Стрела НТС №110  от 10.01.2012г.

Предлагаем Вашему вниманию главу из книги Г.К.Гинса «На путях к государству будущего».

ФИЛОСОФИЯ СОЛИДАРИЗМА

1.История идеи социальной солидарности. 2.Попытка Леона Буржуа дать юридическое выражение идее солидаризма: конструкция квазиконтракта и её развитие у Шарля Жида. 3.Социальный долг и индивидуальные интересы (культ «самого себя»). 4.Попытки практического применения идеи солидаризма партией радикалсоциалистов во Франции. 5.Критика солидаризма. 6. Соответствие идеи солидаризма психологии века. 7.Отношение её к философии персонализма и трансперсонализма. 8. Необходимость юридической разработки вопроса по новейшему законодательству.                                                        

1.      Солидаризм, как социальная доктрина, продукт нового времени, хотя идея социальной солидарности стара, почти   как сам мир, а солидаризм, как факт, родился вместе с человеческим обществом.

Самое древнее выражение этой идеи можно видеть в басне Менения Агриппы, у ап. Павла и у царственного философа Марка Аврелия, исходивших из биологической идеи сосуществования многих и разнородных членов одного организма.

И в новейшее время учение о солидарности нередко получает выражение в самых расплывчатых формах. Огюст Конт говорил о солидарности теоретических идей и моральных принципов. Дюркгейм объяснял солидарность необходимостью разделения труда. В книге Флеран, она трактуется в связи с вопросом наследственности, с аналогиями между заразой с одной стороны и распространением идей и общностью художественных восприятий с другой; наконец, как и у Дюркгейма, она ставится им в связь с теорией разделения труда и учением о взаимозависимости предприятий.

Корниль вкладывает в понятие солидарности христианскую заповедь любви к ближнему.

2.      Даже Л.Буржуа, глава партии социалистов-радикалов во Франции, которому принадлежит первая попытка дать солидаризму юридическое выражение, прибегал к сравнению солидаризма с естественным законом тяготения. Но именно он попытался укрепить солидаризм, как самостоятельную   юридическую систему и сделал его «официальной философией третьей республики».

Фигура солидаризма взирает с потолка парламента на законодателей, как покровительница законов социальной гигиены и взаимопомощи. Солидаризму недостаточно возродить  моральное чувство, он стремится восполнить  систему права,   к декларации прав он присоединяет декларацию обязанностей, но он не ограничивается этим, он готовит для этих обязанностей юридические санкции.

Сущность учения Л.Буржуа о солидаризме заключается в том, что между людьми существует quasi — контрактное соглашение в широком смысле слова, немой договор, в силу которого люди обязаны делить между собой радость и горе. «Каждый человек рождается должником человеческого общества». Квази-контракт признается задним числом. Закон должен санкционировать это признание, так как стороны сами признали бы его, если бы свободно обсуждали, оказавшись в равных условиях.

Справедливость исправляет ошибки своей слепой сестры, взимая с тех, кому дано слишком много, для тех, кто имеет на это право.

Ш.Жид, большой приверженец этого учения, развивает его таким образом. На вопрос, кто субъект обязанности? — он отвечает: тот, кто обогатился в силу фактической солидарности. На вопрос — кому должен или кто управомочен? — он отвечает; определенных кредиторов нет, их представляет государство. Вопрос — как и сколько платить? разрешается государством, которое устанавливает налоги, исходя из того, как урегулировало бы отношения само общество.

Сам Л.Буржуа, как юрист, хорошо понимал искусственность своей конструкции и, по свидетельству Ш.Жида, использовал ее меньше, чем его последователи. Но если его теория слаба конструктивно, то это не уменьшает ее ценности, как некоторой, хотя и неудачной, попытки найти общую формулу для ряда весьма интересных мыслей.

3. Идея Буржуа устраняет широкое вмешательство государства в частно-правовую сферу. Ограничения частных прав предполагают взаимное согласие (un cnsentement mutuel). Государство может только санкционировать достигнутые соглашения и охранять соблюдение свободно установленных условий. Государство не должно, таким образом,  устанавливать такие ограничения и предъявлять такие требования, которые не могли бы быть поставлены самими заинтересованными.

