Александр Стефанович. Пугачевочка. Скромная свадьба

Я не занимал в коллективе Аллы никакой официальной должности. Не получал никаких денег. Все, что я делал, было моим подарком любимой девушке. Я просто давал ей советы...

Своей «фазенды» у нас не было, иногда мы ездили в гости к друзьям. Или просто выезжали на машине за город и гуляли по лесу - вдвоем с Аллой или втроем с Кристиной. И очень обрадовались, когда однажды композитор Леня Гарин и поэт Наум Олев предложили: «Ребята, по Черному морю ходит круизный пароход «Иван Франко». Можно туда устроиться - давать концерты и заодно отдыхать в комфортабельной отдельной каюте. Ты, Саш, возьмешь пленку со своим мюзиклом «Дорогой мальчик», покажешь пассажирам кино, Алла даст два-три выступления. Так вы отдых и отработаете».

Мы согласились. Сели в поезд и двинулись в Одессу - именно там начинался круиз. На перрон вышли утром, а корабль отчаливал вечером. Было время, чтобы прогуляться по городу. Оставили вещи в камере хранения Морского вокзала, вышли на Приморский бульвар, сели на скамейку. А сами сонные, уставшие после поезда. Пугачева улеглась на лавку, положив голову мне на колени, и заснула. Я сижу и тоже дремлю. Мимо идет экскурсия, и местный гид, такая ушлая одесситка, говорит: «Посмотрите направо - знаменитая Потемкинская лестница. Посмотрите налево - гостиница «Лондонская». Посмотрите еще направо: видите скамейку? Таки на ней Алла Пугачева спит». Аллу было легко опознать, потому что на джинсах у нее красовался автограф, написанный фломастером: «А. Пугачева». Экскурсанты закивали, но ничуть не удивились. И правда, что тут необычного - Пугачева, как бомжиха, спит на скамейке! Видимо, она тут постоянно спит. В Одессе и не такое возможно! Отдохнули мы немножко, есть захотели, пошли в ресторан. Как только позавтракали, подходит к нам озабоченный метрдотель:

- Здравствуйте, здравствуйте, вам у нас здесь понравилось? Вас хорошо покормили?
- Да, спасибо.
- Ой, вы знаете, у меня такая семейная драма, шо прямо не знаю... Только вы можете спасти нашу семью от такого позора. Изя, мой младшенький сыночек, такой безобразник, я вам скажу. Бездельничает, толком не учится, не играет на скрипочке. Все нормальные еврейские дети играют на скрипочке, а он хочет играть в футбол, как какой-нибудь последний гой. Вы не можете на него повлиять, Алла? Я таки млею от ваших песенок...
- А я тут с какого боку?
- Шо вы сказали? Ой! Какой у вас голос! Даже краше, чем на пластинке! Чтоб я так жил! Видите эту улицу? Пойдете прямо, потом повернете налево, дальше направо и там - большой дом. Таки вы в него не рвитесь, а поверните во двор. Подниметесь по железной лестнице на второй этаж, квартира восемь, но три звонка. И построже с ним! Построже! Этот бездельник круглый день ваши пластинки крутит и слушает. Таки, может, послушает вас и в натуральном виде.
- Ладно, зайду, - соглашается Алла. - Все равно делать нам нечего. Пойдем, Сашечка, вразумлять неразумное еврейское дитя.
Находим дом, квартиру. Дверь открывает мальчик:
- Здравствуйте, тетя.
- Здравствуй, Изя. Ты узнал меня?
- Вы шо, Пугачева живая?
- Да, я Пугачева. Изя, слушай сюда. Я тебе так скажу - учись на скрипочке. Ты все понял, маленький негодяй?
- Понял, понял...
- Что-то я в этом сомневаюсь... Или ты думаешь, я тут с тобой шучу? А ну, поклянись!
- Честное пионерское.
- Смотри, через год приеду, проверю.

Мы вышли на улицу и расхохотались. С нормальными людьми Алла вела себя тоже нормально. К сожалению, нормальных было мало. На корабле нас ждали Гарин и Олев. Повели к директору круиза. Этот тип сразу начал хамить. Есть такой сорт людей, получающих несказанное удовольствие от демонстрации пренебрежительного отношения к известному человеку. Он нас встретил словами: «А, явились? Ждите». И ушел. Мы стоим посреди палубы с чемоданами. Мимо люди ходят. Шушукаются, пальцами показывают. Дурацкая ситуация. Наконец появляется: «Идемте». И ведет нас вниз, куда-то в трюм, показывает настоящую берлогу без иллюминаторов. Интересуемся у него:
- А поприличнее ничего нет? Все-таки мы артисты.
- У нас все артисты так живут.
- Но когда нас приглашали, обещали совсем другие условия...
- Да кто вас приглашал? Сами напросились. И есть, наверное, будете просить? Ладно, можете сходить в столовую. Там кое-что еще осталось от ужина. За столы для публики не садиться! Только за стол для артистов...

Пугачева в слезы, у нее истерика. Мы запираемся в номере, никуда не идем. Когда к нам стучится этот директор круиза и спрашивает, почему не пошли ужинать, отвечаем, что не хотим есть. И слышим от него: «Я так понимаю - вы считаете себя выше других артистов? Не хотите сидеть с ними за одним столом?» В общем, какой-то бред. На следующее утро корабль приходит в Ялту. Мы берем чемоданы и спускаемся по трапу. Вслед несутся крики и проклятия. Устроители круиза уже продали билеты на концерты Пугачевой, а тут все срывается! И вот выходим на набережную. Там гуляют счастливые отдыхающие, а мы никуда не можем приткнуться. Зашли в одну гостиницу, в другую, позвонили в третью. Мест нет. Все давно забронировано. У Пугачевой гостиничные работники берут автографы, но помочь ничем не могут. И кто же нас спас? Угадайте с трех раз.
- Есть только один человек, который может нам помочь, - говорю я Алле. - Это Соня Ротару. Она здесь, в Ялте, живет и к тому же депутат Крымского областного совета.
- Нет, - заявляет Пугачева. - С какой стати я буду ей звонить и что-то просить?
- Ну хочешь, я сам позвоню?
- Звони.

