Стрела НТС №113  от 6.02.2012г.

Игорь Андрушкевич

Республика и демократия

согласно Аристотелю

(Доклад в посольстве Греции в Буэнос-Айресе)

Колыбель политической науки

Греция была колыбелью не только новой политической формы «полиса», но также и колыбелью науки. Такое совпадение сильно повлияло на зарождение политической науки, достигшей своего наивысшего выражения в трудах Платона и его ученика Аристотеля. Оба этих философа и учёных жили в Афинах, где зародилась идея полиса.

Сегодня многие не имеют точного представления об истории этого полиса и о теориях, с ним связанных. Нужно иметь в виду, что в Афинском полисе, за приблизительно семь веков его существования до Аристотеля, уже состоялись 11 конституционных реформ, в результате которых Афинский полис перепробовал практически все возможные формы верховной власти: монархию, аристократию, олигархию, демократию и тиранию, в их разных вариантах. Однако, необходимо подчеркнуть, что при всех этих реформах всегда принципиально сохранялась та или иная смесь всех указанных режимов, лишь с меняющимися соотношениями между ними, с постоянной тенденцией к увеличению роли демократического начала. Даже можно сказать, что самой сутью афинского «полиса» как раз и была такая смесь политических режимов. Однако, трагедия Афин заключалась в том, что, в конечном итоге, в них не было соблюдено главное правило древнегреческой мудрости: ничего черезчур. (Это правило просвечивает и в русской поговорке: хорошего понемногу). Когда в Афинском полисе, один из его составляющих элементов стал абсолютным, вытеснив практически полностью все остальные элементы, сам полис не только перестал быть таковым, но также и перестал быть жизнеспособным. 

Аристотель описывает эти конституционные реформы в Афинах в своем труде «Афинская конституция». Аристотель затем лично пережил провал абсолютной демократии в Афинах, приведший к потере независимости (суверенитета, самодержавности) этого полиса навсегда. Еще при нём Афины были включены в Македонскую монархию, а потом в Империю Александра Великого. Затем, Афины были включены в Римскую Империю. Аристотель описал также 158 конституций разных стран тогдашнего мира, но, к сожалению, этот труд был потерян. Аристотель несомненно имел возможность располагать хорошей информацией также и о Римской Республике, к концу его жизни уже существовавшей более четырех веков. Аристотель умер в 322 году до Р. Х., через год после смерти Александра Великого, учителем которого он был. Таким образом, он был тоже непосредственным свидетелем создания империи Александра Великого, положившей начало эллинистической цивилизации и новому периоду в политической истории человечества.

Согласно греческому пониманию науки, зародившейся в тогдашней Греции (сперва в Малой Азии, а затем на Балканском полуострове, в Сицилии и в южной Италии), сама по себе наука является в конечном итоге теорией. Корень этого слова присутствует в русском глаголе «зреть», а также и в слове театр, сиречь зрелище. Таким образом, наука, по своему определению, является обобщением наблюдений над действительностью. Такое обобщение ведёт к открытию и установлению закономерностей в процессах, наблюдаемых в действительности. Значит, наука это не только описание самой по себе действительности, но и описание закономерностей, в силу каковых любое явление является последствием его причин. Такая научная работа также неизбежно требует и соответствующей классификации наблюдаемых явлений.

Классификация политических режимов

Именно Аристотель прославился в истории науки своими двумя классификациями, с тех пор ставших классическими. Первая из них – это перечень всех возможных видов силлогизмов, каковая классификация за прошедшие с тех пор 23 века практически осталась неизменной. Вторым классическим перечислением Аристотеля является его классификация политических режимов.

В своем труде «Политика», Аристотель изучает и описывает формы политических режимов, с их подвидами, видоизменениями и комбинациями. В результате, он формулирует список основных форм политических режимов, для чего он следует в основном двум принципам: количеству властителей в каждом из этих режимов и качеству их функций. При этом он учитывает также и ряд социальных факторов, в том числе и имущественное положение граждан государства.

