки зрения существуют и законные, юридические основания, содержащиеся в Международной конвенции «О защите прав человека и основных свобод» (ст. 10) и в Российской Конституции (ч. 3, ст. 55), достаточные для того, что-бы элиминировать (удалить, исключить – Ред.) правовые претензии теоретиков и практиков гомосексуализма, превратив их из истцов в ответчиков.

Как разъясняет нам доктор юридических наук, профессор НИУ — Высшей школы экономики М.А. Краснов, «фундаментальные права в своём изначальном состоянии уже включают ограничение на нравственную аномалию (курсив мой. — Р.Г.) или индифферентность к ней» и, в частности, «запрет на регистрацию однополых браков». И в этом запрете никакого нарушения прав нет, поскольку браком считается «семейный союз между мужчиной и женщиной». (Краснов М. А. Смысл конституционально-правовой апелляции к нравственным категориям в контексте европейской культуры // Journal of constitutionalism and human rights. 2013. № 1. С. 32.)

Мало того, «чисто нравственные правила могут иметь значение юридических постановлений», ибо существует «естественная норма». (Там же.) Есть и правовая защита человеческого сообщества от нравственно-разрушительных сил в сфере культуры: «государство обязано охранять … моральные императивы, свойственные культуре данного общества» (Там же.) Будучи именно «разрушительными силами», или «антиномистами» (противозаконниками), активисты публичного гомосексуализма на юридическом языке должны быть квалифицированы «как угроза социальному миру». Возникают два недоумённых вопроса: почему эти правовые аргументы остаются невостребованными у сторонников «нравственной нормы» и «моральных императивов» российского общества, и где те, кто обязан эти императивы «охранять»?

И потому муссирование гомофильских и педофильских отклонений уместно не на общественных подиумах, где оно звучит как порнографическая непристойность, а в медкабинетах психопатолога или местах экзорцистской практики; и, во всяком случае, с улиц этих демонстрантов следует отправить в их собственные спальни.

Но порно — это дословно грязь. Кто же освободит общество от публичного размазывания нравственной грязи? Могло бы, как мы выяснили, исполнение закона, но он не актуализируется. Быть может, потому, что равномощной силы, которая противодействовала бы репрессивному напору пропаганды ненормативности, доминирующей в передовых СМИ, — такой силы в России нет. Получается, будто лозунг «За права и свободы человека!» понадобился для того, чтобы проложить путь аномии. И в итоге получается, что, вставая на защиту беззакония и аномалии, неолиберализм только дискредитирует идею свободы.

Россия, таким образом, оказалась на перекрёстке двух цивилизаций, на данном этапе вроде бы антиномичных. Однако обе они парадоксальным образом сходятся в деле порабощения человека: коммунистический режим — угнетая его волю казарменной дисциплиной построения «светлого будущего», ложнолиберальная «политкорректность» — подчиняя императивам противоестественного существования. Притом новейшая идеологема нацелена на более глубокие потрясения, чем предыдущая, потому что та воздействовала главным образом на сознание, а нынешняя претендует на переделку природы человека: его души и самих органов чувств.

Российский человек, выходит, попал в трагическое положение между молотом будущего распада и наковальней бездвижного прошлого. Трагедия усугубляется тем, что простому человеку приходится выбирать между двумя позициями, каждая из которых содержит наряду с ложью и камуфлирующую её правду (можно в обратном порядке). Защита политической свободы соседствует с пропагандой аномальности и растления (я не встречала ни одного политически вменяемого публициста, который не был бы в «рабстве у передовых идей» гомофилии), а защита нормальных человеческих отношений и традиционной культуры — с равнодушием к политическому закрепощению личности. Здесь проходит межа критического раскола нации на два стана снова — на народ и интеллигенцию.

И виднеется только один выход, есть только одно противоядие от этой гремучей смеси из фрагментов двух цивилизаций: с мировоззренческой стороны — это путь не пройдённых Россией «Вех», с социально-политической — это программа христианской демократии, развиваемая в начале прошлого века С. Н. Булгаковым, а другими авторами «Вех» — уже в Зарубежье.

Рената Александровна Гальцева — философ и публицист, старший научный сотрудник ИНИОН РАН, редактор издания «Эон. Альманах старой и новой культуры»; автор книг и статей по русской философии и истории идей.         

         Источник:  Ж. «Посев» №7, 2013г.

От редакции:

- Распространяйте наши материалы в своем окружении;

- Подписывайтесь на журнал «Посев»;

- Читайте ж. «Посев»  на http://nts-rs.ru/posev.htm

- Подпишитесь на нашу рассылку (Стрелы НТС), для чего перейдите по ссылке    http://subscribe.ru/catalog/state.politics.dlachlenovidruz