С другой стороны — солидаризм, понимаемый, как quasi — контракт, отрицает полную и неограниченную свободу. Он сближается до некоторой степени с мютюализмом: свобода каждого ограничена его обязанностями по отношению к другим. Государство приобретает право вмешательства только для поддержания начала справедливости и равенства во взаимоотношениях частных лиц.

Таким образом, солидаризм избегает крайностей  этатизма и в то же время не допускает того извращенного   индивидуализма, который сводится к культу «самого   себя» (culte de si meme).

Поддерживая идею социального долга, солидаризм напоминает нам, что мы не можем претендовать на неограниченную свободу в том обществе, организацией которого мы пользуемся, и что, в частности, мы не можем обладать таким правом собственности, которое не испытывало бы никаких ограничений. Точнее, теория квази-контракта подчеркивает необходимость подчинить коллективному контролю договорную автономию отдельных лиц.

Разрушая отвлеченную идею изолированного человека, Буржуа отрицает равным образом и отвлеченную идею государства, изолированного от человека и противополагаемого ему. Государство должно оказывать регулирующее влияние на частное хозяйство.

Различие между областью частного и публичного права от этого не устраняется, но границы между ними становятся менее резкими и взаимоотношение их, долго игнорировавшееся, проявляется со всей значительностью, которая им свойственна.

Все эти мысли значительно интереснее, чем формула квази-контракта, которая должна была их синтезировать. Рассуждения французских ученых о солидаризме содержали в себе еще и другие любопытные соображения.

Французские солидаристы отмечают, что в маленькой при-митивной группе коллективное начало действует тиранически. В сложном и большом общежитии конкурируют индивидуальные и социальные интересы, складывается взаимодействие индивидов, группы индивидов и государства. Здесь впервые вырабатывается сознание, что социальный интерес требует уважения и поддержки индивидуальных интересов.

4. Солидаристы искали различные практические выводы из своего учения. Они намечали целую социальную программу, которой руководствовалась политическая партия радикал-социалистов: безвозмездное всеобщее обучение в школах всех степеней, обеспечение прожиточного минимума, страхование от несчастных случаев и безработицы, развитие ассоциаций, особенно кооперации.

Общий характер социальной доктрины  солидаризма определяется его отношением к собственности.

В социальных доктринах нашего времени   собственность занимает центральное место. Либерализм  и социализм исходят из различного отношения к собственности, и этим определяется глубокое различие экономических систем, которые складываются на противоположных основах либерализма и социализма.

Естественно, что исследование солидаризма, как особой системы юридических отношений, создающей особый хозяйственный и общественный уклад жизни, требует определенного ответа на вопрос об отношении этой системы к институту собственности.

Собственность должна быть защищаема, она необходима, говорит Буржуа. Солидаризм сохраняет базу современного социального порядка (Ш.Жид).

Но солидарность предполагает всегда некоторую жертвенность. Поэтому собственность должна быть, по учению солидаристов, менее абсолютной. Солидаризм оказывает на право такое влияние, что его можно назвать социал-реформизмом или основой правового социализма (du scialisme juridique).

Остается еще вопрос, какими же средствами предполагают солидаристы осуществить свою реформаторскую программу. Допускают ли они и в какой мере принуждение сверху?

«Социальная проблема, — говорит Буглэ, — это, в последнем слове, проблема воспитания». «Без предварительной социализации идей мертвой буквой останется социализация   имуществ. Люди должны стать социальными существами.

Синдикальное и профессиональное движение, кооперативы, кассы взаимопомощи — вот школа, воспитывающая демократию и солидаризм. «Корпоративный эгоизм  облагораживается,   постепенно расширяясь  до пределов,  при  которых он охватит все человечество». Солидаризм воспитывает в духе  кооперации sub specie scietatis, он приучает мыслить себя, как часть целого, благо которого — свое благо. 