Как известно, Аристотель установил шесть абстрактных форм политических режимов: три правильные формы и три извращения этих правильных форм. Для этого он одновременно формулирует соответствующую политическую терминологию, которая сохраняется практически неизменной и до наших дней. Самый выпуклый, ясный и краткий вариант этой классификации Аристотеля гласит следующее:

«В первом исследовании различных государственных форм, мы различили три правильных строя («орфас политияс»): монархия, аристократия и полития («василиан, аристократиан, политиан»), и три отклонения («пареквасеис») от них: тирания от монархии, олигархия от аристократии и демократия от политии («тираннида мен василиас, олигархиан де аристократиас, демократиан де политеас»)». (Аристотель. Политика, 1289 а, 25).

Аристотель поясняет, что самая лучшая форма, сиречь монархия (которую он часто называет также «василия», от «василевс», царь), трудно осуществима и встречается редко, ибо очень трудно найти необходимого для этого хорошо подготовленного и во всех отношениях хорошего человека. То же самое можно сказать и про аристократию. Посему из трех правильных (хороших) политических режимов, лишь третий из них (полития или, в переводе Цицерона, республика) является сравнительно легко достижимым на практике, ибо он является комбинацией или смесью трёх или четырёх режимов (двух других хороших режимов, монархии и аристократии, с элементами двух искаженных режимов, олигархии и демократии, но без тирании). Исторический анализ всех режимов приводит Аристотеля к убеждению, что чаще всего этот третий хороший политический режим является смесью аристократии, олигархии и демократии, а иногда также и монархии. Интересно, что Аристотель дает этому третьему хорошему режиму имя «полития», до этого бывшего названием вообще всех политических конституций полиса. Например, название труда Аристотеля «Афинская полития» обыкновенно переводят как «Афинская конституция». (Слово «полития» имеет общий корень с греческими словами «полис» и «политика» и с русскими словами «полк», «племя», «полнота»).      

Три правильные формы политических режимов имеют своей функцией и задачей общее благо всех граждан. В зависимости от того, кто стоит во главе верховной власти, эти правильные формы являются монархией, аристократией или политией. В монархии возглавление принадлежит одному человеку, в аристократии немногим, а в политии многим. Однако, во всех этих трёх случаях, все возглавители этих трёх форм действуют на благо всех граждан, а не на благо самих себя. Когда же эти три вида верховной власти не действуют на благо всех, а, в первую очередь, на благо самих носителей власти, то есть на благо самих себя, то в таком случае власть одного (монархия) извращается в тиранию, власть немногих (аристократия) извращается в олигархию и власть многих (полития) извращается в демократию. Несмотря на окончательно признанный классический характер этой классификации, она всегда сопровождалась двумя значительными затруднениями, вплоть до наших дней.

В первом из этих затруднений сам Аристотель ничуть не виноват. Дело в том, что, приблизительно три века спустя после него, известный римский политик и писатель Цицерон перевел на латынь только лишь один из этих шести терминов Аристотеля, а именно название третьей правильной политической формы (полития), в то время как он сохранил все пять остальных греческих терминов (монархия, аристократия, демократия, олигархия и тирания). Греческий же термин «полития» (латинским шрифтом «politeia») Цицерон перевел латинским словом «республика» (буквально «общее или публичное дело»), являвшимся одновременно и одним из названий Римского Государства. Очевидно, что Цицерон таким переводом хотел подчеркнуть, что именно Римское государство и было «политией» Аристотеля. С тех пор, во всех переводах Аристотеля употребляется именно это латинское слово, республика, наряду с другими пятью сохранившимися греческими названиями остальных политических форм. Причем эта подмена греческого слова полития латинским словом республика происходит до наших дней не только в латинских, но также и в германских и в славянских языках.