Соню я узнал гораздо раньше, чем Аллу. Нас познакомил Леня Гарин лет пять назад. Ротару тогда записывала его песню.
Идем в телефонную будку, бросаем две копейки - Алло! Сонечка? Это Саша Стефанович, здравствуй, - говорю я. - Помоги, мы с Пугачевой оказались в твоей Ялте без крыши над головой. Сделай нам какую-нибудь гостиницу. Передаю Алле трубку.
Алла нехотя ее берет - Привет, Соня, как дела?
Они главные конкурентки на советской эстраде, но делают вид, что подруги. И отношения у них сложные, сразу не разберешься, кто к кому может обратиться и с какой просьбой.
- Ладно, - говорит Ротару. - Позвоните мне через пятнадцать минут. Только предупреждаю, чтобы потом не было обид: здесь устроиться в гостиницу в разгар сезона практически невозможно, но я попробую помочь.
Через четверть часа сообщает, что достала нам номер люкс в гостинице на набережной, но только на одни сутки, до двенадцати часов следующего дня.
Я благодарю: - Сонечка, спасибо большое, мы тебя приглашаем в ресторан, приходи с мужем, Толиком, отметим нашу встречу. Ресторан на твой выбор. Какой ты посоветуешь?
- В нескольких километрах от Ялты в горах открылось новое заведение - «Лесная поляна». Там хорошо. Заезжайте туда завтра часа в два, я обязательно буду. А вы ко мне приходите вечером на концерт, я выступаю в Летнем театре.
Заселились мы в гостиницу, опять вышли на набережную, и вдруг к нам подходит импозантный мужчина: - Здравствуйте, вы Алла Пугачева?
- Да.
- А вы, очевидно, ее муж?
- Вроде того.
- Ну а меня зовут Валентин Молчанов, я директор круиза.
- ... твою мать! - кричит Пугачева и обрушивает на его голову все народные выражения, которые знает. По справедливости их следовало бы обрушить на директора первого круиза, но под руку попался этот. Молчанов обескуражен, но стоически выдерживает поток незаслуженной брани. Когда наконец наступает пауза, я объясняю, как с нами поступили на «Иване Франко». Он сочувствует и говорит:
- Видите на рейде огромный красивый корабль? Это «Леонид Собинов», судно английской постройки, ходившее между Америкой и Англией, теперь оно куплено Советским Союзом и работает на линии Япония-Гонконг-Австралия. В Черное море мы зашли сменить команду. И нас, чтобы не простаивали, пустили в круиз. Я его директор и гарантирую вам самую лучшую каюту и самое лучшее отношение. Мне хочется, чтобы вы изменили свое отношение к морякам Черноморского флота.

Но Алла продолжает дуться. А я понимаю, что положение у нас безвыходное, - завтра выпрут из отеля, опять окажемся на улице. Как мужчина я должен нормализовать ситуацию. Отзываю Молчанова в сторону: «Слушайте, Валентин. Если обеспечите хорошие условия, то мы вас отблагодарим. Только без обмана». Он кивает. Договорились встретиться через два часа на том же месте. И разошлись - Молчанов на корабль, мы обедать. Пугачева о наших «терках» с Валентином пока ничего не знает. Возвращаемся на набережную и опять видим Молчанова.
Пугачева взрывается: - Ну что вам еще нужно?
Я говорю: - Подожди, угомонись. Валентин, какие новости?
Он отвечает: - Я поговорил с капитаном. Это самый молодой и красивый капитан Черноморского флота Николай Николаевич Сопильняк. Он вам, Алла Борисовна, передает личное приглашение. Вас ждет белый трехкомнатный люкс, с ванной. Таких номеров нет ни на одном корабле советского флота. Вы можете плыть с нами до Батуми, можете продолжить круиз до Одессы или выйти в любом порту. Но самое главное - вы никому ничем не обязаны, вы личные гости капитана.
- А концерты? - ехидно интересуется Алла.
- Можете не давать. Ваше пребывание на нашем борту мы сочтем большой честью.

Согласитесь, исполненная достоинства речь Молчанова разительно отличалась от брани хама с «Ивана Франко». Мы ударили по рукам. Забегая вперед, могу сказать, что Валентин Молчанов с этого дня стал нашим другом.

Вечером купили букет цветов и пошли к Соне на концерт. В середине выступления она, как бы между делом, произносит, обращаясь к публике: - В нашем зале сегодня находится известная московская певица Алла Пугачева, пришедшая меня поприветствовать...

Вроде бы ничем не обидела - но как сказала! Алла поднимается на сцену и произносит ответную речь: - Что сказать? Мне понравилось. Пой, Сонька, ты действительно народная артистка, - и протягивает ей букет. А Ротару только что присвоили звание Народной артистки Украины.

«Да, - думаю, - между певицами такого класса существуют особые отношения». Я ведь до этого был свидетелем похожей истории - когда на концерт Пугачевой в Театр Эстрады пришла Клавдия Ивановна Шульженко. Это было подобно тому, как если бы сейчас на выступление к провинциальной певичке явилась сама Пугачева. Алла чуть в обморок не упала, узнав, что в зале Шульженко. А у той еще в руках букет цветов.
Когда концерт заканчивается и народ, расталкивая друг друга, бросается к сцене, я беру двух крепких молодых людей, подхожу к Клавдии Ивановне и говорю: «Если вы хотите поприветствовать Пугачеву, мы вас проведем». Она с трудом поднимается по ступенькам. Зал встает, раздаются овации. Шульженко выходит на сцену, но не приближается к Алле, стоящей в центре у микрофона, а остается возле кулисы. Говорит приветственные слова, бросает букет в направлении Пугачевой и с гордо поднятой головой возвращается в зал. Этим жестом Шульженко как бы показывает, кто есть кто...

Но вернемся в Ялту. На следующий день утром Ротару звонит нам в отель и предупреждает: «Ребята, наш уговор в силе, но могу опоздать. У меня сегодня съемка на вертолете, так что не обессудьте. Местное телевидение снимает мою новую песню на фоне крымских красот. Как закончу - сразу к вам».
Мы с Аллой выписываемся из гостиницы и едем в указанный Соней ресторан. До отхода «Леонида Собинова» еще целых шесть часов. Сидим за столиком в ожидании полчаса, час, а Сони нет и нет. Алла ухмыляется: - Все понятно...
- Нет, - возражаю я. - Соня человек ответственный. Ну, не получилось приехать вовремя, всякое бывает, она же предупреждала, что может задержаться на съемке.
В ожидании Ротару мы решили немного погулять вокруг ресторана. Углубились в лес. Атмосфера непонятно почему была какой-то тревожной. Над нашими головами шумели высокие кроны деревьев, но щебета вездесущих птиц не было слышно. Когда вернулись, нас встречал весь персонал ресторана.
- Слава богу! - запричитали официантки и посудомойки. - Какое счастье, что вы целы и невредимы!
- А что могло случиться? - удивились мы.
- Да тут такое дело... За последние несколько недель в лесу рядом с рестораном произошла цепь загадочных убийств. И злодеи до сих пор не пойманы.
Мы сели за столик, выпили за наше спасение и приступили к трапезе.
И тут в небе раздается характерный шум. Над рестораном довольно низко зависает вертолет. Люк открывается, в нем появляется Ротару. Она что-то кричит и бросает огромный букет к ногам Пугачевой. После чего вертолет улетает. Ну просто кино! Эта потрясающая по красоте сцена невольно наводила на размышления. Ротару ведь могла вообще не прилететь. Или не бросать цветы. Она же предупредила о своей занятости. Она и так нам помогла. И Алла отблагодарила ее на концерте. Мы, можно сказать, были в расчете. Но Соня - особая личность, выпадающая из всей нашей эстрадной тусовки. Мой рассказ об этой очаровательной женщине и певице еще впереди.

