Марк Ульянов

Широкое распространение дальневосточных единоборств в современной России началось в 1970-х гг. Тогда же у наших соотечественников возникли основные стереотипы – в основном полярные – в отношении к ним. 90-е годы дали удивительную возможность прямого общения с носителями традиций из Китая, Японии, Вьетнама, Кореи. Автор этих заметок, не преуспев в занятиях самими единоборствами, имел счастливую возможность общаться с некоторыми из китайских знатоков и старался увидеть то, что выходит за пределы наших стереотипов. В частности, я открыл для себя, что они используют более широкий, чем принято думать, диапазон видов и способов тренировок. Среди них, не удивляйтесь, – просмотр художественных фильмов.

Мне не раз приходилось наблюдать, как мои знакомые часами напролет, просматривая один и тот же фильм, без конца нажимали на «паузу» или, прокручивая пленку назад, десятки раз пересматривали одни и те же фрагменты. Или же при чтении китайских романов про удальцов уся сяошо помногу раз перечитывали одни и те же страницы. Итогом этого всматривания и вчитывания зачастую были глубочайшие по смыслу объяснения, например, того, чем вызвано то или иное поведение мастера в той или иной ситуации, т.е. того, в каких случаях и как он применил или не применил свои незаурядные способности. В результате у меня сложилось впечатление, что просмотр фильмов является своеобразным и очень важным видом тренировки, который с большой пользой для себя могут использовать даже специалисты. Своими мыслями об этом способе тренировки мне бы и хотелось поделиться с читателями «Додзё».

Фильмы «хорошие» и «плохие»

Начнем с того, что для такой тренировки годятся далеко не все фильмы, а лишь хорошие. Но тогда возникает вопрос: что такое «хороший» фильм? Как его отличить от «плохого»?

Все мы пересмотрели огромное количество художественных фильмов, давно привыкли и стараемся не замечать, что в подавляющем их большинстве огромная часть экранного времени занята пустыми, малозначащими разговорами, красивыми планами или ничего не стоящими, хотя порой и эффектными, действиями. Чаще всего в таких фильмах главный герой – спецэффект, подготовленный пиротехником.

Совсем иное дело хороший фильм. Хороший фильм захватывает все наше внимание целиком. В таком фильме нет «экшн» ради «экшн», как нет и лишних, «пустых» разговоров и планов, в нем все важно и все взаимосвязано, а любое действие героя, и не только в критических ситуациях, – это проявление его мастерства. Иными словами, главное качество «хорошего» фильма – «целостность». Для просто любопытного – это зрелище, когда, как говорится «глаз не оторвать», для знатока боевых единоборств – образец мастерства, то, чему следует поучиться. Такая «целостность» может создаваться лишь мастерами своего дела – сценаристами, режиссерами, актерами. Итак, те фильмы, которые обладают такой «цельностью» и которые имеет смысл смотреть, мы для краткости будем называть «хорошими».

Теперь скажем о самой «целостности». Тот, кто посвятил более или менее длительное время своей жизни занятиям дальневосточными боевыми единоборствами или оздоровительными системами знает, что все наставления мастеров в конце концов сводятся к одному – добиться «целостности». Что под этим понятием подразумевается? «Целостность» – это «целостность» тела и сознания. Добиться «целостности» – сложно, этому надо учиться. Ведь не сразу, а только после нескольких лет упорных занятий, появляется понимание того, что значение, скажем, растяжки и силы удара не является исключительным и первостепенным, на переднем плане точность и своевременность. А для этого и необходима «целостность».

Вряд ли ошибусь, если скажу: «целостность» понимаемая как единство формы и содержания является высшим проявлением любого вида искусства. Не поэтому ли дальневосточные единоборства так и называют – «искусствами» (кит. ушу; яп. будзюцу)? Не эта ли «целостность» так привлекает нас в них? И не стремления ли к «целостности», например, как гармонизирующего фактора в повседневной жизни, нам, в конце концов, так не хватает? Недаром именно о чрезмерной «поляризованности русского характера» говорил Д.С. Лихачев (см. сб. последних его статей «Раздумья о России», СПб., 1999).