Такая подмена одного из этих шести терминов со временем явилась поводом и для других подмен и даже подлогов в этой системе политической терминологии, с целью идеологических манипуляций. Например, после Французской революции, в некоторых переводах Аристотеля на французский язык, стали заменять латинское слово «республика», обозначавшее «политию», то есть третий хороший режим, греческим словом «демократия», у Аристотеля обозначавшее извращение этой самой политии, то есть наименее плохой из трёх плохих режимов. Затем такая подмена стала распространяться и на переводы и на другие языки, и в наши дни стала общепринятой. Таким образом, один из извращенных (плохих) политических режимов был переклассифицирован в хороший режим.   

Другой причиной затруднений, связанных с этой тематикой, является игнорирование самой по себе весьма сложной политической теории Аристотеля, лежащей в основе его классификации. Дело в том, что Аристотель даёт такое чёткое и выпуклое перечисление политических режимов, в основном, с целью классификации их отвлечённых принципов (начал), а не с целью сведения к ним всей сложной реальной исторической действительности. Эту действительность он затем описывает на многих десятках страниц своего труда, но современные идеологические публицисты её тенденциозно игнорируют. Каждая из классифицированных Аристотелем политических форм имеет несколько подвидов, которые Аристотель и описывает подробно, причем это описание, хотя и основывается на наблюдении исторической действительности вплоть до его эпохи, всё же предугадывает и дальнейшее возможное развитие этих разных подвидов. Однако самая главная характеристика всей политической теории Аристотеля, сформулированной в его труде «Политика», заключается в его наблюдении, что на практике, то есть в исторической действительности, все политические режимы в большинстве случаев фактически являются, в той или иной мере, смешанными. Внимательный анализ этой характеристики классификации Аристотеля приводит к заключению, что под её поверхностью кроется другая, более существенная классификация, которую можно вкратце выразить следующим образом:

Суть классификации Аристотеля

Есть четыре простых режима, каковые могут существовать отдельно или в комбинации с другими режимами. Двое из них (монархия и аристократия) хороши в отдельности и в комбинации с другими, а другие двое (демократия и олигархия) могут быть положительными лишь в некоторых комбинациях с другими режимами, но отдельно, сами по себе, являются лишь извращениями хороших режимов. Пятый режим (полития) является, по своему существу, сложным, ибо образован, так или иначе, из этих четырёх простых режимов. Его качество зависит от конкретной комбинации его составляющих частей, но в принципе он тоже является положительным, ибо сама по себе смесь его составных элементов ограничивает их возможные отрицательные характеристики. Шестой режим (тирания) сугубо простой и всегда плохой, ибо он не в состоянии входить в комбинацию ни с каким другим режимом, а лишь иногда обманным путём декоративно ими прикрываться.

В заключение, можно еще отметить, что Аристотель дает греческие имена пяти режимам, и все они так или иначе хороши сами по себе или могут быть хороши в комбинации с другими. Лишь шестой режим всегда плох, и Аристотель дает ему варварское (не греческое) имя: тирания. (Это не индоевропейское слово по-видимому принадлежит одному из древних средиземноморских языков). Из этого можно вывести заключение, что Аристотель считает, что все хорошие государственные режимы так или иначе происходят от некоей до-греческой политической модели (общей индоевропейской, а значит также и латинской, германской и славянской), в то время как плохой режим имеет варварское происхождение. Возможно, что, в данном случае, на лицо некоторое преувеличение, ибо не все варварские тирании всегда были абсолютно отрицательными режимами. Однако Аристотеля не  очень интересуют варварские политические модели. Возможно, что его особено возмущали греческие тирании в Сицилии, от которых лично не мало пострадал его учитель Платон. Значит, этот варварский политический режим, с варварским именем «тирания», был обыденным тоже и в Греции.

Однако, по-видимому, самый предпочтительный для Аристотеля режим, с греческим именем «полития», в самой Греции никогда не был полностью достигнут, или, по крайней мере, никогда долго не существовал. Эта политическая модель категорически восторжествовала в Риме, в латинской Центральной Италии, соприкасавшейся на юге с греческой Южной Италией, а на севере с этрусской Италией, находившейся под не малым греческим культурным влиянием. Может быть также и поэтому Цицерону показалось справедливее переименовать её первоначальное греческое имя «полития» на чисто римское «республика». 