А здесь можно отметить, что Соня и Алла в течение нескольких десятилетий мчались рядом, как говорят на ипподроме - «ноздря в ноздрю», обгоняя всех других конкуренток. Но если внимательно приглядеться, то Алла всегда была в положении догоняющей. К Соне раньше пришел успех. Ей первой, и в большем количестве, присуждались почетные звания, награды и ордена. К званию Народной артистки СССР Алла еле поспела. Горбачев присвоил его Пугачевой одним из своих последних указов. Когда распался СССР, певицы оказались на разных «полянах», но и здесь Соня вырвалась вперед, получив звание Героя Украины. В России таких наград певцам не дают. Сегодня Алла покинула сцену, то есть сошла с дистанции, а Соня по-прежнему собирает полные залы, значит - продолжает забег. Но мы не будем рассуждать о том, кто победил в этой гонке, кто выбрал более верную тактику бега на дистанцию длиною в жизнь, кто оказался мудрее и дальновиднее. Подождем, может, забег еще не кончился...

Поднялись мы на борт «Леонида Собинова» и поняли, что не ошиблись. Все на теплоходе радовало глаз. Всюду был какой-то нездешний лоск. Приветливая команда, вышколенная в зарубежных круизах. Бары, ломившиеся от невиданных в СССР напитков. Прекрасная кухня - от китайской и японской до австралийской. Массажные залы, сауны, бассейны. Даже название теплохода оказалось нам близким. Мой друг, фотограф Валерий Плотников, делавший фотосессии с Пугачевой, был женат на внучке певца Леонида Собинова, в честь которого и назвали этот лайнер. Это был не круиз, а сказка. Капитан Николай Николаевич Сопильняк - красавец и настоящий джентльмен. Когда корабль уходил из какого-нибудь порта, он запускал музыку из фильма «Крестный отец», приглашал к себе на мостик избранных гостей и угощал их французским шампанским. Номер у нас был шикарный - трехкомнатный белый люкс с огромной ванной, в которой можно было разместиться вдвоем. На стоянках в разных портах капитан устраивал пикники с шашлыками из парного мяса, благо у него в трюмах жили бараны, вывезенные из Австралии. Публика на корабле собралась очень солидная - никто не приставал, не предлагал настойчиво с ним выпить, автографов не просил. И на фоне этой элиты советского общества мы были на особом положении как личные гости капитана. Были на корабле, конечно, и одесситы (как же без них!), украшавшие общую атмосферу непередаваемым колоритом родной речи. До сих пор помню заслуженного тренера мужской сборной по волейболу Марика Барского. Развалившись в шезлонге на верхней палубе, он лениво подзывал какое-нибудь дитя, резвившееся возле бассейна, и наставлял: «Мальчик, слушай сюда! Сходи в бар - принеси мне бутылочку чешского пива. И за это тебе ничего не будет!» С капитаном Сопильняком мы подружились, общались потом в Москве. И однажды сообщили, что недавно поженились. Николай Николаевич очень огорчился: «Ребята, почему же вы не сказали мне тогда, что хотите расписаться? Я бы вам такую свадьбу на корабле закатил!» Капитан корабля имел право зарегистрировать брак, потому что любой советский корабль, где бы он ни находился, считался частью территории СССР и капитан был на ней главным представителем власти.

Мы почти год прожили вместе, когда Алла неожиданно сказала:
- Слушай, Сашечка, я тут подумала: все мужики, которые меня окружали, делали мне что-то хорошее. Дербенев написал прекрасные стихи. Зацепин - чудесные мелодии. Пашка Слободкин аранжировал «Арлекино». А ты что для меня сделал?

Тут я задумался. Как бы это получше объяснить?

Сегодня меня называют первым в нашей стране продюсером или первым имиджмейкером, а тогда я даже не знал таких слов. (Теперь имиджмейкером себя именует каждый второй парикмахер, хотя, по сути, это серьезная творческая профессия.) Я не занимал в коллективе Аллы никакой официальной должности. Не получал никаких денег. Все, что для нее делал, было моим подарком любимой девушке. Те же «Пять принципов» или «Двадцать пунктов». Я просто давал советы, которыми она могла воспользоваться, а могла и пренебречь. Но Пугачева видела в них резон и скрупулезно выполняла. По своей воле.

Я выступал как режиссер, а моей сценической площадкой оказалось пространство от Прибалтики до Владивостока. Одновременно старался подтянуть культурный уровень любимой. Давал читать нужные книги, прививал любовь к высокой поэзии (о чем Пугачева сама недавно вспомнила в одной из телепередач, правда, на этом ее воспоминания закончились). Знакомил с людьми своего круга - Кареном Шахназаровым, Сергеем Соловьевым, Георгием Данелией, Роланом Быковым, Беллой Ахмадулиной, композитором Александром Журбиным, модельером Вячеславом Зайцевым, художниками Ильей Глазуновым и Эдуардом Дробицким.

Тогда еще не было такого понятия, как пресс-секретарь звезды, но, в принципе, я выполнял и эти функции. Если звонил какой-нибудь журналист, Пугачева передавала трубку мне: «Сашечка, поговори. Скажи, что я по этому вопросу думаю». В результате выходила очередная «сенсационная» публикация. Так мы куражились и морочили нашими «залепухами» головы целой стране. Но вот что я хочу особо подчеркнуть: Пугачева очень талантливый и энергичный человек. Она пробилась бы на эстрадный Олимп и без моих советов. Просто ее образ, который теперь все так хорошо знают, был бы другим.

Поэтому на ее вопрос «А ты что для меня сделал?» ответил: - Я тебя «вычислил».
Кажется, Алла поняла, что я хотел этим сказать, и заявила: - Тогда ты должен на мне жениться.
- Я согласен, - был ответ.

До этого мы не говорили о браке. Просто жили вместе и прекрасно себя чувствовали без штампа в паспорте. В нем не было никакой необходимости. Пошли регистрироваться. Взяли нашего друга, композитора Леню Гарина, как общего свидетеля и отправились в ближайший ЗАГС. Зашли к заведующей, объяснили, что ждать не можем. Я режиссер «Мосфильма» и срочно уезжаю в командировку, а у Аллы длительные гастроли. Предъявили какие-то липовые справки, и нас быстренько расписали - двадцать четвертого декабря 1977 года, в канун католического Рождества. Особых торжеств не планировали, но бракосочетание нужно было как-то отметить. Я открыл свои сберкнижки и обнаружил, что выплату довольно приличных «авторских» задержали, а после недавнего загула в круизе и покупки новой машины нужно срочно пополнять кошелек. Обратился к Сергею Владимировичу Михалкову, и он дал взаймы на месяц тысячу рублей. (Чтобы был понятен масштаб долга - средняя месячная зарплата тогда составляла сто рублей.) Так что, можно сказать, свадьбу гуляли на деньги Сергея Михалкова.

Из ЗАГСа мы с Аллой и Гариным поехали к Бабеку Серушу, был тогда в Москве такой знаменитый человек. Он жил в Опалихе на шикарной даче, купленной у Людмилы Зыкиной. Бабек построил там крытый бассейн, сделал ремонт по западному образцу и даже оборудовал в спальне (!) невиданную тогда ванну-джакузи. Серуш был сыном иранских коммунистов, бежавших после войны в СССР. Он лихо вписался в московскую тусовку, женился на красивой актрисе Наталье Петровой, слыл человеком широким и гостеприимным. У него сохранился иранский паспорт, и это давало возможность беспрепятственно летать в Нью-Йорк, Париж или Лондон. Чем занимался Бабек - оставалось тайной. С одной стороны, он вроде бы работал на «наших», не зря же его как-то задержали в Западной Германии за поставку в СССР запрещенного к ввозу электронного оборудования. А с другой стороны, Серуш дружил с Володей Высоцким и записывал у себя в студии на даче его «антисоветские» пластинки, выходившие на Западе.