На Дальнем Востоке уже давно замечено, что те образцы искусства, которые содержат в себе «целостность», являются прекрасными учебными пособиями при постижении опыта мастеров предыдущих поколений для тех, кто сам стремится стать «целостным», достичь мастерства в каком-то деле. Лучшие из кинофильмов тоже обладают этим замечательным свойством – «целостностью». Из японских фильмов о самураях-мастерах боевых искусств к «хорошим» я бы отнес фильмы из дилогии Куросавы Акира «Ёдзимбо» («Телохранитель») и «Цубаки Сандзюро» («Телохранитель 2») с Мифунэ Тосиро в главной роли, части сериала «Кодзурэ-но Огами итто» («Одинокий волк с ребенком», в нашем кинопрокате – «Убийца сёгуна»), в которых снимался Вакаяма Томисабуро (ч. 1–6), а также, конечно, «Дзато Ити» («Слепой массажист по имени Ити», в нашем кинопрокате – «Слепой самурай») с Кацу Синтаро и некоторые другие.

Как смотреть «хорошие» фильмы?

Повторю, «хорошие» фильмы, на мой взгляд, несут в себе саму суть боевых искусств - «целостность», и поэтому являются произведениями совсем иного класса, чем обычные боевики или детективы. А значит, и смотреть их надо иначе. Но как? Итак, поговорим о том, как можно смотреть и что можно увидеть в «хороших» самурайских фильмах.

«Хороший» фильм требует внимательного «смотрения», точно также, как хорошая книга требует внимательного чтения, точно так же, как любое движение, любой прием требует тщательной проработки. Такому «смотрению» требуется учиться. Учиться этому – значит учиться обдумывать происходящее на экране, учиться понимать, чем вызваны те или иные поступки героев, и как одно их действие порождает другое.

«Целостность» - она и есть «целостность». Это значит, что в фильме все «целостно». Следовательно, нет «пустых» слов, все действия между собой связаны, часто безупречно, а значит неуловимо для неподготовленного глаза, связаны так, как мы себе порой и представить не можем. Они всегда мотивированы, т.е. имеют какое-то назначение. Понять, какое именно, - и является целью просмотра. Цель же обдумывания – понять, чем в конкретной ситуации вызваны именно эти действия героев, и чем обусловлено именно такое развертывание событий. Приблизиться к пониманию этого – значит понять, в чем заключается «целостность» мастеров, создавших фильм, увидеть и понять еще одно проявление «целостности».

У всякого фильма есть начало и конец, которые связаны друг с другом цепью перипетий. Действия их героев точно соответствуют ситуации (А ситуации, хотя постоянно изменяются, но могут и повторяться. Это, кстати, на Дальнем Востоке знали уже в 1-м тысячелетии до н.э., когда была создана «Книга перемен» - кит. «Ицзин», яп. «Эккё».). Часто эти действия - единственно возможный выход из создавшегося положения. Именно в таких случаях с полной силой проявляется мастерство, именно тогда оно становится доступным для взгляда зрителя. И именно тогда, кстати, обязательно демонстрируется безупречная техника, если речь идет о поединке. Но чтобы увидеть ее, надо учиться смотреть.

Просматривая такой фильм, мы должны обращать внимание на все, что происходит на экране и все обдумывать. Но как обдумывать? Думать и искать ответы на вопрос «почему»? Почему все происходит именно так? И помнить, что в фильме все, или почти все, – связано друг с другом, все неслучайно. Даже тогда, когда такая связь не самоочевидна, – она есть. Конечно, найти ответы на все вопросы большинству из нас сразу вряд ли окажется по силам. Но задумавшись, мы уже поймем и узнаем больше, чем просто раз посмотрев и отложив кассету. Фильм надо смотреть с пультом в руках, не лениться, постоянно останавливая и перематывая, просматривать и обдумывать помногу раз одну и ту же сцену. А сравнить это можно с тренировкой, когда на занятии помногу раз отрабатывается одно и то же движение или прием. Отрабатывается до совершенного овладения им, до совершенного понимания его.