Предпосылки политической устойчивости

В то время как Платон в своих изучениях и описаниях политической жизни человечества стремится к определению условий, необходимых для идеального политического режима, Аристотель не ищет идеального режима в будущем, на основании наблюдений над прошлым. Аристотель исходит лишь из политических экспериментов, каковыми богата история, и пытается привести в порядок и классифицировать результаты этих экспериментов. Таким образом, он устанавливает, что все политические режимы, в той или иной мере, являются смешанными, ибо во всех них так или иначе присутствует несколько разных абстрактных политических начал, лишь с превосходством одного из них.

Одновременно он устанавливает соответствующую мерку, с помощью которой можно измерять эти разные виды политических смесей. Такой меркой для оценки конкретных политических режимов в истории, согласно Аристотелю, является их длительная стабильность или устойчивость. Другими словами, наилучшим возможным политическим режимом для Аристотеля является самый устойчивый, самый стабильный политический строй, эволюционирующий органически, но не нуждающийся в перестройках, которым даже не все граждане могут быть полностью довольны, но к свержению которого мало кто стремится.  

Несомненно, что Аристотель в данном вопросе никак не мог игнорировать местную афинскую традицию. Именно в Афинах одна из предыдущих 11-и конституционных реформ имела своей целью восстановить и утвердить в Афинском полисе его к тому времени сильно пошатнувшуюся политическую и социальную стабильность. Вторая писаная конституция Афин (первая писаная конституция была написана Драконом, установившем жестокие наказания для всех уголовных преступников, что с тех пор стало отличительным признаком афинской демократии, до самого её конца), и третья по счёту с начала Афинского полиса, написанная в стихах афинским мудрецом Солоном (594 до Р. Х.), по заказу всего полиса, провозглашает необходимость стабильного справедливого соотношения между бедными и богатыми гражданами полиса. Сам Солон пишет так о правильном соотношении между бедными и богатыми в своей конституции:

«Я поднял крепкий щит для одних и для других и не допустил, чтобы ни одни, ни другие не победили несправедливо». (Аристотель. Афинская конституция, 12).

Солон сильно облегчил старые долги бедняков и запретил впредь давать им в долг под гарантию личной свободы должника. Кроме того, он привёл в порядок всю афинскую систему мер, весов и денег, каковая затем немало способствовала стабильности и популярности афинской валюты в Древнем Мире. Он сохранил прежнее разделение всех граждан Афинского Полиса на четыре категории, по имущественному признаку, но установил чёткие соотношения между этими категориями. Первый класс платил налоги в размере пятисот медимнов, второй класс платил триста медимнов, третий класс двести медимнов.

В соответствии с этими категориями и выдвигались кандидаты на должности в полисе, из числа каковых затем окончательно определялся путём жребия тот или иной сановник Афинского полиса. Таким образом, конституционно устанавливалось теоретическое соотношение между богатыми и бедными в Афинской Республике, каковая именно с этого периода частично и начинает принимать демократический характер, как утверждает Аристотель в своем описании этой реформы Солона. (Аристотель. Афинская конституция, 7 и 8). Значит, начало первой в мире демократии было положено установлением справедливого соотношения между богатыми и бедными. До установления такого соотношения, демократии не было. 

Эти конституционные постулаты имущественной справедливости Афинского полиса вскоре приобретают чёткую юридическую форму в Римской Республике, но без процесса прогрессирующей демократизации, каковой в Афинах привёл в конечном итоге к абсолютной демократии, а затем и к коллапсу самого Афинского полиса. (Для истории политических учреждений небезинтересно обратить внимание на параллелизм политических реформ в Афинах и в Риме. Политические идеи и теории в большинстве случаев зарождаются в Афинах, но чёткую юридическую форму и практическое применение они получают через несколько десятилетий в Риме, где они затем и соблюдаются строже и дольше, чем в Афинах. Это нам помогает сегодня лучше понять коренной смысл афинских реформ. На эту тему я прочёл несколько лет тому назад отдельный доклад, в рамках годовых циклов публичных докладов нашего «Общества эллинской культуры»).   