Идея принудительной солидаризации встречает, в общем, отрицательное отношение со стороны солидаристов, но Ш.Жид считает, что и принудительные формы солидаризации не плохи. «Хотя, с точки зрения моральной ценности, солидарность по обязанности ниже, чем свободная, но первая может подготовить вторую».

Такова доктрина солидаризма, если разбросанные в различных книгах и статьях мысли собрать в систему[1]. Солидаризм находил более гостеприимный приют у экономистов и моралистов, чем в юридических исследованиях. Неудачная формула квазиконтракта, лишенная определенности и чрезвычайно растяжимая, не могла стяжать себе успеха у формально-мыслящих юристов.

Но они ничего не сделали со своей стороны, чтобы углубить солидаризм и развить его в правовую систему. Недостаточно разработанной осталась и теоретическая сторона вопроса.

Сам Ш.Жид в курсе истории экономических учений говорит, что «нет школы солидаризма в собственном смысле слова, в том смысле, как говорится об исторической, либеральной школе или о марксизме. Есть флаг, который вывешивается различными школами   и который помогает обосновать цели, иногда очень различающиеся».

5.      Критики солидаризма указывали, что 1) солидаризм не дает выхода из тупика неравенства и социальный вопрос   не м.б., поэтому, разрешен солидаризмом,  2) эволюция ведет к эмансипации личности, а солидаристы поворачивают вспять, 3) солидаризм не развивает в человеке действенной любви и уменьшает чувство личной ответственности, перелагая ее на все общество, 4) солидаризм понижает энергию борящихся за свои интересы (классовую борьбу).

Жорес высмеивал солидаризм, как систему паллиатива: «немножко хинина, немножко фенола», а в социальном организме остается зародыш всех болезней — частная собственность.

Критики исходят, таким образом, из различных принципов. Солидаризм никогда не удовлетворит тех, кто увлекается утопией насаждения равенства, или тех, кто хочет уничтожить частную собственность. Солидаризм отрицает классовую борьбу, как единственное средство преобразования общества, он не ограничивается также проповедью благотворительности, т.к. он привлекает к активности общественные организации и государство, ищет юридических санкций и гарантий.

Солидаризм проникнут верой в человека,   в   его способность к моральному совершенствованию, но он не страдает излишним оптимизмом и, поэтому, не предлагает коренных ломок,

6.      Солидаризм является этапом   прогрессивного   развития человека, психика которого становится постепенно более социальной.

Испокон веков человек должен был сознавать все выгоды участия в обществе. Никогда человек своими единичными усилиями не мог бы обеспечить себе таких жизненных удобств, такого разнообразия культурных благ и такой возможности усовершенствований, какие представляет ему общественная организация.

Сознанием этого поддерживается принудительное подчинение государственной власти и поощряются случайные объединения по свободной инициативе и добровольному согласию объединяющихся. Рост социального сознания благоприятствует тому, что общественная организация может укрепляться даже при смягчении принудительного начала. В этом случае за счет принудительных государственных организаций развиваются крупные общественные группировки, объединяющие однородные интересы. Каждый новый член их подвергается ограничениям, которые компенсируются выгодами его участия в организации.

Поскольку такого рода объединения завоевывают видное положение в государстве, общественный строй меняет свои очертания. Государство составляется из влиятельных общественных организаций, которые становятся между государственною властью и отдельными гражданами.

Государство не представляет из себя организованного насилия, оно возникает в естественном процессе жизни, как высшее объединение всех тех людей, стремлений и интересов, которые слились в одно историческое целое, народ. Государство представляет их солидарные интересы: внешнюю безопасность, внутренний порядок, единство права, суд, денежную систему и т.д. Все это соборные задачи и интересы, которые наилучшим образом обслуживает государство. Таким образом, каждое государство, как каждое правовое объединение, заключает в себе начало солидарности.

Но, солидаристическое государство представляет собой особый тип. Его особенностью является   иерархия   солидаристически построенных общественных организаций,  которые, охватывая по возможности все население   и   представляя   все его интересы в параллельно сосуществующих   организациях,  стремятся не к поглощению одних другими,  а к согласованному сотрудничеству в государстве, как в высшем  единстве.   Государство этого типа, составленное  из корпораций, может быть названо корпоративным. Теоретические идеи и практические опыты, относящиеся к этому новому типу государства, излагаются подробно в дальнейшем (см. Глава VIII).     