Бабек был нашим приятелем и постоянным посетителем Дома кино, где мы часто сиживали за одним столом с тем же Володей Высоцким, Борисом Хмельницким, Зурабом Церетели, кинорежиссером Владимиром Краснопольским или Алимжаном Тохтахуновым, более известным как Тайванчик. В тот вечер на даче Серуша была куча народу. Католиков там не наблюдалось, но все бурно отмечали Рождество и нашу свадьбу. Поздравляли, дарили подарки. Под утро мы страшно устали. От той ночи осталась фотография: мы с Аллой сидим под елкой и она спит, положив голову мне на плечо. Так что, можно сказать, первую брачную ночь мы провели на стульях.

Наверное, рассказ о скромной свадьбе не последних в этой стране людей удивит современных читателей, привыкших к пышным бракосочетаниям нынешних «звезд». Чтобы объяснить уважаемой публике кое-что об описываемых временах, приведу такой пример. Великий бард и народный кумир Володя Высоцкий женился на звезде французского кино Марине Влади примерно в те же годы. Свадьбу отмечали в Москве, в квартире одного из Володиных приятелей. Пришедший поздравить молодоженов Зураб Церетели посмотрел на сиротский тазик, в который резали салат оливье, вздохнул и сделал Высоцкому и Влади царский подарок - круиз на весь медовый месяц по Черному морю на теплоходе «Грузия», где капитаном был его друг. (Кстати, теперь вы понимаете, почему так сокрушался капитан «Леонида Собинова», слишком поздно узнавший о нашей свадьбе.)

На «Мосфильме» новость про нас распространилась моментально. И далеко не все коллеги восприняли ее доброжелательно. Через несколько дней иду по коридору и встречаю знаменитого режиссера, классика отечественного кино. Фамилию называть не буду, все его знают. Увидев меня, мэтр иронически замечает:
- Стефанович, ты с ума сошел?
- А что такое?
- Ты что, актрису не мог найти? Говорят, на какой-то певичке женился.
И двинулся дальше.
А я подумал: «Вы еще позавидуете этой певичке! Я все для этого сделаю!»
Наличие штампа в паспорте никак не сказалось на наших отношениях. Но Зинаида Архиповна, Аллина мама, наконец-то успокоилась. Пугачева рассказывала, что она давно уже ее допекала:
- Алла, сколько можно жить одной? У тебя дочка подрастает. Кристине нужен отец...
- Ну нет у меня рядом такого человека.
- Как же нет? - возражала мать. - К тебе вот ходит аккомпаниатор Эдик. Почему бы за него не выйти?
- Мама, но он же педераст! - сказала Алла брезгливо.
- А это, доченька, ничего не значит. Я тебе так скажу: в нашей стране все профессии почетны, - отвечала Зинаида Архиповна, чистая и наивная душа. Она даже слова такого не ведала.

Знала бы Зинаида Архиповна, что позже в интервью «Московскому комсомольцу» от 08.10.1999 Пугачева сообщит миру, что связана с сетью сексуальных меньшинств, назовет себя их королевой. И признается, что на «Евровидении» была ставленницей геев. Свой провал на конкурсе Алла объяснит так: «Гомики не сумели меня вытянуть». Еще она поведает, что весь мир окутан геевской паутиной, созданной ее приятелем, которому Пугачева пообещала спеть с геем и выйти замуж за гея... Выходит, это стараниями Аллы Борисовны российский шоу-бизнес был превращен в огромную голубую дыру. Эту свою программу она упорно осуществляла на глазах у потрясенной публики. И, кажется, осуществляет до сих пор...

Зинаида Архиповна относилась ко мне хорошо, но немного ревностно. Возможно, я ошибаюсь, но такое ощущение возникло еще в тот день, когда Алла привела меня познакомить со своими родителями. Не то чтобы будущая теща как-то демонстрировала свою неприязнь - она просто старательно держала дистанцию. Потом Зинаида Архиповна смирилась с моим существованием. А вот с Борисом Михайловичем, отцом Пугачевой, у нас сразу сложились очень теплые отношения. Он, кстати, и «подарил» дочери рыжие волосы. А с возрастом Алла все больше и больше становится похожа на мать. В те времена Борис Михайлович работал начальником цеха на заводе «Сапфир». Он был безумно обаятельным человеком. Осторожным (может быть оттого, что имел в свое время проблемы с советскими правоохранительными органами), немногословным, но многое повидавшим и многое понимающим.

Я расспрашивал Бориса Михайловича о войне, в которой ему довелось участвовать, и навсегда запомнил один из его рассказов. Часть, где служил Пугачев, контролировала один берег небольшой реки, а немцы - другой. Полынья, из которой зимой брали воду, находилась посередине. И наши, и немцы по очереди ходили к ней за водой. Прекрасно друг друга видели, но никто никого не убивал. Больше того - возле полыньи валялось общее ведро, которым и наши, и немцы зачерпывали воду. Они делились им друг с другом, как соседи по деревне. «А ты, Саша, спрашиваешь про атаки... - подвел итог этой истории Борис Михайлович. - Жизнь на войне не такая, как в кинофильмах».
С Зинаидой Архиповной они познакомились тоже на фронте. Она выступала перед солдатами, приехала с фронтовой агитбригадой. Что характерно - старшие Пугачевы отмечали как семейный праздник не день свадьбы, а день своего фронтового знакомства.

Еще у Аллы был младший брат Женя, старший лейтенант ПВО. Общались они редко, но Пугачева ему помогала. Вытащила из какой-то дыры в Казахстане, куда его направили служить. Для этого пришлось дать концерт космонавтам, находившимся на орбите. В том экипаже летал Георгий Гречко. Трансляция велась из Института авиационной и космической медицины. Руководители полета перед концертом рассказывали, как тяжело и одиноко нашим ребятам в тесном космическом корабле, вот Алла и постаралась поднять им настроение. Выглядело это очень трогательно. Тогда многие артисты выступали в прямом эфире на орбиту - Володя Высоцкий, Алиса Фрейндлих и другие. Аллиным концертом космонавты остались довольны, и по ходатайству их начальства Женю Пугачева перевели служить в Подмосковье, в часть при Центре дальней космической связи. Кстати, когда впоследствии мы с Аллой получили новую большую квартиру, именно Жене досталась наша «однушка» в Вешняках.

С братом Пугачевой связана одна драматическая история. Как-то он пришел к нам в гости с молодой беременной женой. Алла пригласила родственников на концерт. Все места были проданы, кто-то из администрации усадил их без ведома Пугачевой на ступеньки возле сцены, прямо под огромным динамиком, направленным в зрительный зал. От сильного частотного воздействия невестке Пугачевой стало плохо, и она потеряла ребенка.