В Риме республика продолжает быть смесью монархических, аристократических и демократических начал и элементов, с перевесом аристократических, после замены одного царя двумя консулами в 510 году. Даже можно вывести заключение, что в Римской Республике подспудно существовало убеждение, что демократию можно сохранить и одновременно обеспечить хорошее правление, даже с участием демократии, только лишь с помощью аристократии. Посему, в Римской Республике назначения магистратов никогда не происходили путём демократического метода метания жребия, а путём ступенчатого отбора лучших, через выборы. Ни одной высшей должности нельзя было достигнуть, не пройдя через все предыдущие низшие должности, как гражданские, так и военные, вперемежку. Это называлось «курсом чести», cursus honorum. Правда, чисто юридически, выборы являлись лишь рекомендацией для назначения выбранных кандидатов, назначения совершаемого оканчивающими свой мандат сановниками, ибо легитимность власти приобреталась через назначение, а не через выборы. (Цицерон по этому поводу говорит: Мы даём авторитет только наилучшим, дабы сохранить свободу для всех.) Аристотель особенно подчеркивает, что подлинная демократия требует именно метания жребия, для назначения своих сановников из числа всех граждан, без разбора, в то время как выборы являются методом аристократического или олигархического отбора.

Одной из самых важных функций Римского государства как раз и был такой ступенчатый отбор своих собственных правителей. Еще в начале четвёртого века после Р. Х. Римская Империя (простиравшаяся тогда от Англии до Сирии) управлялась двумя сословиями таких отобранных служак: сенаторского сословия, состоявшего приблизительно из тысячи человек, и сословия всадников, состоявшего из приблизительно двадцати тысяч человек. Причем, к этому времени, в среде этих двух сословий оставалось очень мало потомков первоначальных основателей Рима, то есть подлинных патрициев. В большинстве случаев это были «выдвиженцы» из простого народа, вернее из всех народов, составлявших Римскую Империю. С середины третьего века особенную роль среди них играют уроженцы из современной Югославии, как, например, император Диоклециян, из Далмации, и святой император Константин Великий, родившийся в городе Нише, в сегодняшней Сербии. Они были имперской аристократией, а не партийной номенклатурой, и должны были служить не только в согласии с государственными бюрократическими нормами работы, но также и в согласии с общественными и сословными нормами чести, служения и поведения.  

Приблизительно через полвека после Солона, четвёртый (предпоследний) римский царь Сервий Тулий, чье этрусское имя было Мастарна (579 – 535 до Р. Х.), поделил всех граждан Римской Республики (патрициев и плебеев) на пять разрядов, по имущественному признаку. Имущество первого разряда было более ста тысяч ассов (приблизительно – стоимость десяти лошадей), второго разряда – семидесяти пяти тысяч ассов, третьего разряда – пятидесяти тысяч, четвёртого разряда – двадцати пяти тысяч ассов и пятого рязряда – одиннадцати тысяч ассов. Значит, первый разряд был в четыре раза богаче четвёртого и в девять раз богаче пятого. Вне этих пяти разрядов состояли неимущие, вернее – имущие только лишь детей, «пролэс» («пролетарии»), а посему освобожденные от «военных и мирных повинностей». 

В Древнем Риме было общепризнано, что именно Сервий Тулий окончательно оформил конституцию Римской Республики, основанную её первым царём Ромулом в 753 году до Р. Х. Известный римский историк Тит Ливий пишет: «Сервий Тулий учредил ценз – самое благодетельное для будущей великой державы установление, посредством которого повинности, военные и мирные, распределяются не подушно, как до того, но соответственно имущественному положению каждого. Именно тогда он учредил разряды и центурии, и весь основанный на цензе порядок».