А теперь от теории перейдем к практике!

«Ёдзимбо» («Телохранитель») как учебное пособие

Давайте посмотрим вместе фильм Куросава Акира «Ёдзимбо». В главной роли - Мифунэ Тосиро.

Сюжет фильма, казалось бы, незамысловат. Герой приходит в маленький городок, в котором хозяйничают две враждующие друг с другом банды. За сравнительно короткое время, благодаря мастерству в будзюцу и воинской хитрости, он очищает городок. Вот, собственно, и весь фильм. Но давайте не будем торопиться.

Прежде всего, обратим внимание на название. Само слово «ёдзимбо» (кит. юнсиньбан) означает «дверной засов», а в переносном смысле - «телохранитель». Это слово состоит из трех иероглифических знаков, в которых можно найти несколько скрытых смыслов. Первые два иероглифа образуют слово «ёдзин» (кит. юнсинь), которое имеет значения: 1) стараться, вкладывать всю душу, работать с душой; 2) старательный, усердный; 3) скрытое намерение, задняя мысль; 4) нарочно, намеренно. Обратим внимание на значения 3) и 4) и, конечно, 1), ну, и, конечно, не забудем 2). И вот, уже рождается некоторый смысловой ряд, который многое скажет грамотному и внимательному зрителю о герое и смысле его действий. Второе слово – «бо» (кит. бан), основные значение которого - 1) палка и 2) наносить удар. В данном случае это слово - показатель деятеля – «крепкий малый», «удалец».

Сменяются первые кадры. Первая сцена. Герой идет по дороге. Развилка. Куда пойти? Он поднимает с земли и подбрасывает вверх палку – куда она указала, туда и пошел. Что это значит? Почему именно так начинается фильм? Не потому ли, что зритель, по замыслу автора, должен знать, что все то, что произойдет с героем потом, не запланировано, не задумано заранее, все его действия будут продиктованы ситуацией, все решения - приниматься на месте. Кроме того, это и порыв, и проявление фатализма, а также проявление уверенности в себе, проявление бесстрашия. А может, это проявление желания испытать себя или свою судьбу? К сожалению, мы еще мало знаем героя, чтобы судить об этом.

Таков зачин. Это первые 5–7 минут фильма. Между прочим, колоссальное по протяженности время. А что до этого?

Перед этим - название фильма и титры. Зазвучали первые такты музыки. Появляются горные вершины. На их фоне во весь экран - название фильма. В правой стороне экрана появляется герой. Мы видим его со спины, точнее на экране - только его голова и верхняя часть спины. Неторопливый выверенный шаг, мощная осанистая спина уверенного в себе человека, естественная величественность самурая, заметна и рукоятка меча – это воин. Его взгляд устремлен куда-то вперед.

Что же дальше? Название фильма сменяется титрами: как только с экрана пропадают три большие иероглифа названия, появляются написанные мелкими знаками имена авторов сценария и т.д. Величественность осанки растворяется, герой поеживается, голова чуть наклоняется влево, появляется кисть левой руки, и он начинает пальцами чесать за левым ухом. Так чешется человек, который не мылся несколько дней. И сразу становится заметным, что пучок волос на голове ослаб, волосы выбились и растрепались. На них, как и на его кимоно, дорожная пыль. Сколь естественно и мгновенно превращение героя из первого состояния во второе! Помните, инь и ян – закон перемен, одно перетекает в другое, изменения не прекращаются. Становится понятным: герой фильма – это мастер, которого, безусловно, играет мастер.

Это то, что можно увидеть в первые 3-4 секунды фильма. Секунды читатель, не минуты. Титры еще только начались.

Смотря фильм небрежно, можно ли было заметить все это? Нет? Действительно, это превращение неуловимо. Но неуловимо для глаз простого человека. Как удар, нанесенный мастером. Таково искусство. Поэтому его и называют искусством. А сколь велико, читатель, эстетическое удовлетворение, когда открывается такое видение «хорошего» кино! Поверь, это истинное утонченное удовольствие, дарованное искусством, киноискусством и воинским искусством.