Кристинку я очень любил, считал своей приемной дочкой и баловал как мог. Воспитывала девочку бабушка, мечтавшая сделать из нее музыкантшу. И, надо сказать, у нее был удачный опыт. Когда-то Зинаида Архиповна так же дрессировала Аллу, заставляла часами сидеть за пианино. И когда та стала певицей, очень гордилась, что воспитала звезду. Говорила: «Из дочки я сделала человека и теперь сделаю из внучки». Кристина каждый день часами играла гаммы и этюды. Даже когда мы с Аллой приходили, бабушка не давала ей расслабиться: «Ну-ка, Кристиночка, покажи, как ты играешь этюд Черни...» Та с тоской во взоре садилась за инструмент, а сама мечтала убежать во двор, со сверстниками поиграть. Посмотрев на Кристинкины страдания, я вступил с ней в заговор. Она отзывала меня в сторону и тихонько спрашивала: «Папа, можно мне погулять?» Я отвечал: «Конечно, Кристаллик, иди - о чем речь!» Кристина тут же улетала во двор, а на меня обрушивались упреки Зинаиды Архиповны: зачем балую девочку?

Я все время старался чем-нибудь Кристинку порадовать. На день рождения подарил наручные часы. Зинаида Архиповна возмутилась: «Как можно? Зачем это ребенку?» Предложила отобрать, но я сказал Кристинке: «Хочешь - носи. Не хочешь - не надо. Но не отдавай никому. Они твои». Однажды приходим на квартиру к Аллиным родителям. Кристинка бросается к матери, виснет на шее и что-то шепчет. Пугачева хохочет и отправляет дочку в комнату к бабушке. Продолжая смеяться, говорит: «Знаешь, что она сейчас сказала? До нас здесь был Миколас Орбакас. Так Кристинка спросила: «А папе будем говорить, что отец приходил?» То есть в ее детском сознании я был «папа», а Миколас - «отец». Недавно мы с Орбакасом оказались на съемке одной передачи. Телевизионщики пытались нас столкнуть, а кончилось тем, что мы пожали друг другу руки и Миколас сказал: «Спасибо, Саша, за то, что ты делал для Кристины». Кристинку мы с Аллой вместе отвели в школу в первый класс. Пугачева тогда посмотрела на дочку, еле видную за огромным букетом, и произнесла: «Ну вот, у всех дети как дети, а у меня - такая «килечка»!» Кристинка стояла среди детворы тоненькая, бледненькая. И очень волновалась.

Честно признаться, я не умел общаться с детьми. Своих-то не было. Однажды в разговоре с Кристиной стал дурачиться, рассказывать какие-то смешные и абсурдные истории, которые бы хорошо прошли во взрослой компании. Алла отозвала меня в сторону и сказала: «Никогда не рассказывай ребенку дурацкие байки. В глазах Кристины ты должен выглядеть умным и серьезным. У тебя должен быть авторитет». Конечно, я прислушался к ее совету. И чтобы исправить свой промах, придумал игру. Когда мы втроем ездили по городу в машине, Кристинка должна была читать вывески. Если она правильно складывала слово из букв, мы с Аллой громко кричали «Ура!» Помню, едем по Рязанскому проспекту, а Кристинка, наморщив лобик, старательно читает:
- «А», «пэ», «тэ», «е», «кэ», «а»... «Апэтэекэа»? Неправильно? А как? Ой, не подсказывайте, сама догадалась! Аптека!
- Ур-р-ра! - вопим мы с Аллой на два голоса. Девочка счастлива.

Так мы и жили. Алла называла меня «Сашечкой», я ее - «Пугачевочкой», а Кристинку - «Кристалликом». При этом я никогда не позиционировал себя как «муж Пугачевой», чтобы не разрушать миф о «матери-одиночке». Кристине очень нравилось приезжать к нам на Вешняковскую. В таких случаях мы устраивали домашние обеды. Моим фирменным блюдом была утка, приготовленная в гриле. Девочка любила смотреть, как вращается освещенная лампами утиная тушка. Она называла гриль - «телевизор для утки». Лето Кристинка проводила вместе с бабушкой в домах отдыха - то на Оке, то в ближнем Подмосковье. К ним с Зинаидой Архиповной присоединялась и моя мама, приезжавшая из Питера. На гастроли Алла дочку брала редко. Я помню только один случай, когда Кристина жила с нами в ленинградской гостинице «Прибалтийская». Там Валерий Плотников сделал еще одну фотосессию на тему «Одинокая мать с ребенком».

Однажды я взял Кристину с собой на съемочную площадку. Та была в восторге. А когда я Пугачеву в первый раз привел на «Мосфильм» и познакомил с хозяевами нашего кино, она пришла домой в шоке:
- Знаешь, у меня жутковатое впечатление.
- Почему?
- Наверное, привыкла к своему «Москонцерту». Но у нас там по сравнению с «Мосфильмом» саранча летает. А у вас - удавы, удавы!

Кристинка впервые оказалась на съемках, когда я делал сатирический фильм «Пена» по пьесе Сергея Михалкова. Мы должны были снять очень эффектную сцену - автогонки, на которых разбивались машины. «Мосфильм» закупил для этого десяток автомобилей. На них носились супергонщики под руководством Саши Микулина, делавшего потрясающие трюки в «Берегись автомобиля», «Невероятных приключениях итальянцев в России» и «Дорогом мальчике». Так мы пытались материализовать на экране фантасмагорический сон главного героя, которого играл Папанов. По утренней Москве летят черные чиновничьи «Волги», выталкивают друг друга с дороги, переворачиваются, падают с высоты. Эпизод снимался на мосту и требовал тщательной подготовки, которая изрядно затянулась. Кристинка все время спрашивала: «Когда же будут съемки? Когда?»
Наконец все выстроили, можно приступать. Я обращаюсь к группе: «Начинаем по команде «Мотор!» А сам сажаю Кристинку в режиссерское кресло и говорю:
- Вот тебе мегафон, нажми на эту кнопочку и кричи: «Мотор!»
- Зачем? - удивляется она.
- Так надо, - отвечаю я и обращаюсь к группе:
- Внимание! Приготовились! Тишина!
Киваю ей. И Кристаллик как закричит тоненьким голосочком:
- Мотор!!!
И началось! Машины помчались на сумасшедшей скорости, начали сталкиваться, переворачиваться.
Девочка страшно перепугалась, ведь это по ее команде началась такая катавасия. А когда через минуту все внезапно закончилось, она в полном очумении выдохнула: - Вот это кино!

Вскоре Кристина и сама начала сниматься. У меня в фильме «Рецитал» она играла героиню Аллы Пугачевой в детстве. Там же работал Ролан Быков. Помню, как он восхищался, когда я показал отснятый материал: «Какая девочка, какая девочка!» Действительно, сцена, снятая в тверской деревне, где Кристина поет, взобравшись на купол заброшенной церкви, производила сильное впечатление. Этот фильм, к сожалению, так и не вышел на экран. А когда Ролан запустился с «Чучелом», он взял на главную роль Кристину. Правда, Быков рассказывал, что перед съемками просмотрел четырнадцать тысяч претенденток и случайно нашел никому не известную девочку. Утвердил ее и только потом узнал, что это дочка Аллы Пугачевой. Что сказать? Ролан был фантазером. А может, он посчитал, что трогательная история про долгий поиск юной звезды - хороший ход для пиара «Чучела»?