 Когда в 510 году в Римской Республике пожизненная монархия была заменена годовым предводительством двух верховных преторов (согласно сохранившимся надписям, их титул первоначально гласил «praetor maximus», буквально «верховный предводитель»), затем называемых консулами, то было специфически оговорено, что их выборы будут проводиться согласно прежней системе выборов по цензовым центуриям, установленной царём Сервием Тулием. Также был полностью сохранён и прежний соборный монархический конституционный порядок, установленный еще Ромулом, первым царём Рима. А именно, что во главе государства, наряду с царём (а затем, и наряду с консулами), всегда должны стоять два «наивысших учреждения»: коллегия пожизненных авгуров и сенат, состоящий из пожизненных сенаторов. (Оргета-и-Гассет обращает внимание на то, что Цицерон ставит на первое место авгуров, а Сенат – на второе).      

До наших дней эта политическая концепция имущественного подразделения подспудно присутствует во многих политических и социологических анализах, когда население отдельных стран разбивается на пять «квинтилей» (пятых частей), то есть двадцатипроцентных групп, по уровню подушных доходов. Кратное соотношение между первой и последней группами является одним из весьма важных показателей социальной устойчивости страны. Например, в Аргентине первый квинтиль её населения сегодня (в 2005 году) имеет около 53 процентов от всех доходов страны, четвёртый квинтиль немного более 8 процентов, а пятый, самый бедный квинтиль, не доходит до 4 процентов. Значит, первый разряд граждан в Аргентине сегодня имеет приблизительно в 15 раз больше доходов, чем самый бедный «квинтиль» населения, и в 6,5 раз больше, чем четвёртый квинтиль, что считается не очень удачным соотношением, каковому до первоначальных республиканских норм еще довольно далеко. (В России, олигархическая часть населения, в том же 2005 году, имела, согласно некоторым публикациям, даже 92 процента от всех доходов страны, хотя она представляла лишь около 15 – 17 процентов от всего населения).

Таким образом, одной из предпосылок подлинной республики является более или менее справедливое соотношение между имуществами и доходами самых бедных и самых богатых граждан. Однако, это отнюдь не обозначет тенденции к полному имущественному уравнению граждан, с целью достижения их полного имущественного равенства, что характерно для проповеди социализма и абсолютной демократии. По этому поводу, Ортега-и-Гассет пишет:

«Ожесточенная демократия (la democracia exasperada) является самым опасным недугом, которым может страдать общество. Кто раздражается, когда видит неравное отношение к равным, но не волнуется, когда видит равное отношение к неравным, не является демократом, а является плебеем».      

Республика является комбинацией

большинства с меньшинством     

Делая свой обзор всех тогдашних конституций тогдашнего мира, Аристотель никак не мог не обратить внимания на конституцию именно этого Римского государства, к тому времени уже начавшего сильно расширяться и практически достигшего границ греческих территорий в Южной Италии. Однако, в дошедших до нас трудах Аристотеля, он нигде не называет Римскую Республику по имени, хотя в одной фразе в «Политике» он несомненно имеет в виду ее характерный конституционный строй: «В политиях немногие обладают авторитетом, чтобы отвергать, но не утверждать, ибо в последнем случае предложение всегда выносится на утверждение большинства.» (Политика, 1299 а).

Как раз это и происходило в Римской Республике: авторитетом отвергать обладали, в первую очередь, авгуры, а затем и сенаторы патриции, сиречь потомки «отцов» – учредителей. (Новые сенаторы, которые не были потомками основателей Рима, таким «auctoritas patrum», «авторитетом отцов», не обладали). Цицерон это имеет в виду, когда подчеркивает: «Я даю свободу народу, для того, чтобы хорошие осуществляли авторитет». (Цицерон. Законы. 3, 38). Дабы эта свобода существовала на деле, а не только на словах (in re, non verbo), она должна быть «доверена славнейшим учреждениям, для того, чтобы уступать авторитету первейших». (Там же, 3, 25).