Такого рода государство предполагает достаточное воспитание общества в духе солидаризма. Психологической базой солидаризма остается человеческий эгоизм, но сознавший выгоды самоограничения. Залогом его успеха является   сознательность, но он не может все же вовсе обойтись без принуждения, хотя бы для того, чтобы обеспечить выполнение добровольно принятых обязательств.

Солидаризм исходит из теории прогресса на основе постепенного    улучшения  человеческой   психологии  (natura nn facit saltus)  и опирается на социальный   опыт,   свидетельствующий что, при современном, еще вовсе не высоком уровне цивилизации и культуры, осуществимы только те общественные преобразования, которые не игнорируют человеческого эгоизма.

Солидаризм может создать новые формы примирения индивидуальных и общественных начал.  И, хотя он вызывает необ-ходимость вхождения отдельных лиц в различные организации и согласования личных интересов с общественными, тем не менее здесь движение вперед, а не вспять, как полагают некоторые критики. Солидаризм не подавляет личность, не уничтожает эмансипацию, достигнутую на основе индивидуализма, а открывает для нее более широкие возможности, т.к. всякое ограничение и принуждение, которое он устанавливает, обеспечивает выгоду и тому, кого ограничивает или принуждает. В то же время солидаризм объединяет усилия людей, имеющих общий интерес, организуя их для совместной работы в общих интересах. Не уменьшая активности отдельных лиц, он расширяет объем их достижений.

Идея эта не всегда могла бы пользоваться успехом.

Бентам, защищавший начала индивидуализма, не опасался его крайностей, так как находил, что личный интерес человека, его эгоизм разумно понятый, научит его соблюдать интересы общества, в котором он живет. Принуждение ненужно, так как согласование интересов индивида и общества будет происходить само собой. Действительно, в то время, когда развивал свои идеи Бентам, еще необходима была возможно большая свобода от всяких ограничений. Государственный порядок, как учил Бенжамен Констан, должен был охранять три свободы — свободу личности, собственности и совести, три неотъемлемых права человека.

Принуждение к солидарным действиям не только противоречило бы духу этой эпохи, которая должна была воспитать независимую и уверенную в себе личность, но было бы и бесполезно, так как культурная подготовка общества была еще в то время недостаточной. Но эволюция общественной психологии делала свое дело. Современный человек уже достаточно понимает необходимость и выгоду согласованных действий и участия в обществе.

Право не только может, но и должно содействовать этому прогрессивному явлению, предоставляя помощь своего арсенала: т.е поощряя и принуждая,  награждая и наказывая.

Но и здесь успех будет обеспечен лишь в том случае, если не будет преувеличена способность современного реального человека проникаться социальными интересами. В отличие от Бентама, мы можем теперь говорить, как о факте, что современный человек уже достаточно проявляет способность действовать солидарно с другими, в интересах своей выгоды, и что можно, поэтому, не бояться прибегать к принудительным и ограничительным мерам, когда они оправдываются общей выгодой. Применение репрессивных мер будет, при современных условиях, уже не общим правилом, а исключением.

Таким образом, идея солидаризма — продукт чисто реалистического мировоззрения. Она не представляет собой отвлеченной идеалистической формулы, вроде категорического императива (Кант) или «воления свободно хотящих людей» (Штаммлер), формулы, взятой вне времени и пространства. Идея солидаризма основывается на учете реальных данных: культурного уровня и психологии общества.

7. Наиболее важным вопросом философии солидаризма является определение его отношения к проблеме персонализма и трансперсонализма (терминология Радбруха). Первый, отвечая началам индивидуализма, считает верховной идеей права обеспечение свободы творческих достижений личности. Искони человек обнаруживал безграничные дерзания, так увлекательно изображенные в легенде о похищении огня Прометеем. Персонализм обещает обществу высшее развитие, если этим дерзаниям духа будет открыт свободный путь. Предоставление человеку прав при этой системе дается не для достижения к. л. целей, а потому, что некоторых прав человек не может быть лишен.