Мы с Кристиной дружили. И во время развода с Пугачевой я долго не знал, как рассказать ей об этом. Переживал. Помню, повез ее тогда гулять в лес. Сели мы на пригорочке, и я ей сказал: «Знаешь, так получается, что мы с мамой твоей больше вместе жить не будем. Поэтому и с тобой больше не увидимся. Но тебя я все равно люблю». Обнялись, поплакали и на этом расстались. С Пугачевой расставание получилось совсем другим. Но об этом позже...

Однажды, готовясь к гастролям в Харькове, Алла собрала в сумку концертное платье, туфли, парики, косметику и отдала мне, чтобы я подвез багаж к поезду, а сама поехала прощаться с Кристиной. Я легкомысленно бросил вещи на заднее сиденье машины и направился в Дом кино, где в тот вечер состоялась премьера фильма Никиты Михалкова «Пять вечеров». Выйдя после просмотра на улицу, обнаружил, что боковое стекло машины разбито, а сумка исчезла. Это грозило катастрофой предстоящим гастролям, ведь там было все, что нужно для сцены. А главное - единственное концертное платье, пошитое Мариной Левиковой для моего фильма «Диск». Алла теперь в нем гастролировала. В конструкции платья были заложены большие возможности, которые Пугачева использовала. Раскидывала руки - и получалась мантия, закручивала подол - цыганский наряд. И вот теперь чудо-платье исчезло.

Чтобы спасти ситуацию, я бросился в находившееся рядом отделение милиции № 88, где заявил о пропаже. Два дознавателя завели меня в комнату и попросили подробно описать случившееся, а потом принялись допрашивать, сверяя устные показания с письменными. Когда одни и те же вопросы пошли по пятому кругу и я понял, что вместо того чтобы броситься в погоню за ворами, менты просто тянут время, позвонил Алле и рассказал про нашу беду. Она обратилась к дежурному по городу, и к отделению тут же подлетела «Волга» с каким-то милицейским начальником, полковником. Он быстро перевел меня из категории подозреваемого в статус потерпевшего. Дознаватели сменили тон и заявили, что искать пропавшие вещи бессмысленно: рядом Белорусский вокзал, где воры уже наверняка растворились без следа.

Поняв, что ничего путного от них все равно не дождешься, мы покинули «ментовку». Я принялся каяться, что не доглядел за сумкой. Но что было делать - выступления Аллы отменить не могли, билеты уже были проданы. Пугачева отправилась в Харьков, но перед этим позвонила организаторше гастролей, своей дальней родственнице тете Мусе. Та проявила выдающиеся организаторские способности - достала Алле не только платье, но и парик, и грим, и косметику. Не было только концертных туфель. А Пугачевой нужны были такие, в которых она могла бы носиться по сцене. Алла позвонила в Москву и наказала мне найти дома старые, но удобные. Я положил их в пакет, приехал в аэропорт к харьковскому рейсу и, выбрав в очереди одинокую женщину с малолетним ребенком, спросил, нравится ли ей певица Пугачева.
- Ой, это моя любимая артистка! Она поет прямо про мою судьбу...
- А на концерт к ней хотите попасть?
- Мечтаю!
- Тогда вот для нее посылка, а вот телефон Пугачевой в Харькове. Доставите туфли - получите контрамарку.

Так, с миру по нитке, мы Аллу кое-как экипировали. Но ей ведь еще был нужен аккомпанирующий коллектив. В тот момент у Аллы своего, постоянного, не было. А с временным московским произошла какая-то накладка. (Воистину - беда не приходит одна.) Но неистовая тетя Муся отвела Пугачеву в ресторан, где местный ВИА играл по вечерам весь ее репертуар. Этим ребятам Алла и предложила поучаствовать в ее концертах, а впоследствии вывела их на большую сцену, они стали ее постоянным ансамблем - группой «Ритм». Первое время музыканты жили в Харькове, но когда концерты проводились в Москве, приезжали сюда и руководитель ансамбля Саша Авилов и его молодая жена, работавшая у Аллы на подпевках, спали на полу в нашей кухне. Впоследствии Пугачева сделала музыкантам московскую прописку и выбила жилье. Некоторые из них работали в ее коллективе долгие годы. Проблема с концертным костюмом вскоре тоже решилась. Лучший советский кутюрье Слава Зайцев сшил Алле новое «платье-трансформер», ставшее одним из лучших в ее сценической карьере. Многие годы оно было своеобразной «визитной карточкой» Пугачевой. Со Славой мы были знакомы еще с тех пор, когда он консультировал мой первый фильм. Старания тети Муси Алла оценила: пристроила ее впоследствии администратором на лучшую площадку Москвы - в киноконцертный зал гостиницы «Россия», где та проработала много лет.

Но приключения, связанные с кражей сумки, на этом не закончились. Через какое-то время нас с Аллой пригласили в отделение милиции № 88. Мы пришли туда в полной уверенности, что доблестные сыщики, проявив чудеса героизма, настигли преступников и собираются вернуть пропавшее платье. А следователи завели жалостливый рассказ о трудностях милицейской жизни, разбавленный новеллами о своих «ратных» подвигах. Показали нам сувенирный нож и стали уверять, что только что задержали маньяка, который этой игрушкой убил (!) десять человек. Проведя «артподготовку», они привели нас с Аллой в большую странную комнату с полками, забитыми модной одеждой, бытовой техникой, другими ценностями, и предложили взять этого добра столько, сколько сможем унести. Правда, в обмен на то, что мы заберем из милиции наше заявление о краже.
- Тогда у нас не будет «висяка», - застенчиво пояснили они.
- Так вы, наверное, ничего и не искали... - ехидно вставила Алла.
- Ну зачем же так, Алла Борисовна?! Мы же с вами по-человечески, и вы с нами по-человечески. Давайте завершим это дело. Выбирайте, что нравится!
- А потом к нам в гости придет кто-нибудь из друзей и опознает украденные у него вещи? И как мы после этого будем выглядеть? - поинтересовался я.
- Ну, это вряд ли, - успокоили советские «пинкертоны». - Такой шанс - один на миллион. Это вещдоки, изъятые у воров. Хозяев не нашли. Берите спокойно.

На провокацию мы не поддались. Но заявление забрали - поняли, что наши вещи менты все равно искать не будут.

А вскоре мне представился еще один случай взять столько, сколько можно унести...