Само имя Римской Республики тоже говорило о такой двойственной структуре большинства и «немногих»: S. P. Q. R. (Senatus Populusque Romanus), сиречь «Сенат и народ римский». Причем, само слово «populus» по своей сути тоже обозначает полноту всего народа, сиречь сумму большинства и меньшинств, ибо само по себе большинство имело свое собственное имя: plebs. (Между прочим, выражения «полнота» и «полис» – имеют общий индоевропейский корень). Тит Ливий пишет: Non populi sed plebis magistratus. (Магистраты плебса, а не всего народа).

Вообще, нельзя упускать из виду необходимости терминололгической точности в этих вопросах. Например, слово «демос», входящее в состав слова «демократия», в древней Греции применялось по отношению к районным общинам (коммунам, municipium), а в Византии так назывались её провинции. «Народ» по-гречески назывался «лаос» (откуда имя Николай, победитель народов) или «этнос» (откуда «этнический»). Иногда и выражение «полис» имело это же значение. Например, в Византии народные песни назывались «политическими». Выражение «охлос» обозначало «толпу», «чернь», и по своему значению было весьма близко к латинскому слову «плебс», но одновременно оно употреблялось и как синоним «демоса».     

Таким образом, если в республиках политическая власть принадлежит соборному большинству и меньшинству, то в чистых демократиях власть формально принадлежит только лишь большинству. Так как на практике это невозможно осуществить, приходится прибегать к фикции «представительства»: большинство само по себе не управляет, а управляют вместо него формальные представители большинства, реально представляющие корпоративные идеологические (партийные) интересы. Однако, политическое большинство может меняться, и даже может случиться, что меньшинство когда-то станет большинством. Посему, чисто технически, для стабильности демократии, необходимо предоставлять меньшинствам все возможности, чтобы со временем стать большинством, и, вследствие этого, придти к власти. В противном случае, власть первоначального большинства со временем превратится во власть меньшинства, причём меньшинства не аристократического, в подлинном смысле этого слова, а плохого, эгоистичного, то есть олигархического. Так демократия автоматически превращается в олигархию, что на самом деле сегодня и происходит почти глобально во всём мире, неизменно сохраняя при этом лишь демократические декорации, каковые являются обязательным фетишизмом. Кроме того, как говорит Оргета-и-Гассет, демократическое большинство сегодня зависит от одной технической детали: подсчёта голосов, а значит и от возможных манипуляций, в то время как соборным согласием большинства и меньшинства манипулировать почти невозможно. 

Значит, только соборное государство («республика», с монархом или без него) может обеспечивать в своих рамках на длительный срок также и подлинную демократию, правда не абсолютную (ожесточенную), но ограниченную другими элементами власти. Однако ввиду трудностей манипулировать из-за кулис любым таким правильным политическим строем, сегодняшние верхи глобальных олигархий предпочитают крайнюю или абсолютную демократию, несмотря на предупреждение Аристотеля: «Олигархия и демократия даже могут быть приемлемыми, хотя они и являются отклонениями от лучших режимов, однако если доводить до крайности ту или другую, их строй начнет ухудшаться и кончится тем, что он вообще перестанет быть строем». (Политика, 1309, в).

Политическая власть должна быть

порядочной и компетентной

«Политика» Аристотеля помещена самим автором вслед за его «Этикой». Практически все его комментаторы интерпретируют это, как лишнее указание на зависимость политики от нравственности. Испанский философ Юлиан Марияс, в своем предисловии к современному научному переводу «Политики» Аристотеля на испанский язык (опубликованному в двуязычном издании), утверждает, что «этос» (нравы) являются для Аристотеля главной политическо-общественной силой.  

В Афинской демократии все кандидаты на государственные должности, распределяемые путём метания жребия, должны были предварительно публично подтвердить свою приверженность религиозным верованиям и нравственным убеждениям афинского народа, помимо подтверждения принадлежности к нему, принадлежности личной и своих отцов.   