Трансперсонализм, наоборот, делает личность средством для  достижения тех целей, которые выдвигает общество. Отвечающий этому направлению Гражданский Кодекс РСФСР, в ст.4 определяет, что гражданская правоспособность дается «для целей развития производительных сил страны».

Практическая сторона этих идей проявляется во взаимоотношениях личности и государства. Система трансперсонализма способна беспредельно расширить власть последнего, жертвуя индивидуальными интересами в пользу «общего блага». Власть, как выразительница интересов целого, снабжается беспрекословным авторитетом. По учению идеолога абсолютизма, Гоббса, если человеку все позволено в естественном состоянии, когда он служит своим потребностям, то князю все позволено в социальном состоянии: здесь сила на службе у общего блага. Не в меньшей степени беспредельна власть народного суверенитета по учению Руссо. Хотя и вопреки истинному желанию автора «Общественного договора», его учение отдает человека «общей воле» (vlnte generale) целиком, вместе с его совестью, его благами, его жизнью. Сам Руссо всегда предполагал, что государство не может не уважать таких прав, как свобода и равенство, потому что они даны природой и относятся к государству и обществу, как предыдущее к последующему. Но учение Руссо было вульгарно понято, оно вдохновляло Конвент и оправдывало террор во время Великой французской революции, а теперь перевоплотилось в идеи   беспредельной власти коммунистического государства, с его   «железной метлой».

Совсем иначе учил Локк, который выдвигал на первый план индивидуальные права — свободы и собственности, и всегда горячо возражал против всякого рода абсолютизма, как монархического, так и народного. Он настойчиво опровергал, что соглашение, создающее государство, равносильно признанию беспрекословного авторитета власти: «что за смысл гарантировать себя от куниц и лисиц и соглашаться предоставлять себя на съедение больших хищников».

Таковы две противоположных точки зрения, выражающие идеи трансперсонализма и персонализма в применении к праву.

8. В течение ряда веков римское право воспитывало народы в духе индивидуализма. Оно способствовало эмансипации человеческой личности от разнообразных ограничений: семейных, цеховых, феодальных, и культивировало собственность, про которую Фулье сказал: «спустите идею свободы с ее метафизических абстрактных высот в область позитивную и реальную   и она примет там новую форму и получит новое имя, она будет называться собственностью».  Конденсируя эту идею, можно сказать, — говорит Фулье, «собственность это свобода,   ставшая видимой».

Когда под сенью римского права идея индивидуализма укрепилась, центр тяжести был перенесен в гарантии, давшие политические свободы и обеспечившие уверенное спокойствие и сознание безопасности.

Этим задачи индивидуализма оказались выполненными. Он воспитал сознательную личность и утвердил формальное равенство и свободу. Эти достижения индивидуальной культуры останутся лучшим ее наследием. Никакие экономические выгоды не могут заменить сладости свободы и не оправдают в глазах сознательного и культурного человека угнетения его личности.

Однако индивидуализма в его прежних формах уже не существует. Как уже неоднократно указывалось, социальные тенденции века отразились и на собственности и на свободе договоров и на конкуренции. Предоставление собственнику возможности не допускать никого к пользованию водопадом, который может обогатить страну при утилизации его энергии, покажется ныне чудовищным, а между тем по  принципам индивидуализма это совершенно последовательно. Государство сознает теперь свою обязанность ограничивать индивидуальные права, когда они слишком резко сталкиваются с интересами общественными. Никому не покажется теперь противоестественным вмешательство государства в договорные отношения предпринимателя и рабочего, хотя и здесь нарушается принцип договорной свободы.

Крайний индивидуализм ослабил бы современное культурное государство.

С другой стороны, слабость индивидуальных усилий властно диктует стремление к солидарности. Индивид не в силах в современных условиях обеспечить свои интересы, без деятельного содействия общественных сил.

Таким образом, в интересах личности необходимы сильные общественные организации и властное государство, а в интересах государства необходимы некоторые ограничения индивидуальных прав, не обременительные для сознательных и культурных граждан.