Во время гастролей Аллы в Питере, пока она выступала на сцене, я коротал время в актерском буфете. Там ко мне и подошел какой-то тип и предложил посмотреть коллекцию антиквариата, продающуюся по случаю очень дешево. Надо сказать, что при слове «антиквариат» я всегда делаю охотничью стойку. А еще захотелось сделать какой-нибудь подарок любимой девушке - на память о гастролях в Северной столице.
Я сказал Пугачевой, что отправляюсь за сувенирами, и мы с этим типом поехали куда-то в конец Васильевского острова, нашли нужный дом, поднялись по лестнице, остановились у двери, нажали на кнопку звонка, и тут он заявил, что забыл что-то внизу, но я могу зайти один, потому что меня уже ждут. И с этими словами смылся, больше я его никогда не видел. Открылась дверь, на пороге квартиры вырос небритый и мрачный парень. Окинув меня взглядом, он без всяких объяснений повел в комнату, до боли напоминавшую склад «вещдоков» столичного отделения милиции № 88. Только в антикварном варианте. Всюду были навалены старинные картины, люстры, жирандоли, бра, гобелены, серебряные подносы, кузнецовский фарфор и так далее.
Я почувствовал неладное и сказал, что должен подумать. Тогда парень отвел меня в кухню, где четверо таких же небритых урок играли в карты. Я понял, что попал на воровскую «малину», где после очередного грабежа отлеживались бандиты. Все это походило на сцену из самого дурного и банального детектива.
- Он говорит, что хочет подумать, - доложил мой провожатый.
- Нечего думать, - ответил мужик постарше, судя по всему, главный, - забирай на все бабки добро и уходи.
- У меня нет с собой бабок, - соврал я.
- А зачем пришел? - произнес он, откладывая карты и сверля меня взглядом.
- Посмотреть.
- Тут тебе не кино.
«А очень похоже», - чуть не вырвалось у меня. Но я сдержался. Вежливо пояснил:
- Все бабки в гостинице, - и добавил на всякий случай: - У меня их навалом.
- Ну и как будем разбираться? - спросил главарь.
- Отберу несколько вещей и смотаюсь за «баблом».
- Как, братва, отпустим клиента?
- А сколько возьмешь? - поинтересовался кто-то из братков.
- Сколько унесу, - вспомнил я родное отделение № 88.
- Идет, - сказал главный, - только уносишь все на себе, без грузчиков.

Ударили по рукам, и я начал отбирать товар. А потом быстренько слинял из нехорошей квартиры. Вернувшись в актерский буфет стадиона, первым делом заказал себе рюмку коньяку, хотя вообще-то не пью крепких напитков. Но тут был особый случай. Я должен был отпраздновать свое возвращение на этот свет с того, куда уже ступил одной ногой. «А где же сувениры? - спросила Алла в гримерной. - Ты мне рассказывал, что в Ленинграде столько антиквариата...»

Надо сказать, что блатные в советские времена жили неплохо. И тянулись к общению с творческой интеллигенцией. К артистам, писателям и поэтам в народе вообще было особое отношение. Однажды Леня Дербенев познакомился в поезде «Красная стрела» с богатыми ребятами. Разговорились. Узнав, что они имеют дело с автором «Острова невезения» и «Трын-травы», пацаны принялись угощать попутчика. «А вы чем занимаетесь?» - спросил Дербенев. После некоторой паузы «крутые» застенчиво признались, что они могильщики, а сейчас отдыхают. Похвастались хорошими доходами и обещали помочь, «если понадобятся услуги».

Так же, в поезде, и мы с Аллой столкнулись с одним колоритным типом. Возвращались из Одессы, где только что закончились гастроли Пугачевой. К нам в купе СВ постучал сосед и вежливо пригласил поужинать у него, так как ресторан в поезде открывался только через два часа. Но не идти же в гости с пустыми руками - мы прихватили бутылку вина. Оказалось, зря. Все его купе было уставлено картонными коробками с разными яствами. Наш новый знакомый, как фокусник, метал из них на стол кефаль и камбалу, копченый шпик с розовыми прожилками, колечки кровяной колбаски, упаковки с форшмаком и цимесом. Чтобы оценить эффект, произведенный на нас этим зрелищем, надо понимать, что наблюдали мы его в эпоху всеобщего дефицита, когда в магазинах было хоть шаром покати.
Выпили, закусили, и «волшебник» разоткровенничался:
- Еду в Москву поздравлять своего наследника. Мальчику исполняется восемнадцать лет. Пристроил его в нефтяной институт. Но надо стимулировать парня. Вот везу подарок.
Он достал из кармана синюю бархатную коробочку, открыл и показал нам тяжеленную медаль из чистого золота, наподобие олимпийской, только вместо колец была гравировка «Моне - 18».
- А вы чем занимаетесь? - осторожно спросили мы.
- Сразу видно, что вы не местные. Меня вся Одесса знает. Я директор «Привоза», главного рынка...

Творческая интеллигенция доходам и возможностям «крутых» завидовала. Ролан Быков рассказал как-то такой анекдот: «Пациент в сумасшедшем доме требует отдельную палату и особое внимание. Главврач спрашивает санитаров, с чего бы это. «Говорит, что он директор комиссионного магазина», - отвечают те. «Гоните его в шею в общую палату, - смеется главврач. - Я его знаю. Это обыкновенный профессор Московского университета. Просто у него мания величия!»
Когда Пугачева возвращалась с концерта на большой площадке, например из «Лужников», публика, заполнявшая до отказа огромный стадион, была убеждена, что артистка уходит домой с мешком денег. На самом деле за одно отделение советская власть платила Алле восемь рублей, а за два - шестнадцать. При этом билеты стоили от трех до десяти рублей, а у перекупщиков еще дороже. Так что, отпев целый концерт, Пугачева не всегда зарабатывала на билеты на собственное выступление!
Я ей все время говорил: - Пиши песни сама.
И приводил в пример своего товарища - композитора Давида Тухманова, который всего за один день Девятое мая зарабатывал на два автомобиля «Волга». Тогда автор музыки и автор текста за одну песню получали по семнадцать копеек, но эта ничтожная сумма, помноженная на количество ресторанов и других площадок, где исполнялся какой-нибудь хит, к примеру «День Победы», в итоге превращалась в приличный гонорар. За тем, чтобы авторов никто не обманывал, следило Всесоюзное агентство по авторским правам - ВААП.
Но Пугачева всячески уклонялась от занятий композиторским творчеством. Она стеснялась.
- Да кому это надо? И что потом делать с этими песнями? Ну, спою на концерте, по семнадцать копеек за штуку, но ни телевидение, ни кино их не возьмет. Кто мне даст записать эти песни и поставить в эфир? - отвечала Алла.
Я от нее не отставал. Подсовывал тексты хороших поэтов, читал стихи, которые так и просились на музыку.
И вдруг свершилось.
- Саш, я тут кое-что написала. Может, послушаешь? - это было в квартире ее родителей. Когда Кристинка с бабушкой пошли на кухню ужинать и мы остались вдвоем в комнате, Алла села за пианино и застенчиво продолжила: - Это все, конечно, непрофессионально, так, лабуда какая-то получилась. Не всерьез...
И запела девяностый сонет Шекспира в переводе Маршака, мое любимое стихотворение:
Уж если ты разлюбишь -
так теперь,
Теперь, когда весь мир
со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих
потерь,
Но только не последней
каплей горя!..

- Пугачевочка, - восхитился я, послушав песню, - это гениально!