В своем «Седьмом письме» из Сицилии, Платон в конечном итоге сводит все свои сложные требования по отношению к политикам к двум основным: порядочности и компетентности. Оба эти качества требуют соответствующего воспитания, а посему Платон и придает ему такое значение. В его последнем труде «Законы», тема воспитания (педагогики, водительства детей) является центральной. В Афинах вообще считалось, что без полного среднего целостного воспитания (гуманитарного, артистического, спортивного и военного) в одной из афинских гимназий, а затем и отбытия воинской повинности, никто не может быть полноценным (и полноправным) гражданином полиса. Именно Афины являются колыбелью такого целостного воспитания, затем блестяще возрожденного в Российской Империи, в её системе кадетских корпусов. Платон же выдвинул и требование последующего обязательного дополнительного образования (в течение десяти лет!) для кандидатов в будущие правители, каковое частично тоже осуществлялось в России, в Царкосельском Лицее.   

Некоторые современные демократические конституции тоже требуют от правителей «компетентности». Например, Аргентинская конституция требует компетентности от своих правителей, употребляя выражение «idoneidad», но никак не определяет это требование и не регламентирует его. Во Франции генерал Де Голль учредил известную «Национальную школу администрации», с тех пор поставляющую этой стране кадры для её высшего руководства.   

В своём «Шестом новом законе» (новелле) о Симфонии, Святой Император Юстиниан Великий определил условия, необходимые для «украшения человеческой жизни», для «пользы рода человеческого», путём «доброй симфонии» («благосозвучия») между Церковью и Государством: во главе Церкви должно стоять беспорочное и верное только лишь Богу священство, а Государство должно иметь правильный политический строй (орфас политияс) и быть возглавляемо компетентными и порядочными правителями. Интересно, что император Юстиниан Великий употребил в греческом тексте этого своего закона буквально те же самые слова, которыми пользовались за девять веков до него Платон и Аристотель. Шестая новелла затем вошла в «Номоканон» и стала обязательным ориентиром для всех православных христиан. 

Приблизительно схожую ориентацию в толковании подлинного смысла и значения «правильного политического режима» можно частично проследить и в некоторых западных традициях. Например, в конституционном тексте «инаугурационной» присяги канцлера современного Германского Государства даётся обещание «приумножать блага» граждан этого государства, каковое выражение взято из римской традиции понимания «авторитета» в государстве. Присяга нового канцлера перед парламентом Германии происходит по конституционной формуле, начинающейся со слов: «Я присягаю, что буду служить немецкому народу (dem deutschen Volke dienen)… что буду приумножать его блага» (seine Nutzen mehren). В данном случае, термин «приумножать» выражен немецким глаголом «mehren», являющимся переводом латинского глагола «augere», от которого происходит императорское имя Август. (В современном русском языке корень этого латинского глагола сохраняется в словах инаугурация, авторитет, авторитетный, авторитарный и т. д. Когда царь Петр Великий получил от Сената титул Императора, на некоторых его портретах, сделанных западными художниками, появился русский перевод этого имени: «присноприбавитель», всегда приумножитель.)

Таким образом, в современной Союзной Республике Германия, её правители присягают, что они будут править «на благо народа», согласно определению Аристотеля. 

 И.Н.Андрушкевич

(Этот доклад был прочитан 9 мая 2006 года И.Н.Андрушкевичем, председателем «Аргентинского общества Эллинской культуры», в аудитории посольства Греции в Буэнос-Айресе, на испанском языке, под названием «Las minorías en la República de Aristóteles», «Меньшинства в республике Аристотеля»).

Источник: «Русские тетради» №9  http://nts-rs.ru/lit7.htm

От редакции:

- Распространяйте наши материалы в своем окружении; 

- Подпишитесь на нашу рассылку (Стрелы НТС), для чего перейдите по ссылке    http://subscribe.ru/catalog/state.politics.dlachlenovidruz