Компромисс, к которому приводит развитие культуры, заключается в том, что из числа индивидуальных прав ограничениям подвергаются лишь те, которые не затрагивают высших духовных интересов человека. Ограничения касаются почти исключительно имущественных прав или тех, которые ближайшим образом с ними связаны. Основные начала индивидуализма этим не нарушаются, завоевания его остаются в силе, но в них вносятся существенные поправки.

Даже римское право, несмотря на свой индивидуализм, знало различные ограничения частной воли. Так, напр., свобода завещаний ограничивалась необходимым наследованием и правилами об отказах. Эти ограничения не казались, однако, насилием, потому что они соответствовали взглядам населения. Римские граждане и без того в массе случаев не лишали своих ближайших родственников наследства. Принцип наследственного права римлян выражала поговорка: slus deus heredem facere ptest, иначе сказать — наследники рождаются, а не назначаются.

Точно также не подавляют личность и те ограничения индивидуальной воли, которые вытекают из необходимости солидарных действий, когда выгодность их становится ясной большинству и люди воспитываются в привычке к солидаризации интересов. Сохраняя в неприкосновенности все права, охраняющие духовные блага: права свободы и равенства, солидаризм подчиняет человека некоторым ограничениям в имущественной области, с целью согласования противоположных интересов и для обеспечения общей выгоды.

Солидаризм преследует ту же конечную цель, как и инди-видуализм — организовать общество, в котором личность была бы наиболее свободна и обеспечена, т.е. общество солидарных и свободных граждан.

Солидаризм чужд, таким образом, трансперсонализму и в теории и в практике. Он не навязывает личности тех целей, которые чужды ей, и не приносит индивидуальные интересы в жертву «общему благу», если эта жертва не вознаграждается выгодами для участников солидарной группы.

Но солидаризм отступает и от персонализма. Он высоко ценит значение общественной организации, в частности государства, для обеспечения свободы и благосостояния личности, и признает необходимость жертв на благо того общественного целого, без которого личность оказалась бы беспомощной в борьбе за существование.

Философия персонализма и философия трансперсонализма одинаково односторонни. Они созданы качанием маятника отвлеченной мысли, которая выражала в подобных обобщениях не реальные отношения, а тенденции времени.

Подлинная действительность, как она изучается в настоящее время социологами, знает и индивидов и социальные группы, как одинаково реальные элементы. Они находятся в постоянном взаимодействии: то солидарны, то антагонизируют. Солидаризм, основывается на этом реальном социалистическом базисе. Поскольку он представляет из себя юридическую систему, связывающую составные элементы социальных групп, он не может игнорировать существующего антагонизма, противоположных и враждебных настроений. Но в конечном результате каждая юридическая система вносит примиряющее начало, так как та социальная группа, в которой преобладал бы антагонизм, неизбежно распалась бы; то общество, в котором между его членами не было бы солидарности, представляло бы группу вечно враждующих людей.

Противопоставление индивида обществу и обратно, как это думает философия персонализма или трансперсонализма, условно, потому что в действительности общество состоит не только из индивидов, но и из групп, и только в исключительных случаях одинокая личность выступает против всего общества: обычно одна солидарная группа борется против другой солидарной группы.

Таким образом, философия солидаризма занимает обособленное место; она не примыкает ни к персонализму, ни к трансперсонализму; она признает одинаково  важными и индивидуальный и общественный элементы человеческого общежития.

Практическая сторона солидаризма — гармонизация общественных и личных, государственных и индивидуальных правоотношений. Общество и личность, государство и гражданин взаимно управомочены и обязаны, одна сторона в отношении другой. На каждую сторону возлагаются обязанности, так чтобы обе стороны могли развить наибольшую активность и, при этом, государство или общество не подавляли бы личность, но в то же время не были бы распылены и расслаблены независимостью своих составных частей. В этом сказывается преодолевание индивидуалистических воззрений и односторонности.