Алла зарделась от удовольствия. А я был так рад, что даже закрыл глаза на то, что она слишком вольно обошлась с «Вильямом нашим, Шекспиром», заменив в последней строчке «твоей любви» на «моей любви». Это меняло смысл стихотворения, но можно было смириться. Дело ведь сдвинулось с мертвой точки!

Вторую песню Алла написала на стихи Кайсына Кулиева «Женщина, которую люблю». Правда, опять переделала текст на «Женщина, которая поет». Но после «редактирования» Шекспира это была уже сущая мелочь. И текст был написан от лица мужчины, а исполнять песню должна была женщина. Да и Кулиев - не Шекспир. Правда, записать мелодию кривыми крючочками на нотной бумажке выпускница дирижерско-хорового отделения Музыкального училища имени Ипполитова-Иванова почему-то не смогла. Выручил наш свидетель на свадьбе Леня Гарин. Но за это Алле пришлось его брать в соавторы песни.

После того как она написала третью песенку, я тайком назначил на «Мосфильме» ночную запись в эталонном зале, под бюджет своей картины. И утром у нас на руках оказались три фонограммы!

Так Пугачева вдруг стала не только композитором трех песенок, но и обладателем трех пленок, чудесным образом миновавших цензуру. И теперь могла приходить с ними на телевидение и вставлять в телепрограммы. Когда там спрашивали «А откуда песни?», она, не кривя душой, отвечала: «С «Мосфильма». И никому в голову не приходило спросить: «А где «лит»?» (Так называлась печать цензора, без которой любой выход в эфир был запрещен.) Все считали, что «лит» уже поставили на нашей киностудии, и проблем не возникало. В этот момент Алла снималась в фильме нашего товарища, режиссера Александра Орлова, «Третья любовь». Название было еще то! Над ним стебался весь «Мосфильм». Даже Пугачева, названивая по каким-нибудь делам в съемочную группу, иронически спрашивала: «Это «Двести тридцать пятая любовь»?» На следующий день: «Это «Двести тридцать шестая любовь»?» И так далее. Когда Алла показала Орлову песни, он загорелся и снял с ними несколько эпизодов. А надо сказать, что композитором на этом фильме был Александр Сергеевич Зацепин, и он, конечно, узнал о творимом «беспределе». Пришел к директору «Мосфильма» Николаю Трофимовичу Сизову, бывшему начальнику московской милиции, и спросил: «Что за дела? Почему в моем фильме появились песни постороннего автора?» Александр Сергеевич был абсолютно прав. После того как «Мосфильм» заключил с ним договор, никто не имел права без его разрешения вставлять в фильм чужую музыку. Но мы тогда об этом не думали. В очередной раз нас заводил кураж. Генерал Сизов приказал провести расследование. А весь «Мосфильм» знал, кто стоит за трюками Пугачевой. И меня по поручению директора вызвала заместитель главного редактора студии Глаголева.

С Ниной Николаевной нас связывали хорошие отношения, дружеские, доверительные. Она многим режиссерам помогала и была очень доброй женщиной.
- Саш, признавайся, - сказала Глаголева, - что все это значит? Зацепин в ярости. Назревает скандал. Мы должны разобраться и убрать эти песни из фильма. Говори все начистоту, мне нужно доложить начальству.
- Этим вы погубите человека, - неожиданно вырвалось у меня.
- Какого еще человека? - опешила Нина Николаевна.
А меня посетило вдохновение, и я продолжил: - В Люберцах живет несчастный мальчик с парализованными ногами, очень талантливый. Жизнь его висит на волоске. И вот, цепляясь за нее, он занялся творчеством. Написал три песни, показал Алле, и она, из жалости к умирающему, спела их и отдала Орлову, а тот вставил в фильм.
По ходу моего монолога глаза сердобольной Нины Николаевны наполнялись слезами. Она растерялась: - Ситуация непростая. Песни другого постороннего автора мы бы выкинули из фильма без всяких сомнений. Но после того, что ты рассказал... Жалко инвалида... Может, что-то придумаем. Ну ладно, иди. Я доложу Сизову. Кстати, а как зовут этого бедного парня?
К этому вопросу я был не готов.
- Как зовут? Борис...
- А фамилия?
- Горбонос... - выпалил я.
Почему я назвал эту фамилию? Откуда она всплыла? В третьем классе я учился с мальчиком Борисом Горбоносом. Однажды подрался с ним, и меня выгнали из школы. И вот теперь почему-то произношу «Горбонос» и сам удивляюсь.
- Иди. Не трави душу... - выпроводила меня из кабинета Глаголева.
Вышел в коридор весь красный. «Какой стыд! - думаю. - Я же солидный человек, режиссер «Мосфильма», которому доверяют миллионы рублей на постановку картин, и вру как последний жулик! Завтра выяснится, что никакого Горбоноса нет. Хорошо же я буду выглядеть!» С такими мыслями иду в павильон, где снимается Пугачева. Подхожу к режиссеру Орлову и прошу:
- Саша, объяви, пожалуйста, обеденный перерыв! Мне Алла нужна до зарезу, всего на час!
- Перерыв! - объявляет Орлов. И говорит нам: - Но только на час. Ребята, имейте совесть, не срывайте съемку.

Хватаю Аллу, прямо в гриме и костюме сажаю в «Жигули», и мы мчимся в Лаврушинский переулок, в ВААП. Там регистрируют ее сценический псевдоним - «Борис Горбонос». Пишет заявление, заполняет анкету. Через десять минут все готово. Едем обратно, и я думаю: этого мало. Надо «дожать» версию с Горбоносом. Возникает план. Вернувшись на «Мосфильм», вызываю фотографа Славу Манешина и гримера. Вместе с Аллой всей компанией быстро идем в пустой кабинет Георгия Данелии, руководителя нашего Объединения комедийных и музыкальных фильмов. Переодеваю там Пугачеву в свой пиджак, галстук и рубашку. Гример надевает на нее парик, наклеивает усы. На наших глазах из молодой, симпатичной, уверенной в себе женщины Алла превращается в сутулого, закомплексованного юношу с жалкой улыбочкой. Сажаю ее за пианино, ставлю на пюпитр портрет вдохновенной певицы Пугачевой с развевающимися волосами. Слава Манешин делает фотки, быстро проявляет пленку, сушит отпечатки. Через полчаса я кладу на стол Глаголевой фотографии «умирающего гения». Правда, только тут замечаю, что не доглядел. По запарке в кадр случайно попал портрет кинорежиссера Михаила Ромма, стоящий в кабинете Данелии, что могло сорвать всю нашу секретную операцию. Но пронесло. Глаголева ничего не заметила и понесла фотки Сизову.

Генерал, смахнув скупую милицейскую слезу, произнес: «Что же мы - звери, чтобы мальчика убивать? Хрен с ним. Оставим в фильме его песенки. И как-нибудь Зацепина успокоим». Кстати, впоследствии Алла уговорила Александра Сергеевича Зацепина, не подозревавшего, кто истинный автор песен, записать в его студии еще несколько творений Горбоноса. А потом на Бориса Горбоноса вообще свалился подарок судьбы...

Продолжение следует. Первую часть этой истории вы можете прочитать на сайте www.7days.ru Автор - Александр Стефанович, "КАРАВАН ИСТОРИЙ"