Осуществление этих практических задач солидаризма должно происходить постепенно, но непрерывно. «Часы человеческого общества — живые часы; их надо починять, не останавливая» (Шиллер). Солидаризм как раз и ищет те процессы, которые поддерживают закономерное движение стрелки человеческой культуры на пути к прогрессу.

Идеи и цели солидаризма могут проложить себе широкий путь, но для этого нужна дальнейшая их разработка и освещение, в частности, с юридической точки зрения. Современное законодательство, как мы уже видели, дает достаточный для этого материал. Вместо придумывания юридических конструкций, следует внимательно всмотреться в юридическую сущность тех явлений, которые отражают в праве самой жизнью творимый солидаризм.

Г.К.Гинс

***

ВРЕМЯ ВОЖДЕЙ

Рецензия на книгу С. Московичи. «Век толп. Исторический трактат по психологии масс»  М.: Академический проект, 2011.

Старшее поколение, изучавшее марксизм-ленинизм, хорошо усвоило фундаментальное положение исторического материализма, согласно которому подлинным творцом истории являются народные массы, а политические деятели только выполняют волю различных общественных классов. Эта, в целом, стройная теория, однако, не выдерживает столкновения с конкретными фактами действительности. Двадцатый век наглядно показал, что миллионы людей, нередко даже вопреки своим интересам способны подпадать под влияние отдельных личностей и слепо выполнять их волю. Такие личности получили наименование «вождей». Эпоха модерна наглядно показала, что сила влияния и размеры власти подобных людей могут многократно превосходить могущество королей, царей и султанов. Муссолини, Гитлер, Сталин, Мао, Тито олицетворяют собой пределы самовластия, значительно превышающие властолюбивые мечтания традиционных монархов.

         И исторический материализм отчасти прав, выдвигая на ведущее место роль масс. Только причины этого влияния заключаются вовсе не в определяющей роли в процессе материального производства, а в особой психологии больших скоплений людей, в период индустриализации и урбанизации образующих новую историческую общность – толпу. Исследованию этого феномена посвятил свой труд французский психолог Серж Московичи.

         Собственно говоря, указанный феномен уже существовал в истории человечества во времена Римской империи. Высокодоходные рабовладельческие латифундии привели к разорению мелких общинных хозяйств и выбросили в города массу людей без определённого рода занятий. Они охотно шли в услужение различным политиканам, скандировали на площадях имена своих покровителей, составляли вооруженные наемные банды, нападавшие на политических конкурентов. Эти civitus Romanus (римские граждане) требовали двух вещей – хлеба и зрелищ. В конце концов, городской плебс был взят на содержание римскими императорами. Для него организовали бесплатную раздачу пищи и регулярно организовывали спортивные состязания и гладиаторские бои, на которых плебеи наслаждались кровавыми схватками, делали ставки, дрались между собой и оглушительно галдели.

         Император был для плебеев высшим авторитетом. Они готовы были разорвать каждого, на кого он укажет. И властители часто пользовались их услугами. Они издавали проскрипционные списки, в которые вносили имена неугодных. Попавшие в проскрипционные списки объявлялись вне закона, и любой желающий мог их убить. Более того. Убийца, принесший императору голову жертвы, щедро награждался из имущества убитого. Остальное имущество жертвы переходило в казну императора. Плебс рукоплескал расправам Нерона и Калигулы над богатыми патрициями, сенаторами и всадниками. Ведь конфискованное богатство шло ему на содержание. «Многоголовым чудовищем» называли сенаторы римскую толпу. «Толпа не имеет разума», - вторили им философы.

         Естественно, что Римская империя выродилась и не смогла противостоять внешнему давлению. Нашествие варваров смело античную культуру, а вместе с ней – и многочисленных плебеев. Каждый снова должен был добывать кусок хлеба в поте лица своего. Утвердилось сословное средневековое общество, где всяк сверчок знал свой шесток. И только с развитием капитализма, ростом производительности труда, опять появились массы незанятого люда, которые стекались в быстро растущие города. Власть имущие называли их «чернью», сурово их преследовали, но искоренить явление были не в состоянии. Как политическая сила «чернь» заявила о себе в конце XVIII века, в ходе Великой французской революции. Массы парижан, вышедшие на улицы с требованием хлеба, способствовали свержению монархии и казни Людовика XVI. Различные «друзья народа» вроде Марата и Робеспьера разжигали ненависть масс к аристократам и политическим противникам, требовали кровавых расправ, и только диктатура Наполеона заглушила гражданскую войну и перевела бурную энергию нации в сторону внешних захватов. Буйная толпа превратилась в победоносную армию.

         Таким образом, феномен толпы наблюдался задолго до того как стали появляться теоретические осмысления этого явления. А научное описание толпы было осуществлено только в начале ХХ века Гюставом Ле Боном в книге «Психология толп». Это объясняется тем, что «вплоть до современной эпохи такие толпы появлялись спорадически и играли лишь второстепенную роль. Они, по сути дела, не представляли особой проблемы и не нуждались в специальной науке. Но с того момента, когда они становятся расхожей монетой, ситуация меняется. Если верить Ле Бону, такая возможность толп влиять на ход событий и на политику посредством голосования или же восстания является новшеством в истории. Это признак того, что общество трансформируется». Происходит разрыв традиционных связей, «вавилонское смешение» социальных ролей и языков. Растерянные, дезориентированные люди стремятся найти новую общность. И такие общности формируются в виде толпы. Толпа – это обретенное единство.

         «Толпы пребывают, надо полагать, в состоянии, близком к гипнотическому, под воздействием того странного дурмана, который в каждом вызывает смутное желание влиться в общую массу. Он освобождает человека от груза одиночества. Он его переносит в мир коллективного упоения и торжествующих инстинктов, где он испытывает эйфорическое чувство всемогущества». Толпа способна вызвать как на массовое самопожертвование, так и на коллективную жестокость. «Эта несказанная оргия, эта святая проституция души», - говорил Бодлер о тех, кто попадает в такую «массовую баню».

         Толпа надиндивидуальна, она не сводится к сумме входящих в нее индивидов. Она сродни живому существу, которое приобретает сознание благодаря внешнему импульсу. Этим импульсом является лидер, вождь, фюрер. Он вдыхает душу в эту аморфную биомассу, состоящую из тысяч тел, ведет ее к поставленной цели. Он напоминает гипнотизера, манипулирующего неким коллективным сознанием. Точнее, он навязывает толпе свое сознание. Подобный харизматик должен быть убежденным демагогом и популистом. Он должен внушить тысячам трусливых обывателей, что они – настоящие герои, миллионам посредственностей, что они – соль земли, что их взгляды представляют высшую мудрость. При этом он должен указать на врагов, которые препятствуют реализации их желаний, тормозят воплощение их мечты. Вождь не прибегает к логическим аргументам, не стремится подробно осветить проблему. Его доводы просты и однообразны, лозунги коротки и доходчивы. Главное – демонстрация непреклонной решимости, что все обещания будут выполнены, а все враги – непременно наказаны.

         «Разумеется, вожди эпохи толп имеют общую черту с вождями всех времен – это люди властвующие и правящие. Но, чтобы увлекать и направлять современные народы, они должны обладать специфическими свойствами, которые отличают их от всех остальных. Мы знаем, почему: основное место их деятельности теперь не парламент, не канцелярия, церковь, кабинет или Двор. Они действуют на улицах, форумах и в публичных местах. Власть их не дана парламентом и не освящена церковью. Они получили ее не из рук верховной власти, а в соответствии с логикой идеи, разделяемой толпой. Союзники или враги, от которых все зависит для них, теперь не вожди, представители, монархи, министры, а массы, избирающие их или нет. Почти все решается на встречах с массами. Так, власть вождей, даже если они находятся в господствующем положении, не может искусственно поддерживаться силой или законом, если только она не связывается с верованием, формирующим поступки, мысли и чувства. Если такое верование ослабевает или связь распадается, власть вождей не более жизнеспособна, чем лист, сорвавшийся с дерева».

Юрий ЕПАНЧИН

***

Распространяйте литературу НТС в своем окружении.

Выписывайте ж. «Посев» (400руб. на полугодие)