Как же все это заметить? Возьми в руки пульт, начни смотреть внимательно и все хорошенько обдумывать. А вечером и завтра утром обязательно хорошенько потренируйся. Кстати, заметил, как поднялась рука героя, чтобы почесать за ухом? Локоть прижат, плечо не поднялось – «целостность» тела не нарушена. А как он опустил руку? Посмотри внимательно и потренируйся.

Титры продолжаются, рука опустилась, голова выпрямилась, плечи расправились. Ян, сменившееся на инь, возвратилось в состояние ян. Герой, несколько изменяя направление движения, делает шаг влево, его корпус чуть разворачивается, и мы видим верхнюю часть груди. Но взгляд его устремлен все еще в том же направлении, что и ранее, складывается впечатление, что он что-то рассматривает вдалеке.

Сменяются титры, имена технических создателей фильма, написанные мелкими иероглифами, заслоняют происходящее на экране. Потом появляются имена актеров, написанные крупными иероглифами, и мы снова видим голову и верхнюю часть спины героя. Камера постепенно приближает ее к зрителю. Ветер слегка усиливается, волосы все более выбиваются из-под узла на макушке. Теперь уже правой рукой он поправляет верхнюю часть кимоно, чуть ниже шеи – видимо, чешется спина. Титры не кончились, актер продолжает идти, изменилось направление его движения, кажется, герой обдумывает, куда направиться. А камера продолжает приближать изображение героя, актер же играет спиной, затылком. Вспомните – «целостность». Мы чувствуем это, хотя и не видим всего его тела. Затем камера опускается вниз, и мы видим, что на его ногах дорожные сандалии из соломы, перевязанные вокруг ног, полы кимоно истрепаны – самурай небогат.

Титры прекращаются, герой выходит на развилку, он делает несколько шагов по одной дороге, затем возвращается и ступает на другую, продолжая всматриваться вперед. Он еще не решил, куда пойти. Как он принял решение – вы уже знаете, что он за человек – уже догадываетесь. Что произойдет дальше – никому не известно.

Но все же уже стало ясно, что герой – самурай, он в дороге, ему пора покушать и принять о-фуро – горячую ванну. Тот, кто хорошо знает Японию, может быть даже по рисунку на кимоно, мог бы понять из какого он клана, состоит ли на службе и, если да, то у кого. Но что-то в его внешнем виде, манерах заставляет думать, что в настоящее время у него нет постоянной службы. Возможно, он ищет способ заработать. Как это сделать? Наняться на службу. Но если он и раньше не был на постоянной службе, то, значит, и работу он будет искать, скорее всего, временную. Это позволит сохранить независимость. Судя по всему, герой – человек благородный, а не низкий. Если так, то и добывать пропитание он будет в соответствии с нормами нравственности. Что поделать – «целостность» – это целостность во всем. Кстати, «целостность» не означает «идеальность», но что уж точно – ее обладатель наделен «индивидуальностью». Но об этом речь еще впереди. В этом нам еще предстоит убедиться.

Итак, на смену одному «микродействию» приходит другое, ряд «микродействий» образует «действие», ряд «действий» героя образует «сцену». Скорость микродействий – секунды. Выше мы постарались увидеть некоторые из них и постарались понять их смысл, который заключается в характеристике героя и ситуации, в которую он попал. Я не стану разбирать все микродействия всех действий во всех сценах фильма. Остановлюсь на первых сценах - ключевых с точки зрения развития сюжета.

Фильм начался. Но прежде чем проследовать вслед за героем по выбранной им дороге, вернемся ненадолго к повторенному многократно понятию «целостность». Здесь надо сказать, что понятие «целостности» очень многогранно. В частности, оно понимается не только как «целостность» тела и сознания, но и как «целостность» в овладении навыками ведения индивидуального боя и проведения подготовительных действий. Мастерство заключалось и в том, чтобы, изучая ситуацию, не столько продумывать свои действия на много шагов вперед, сколько направлять ее развитие в нужное русло, а когда ее развитие приобретет стремительность и станет необратимым – мгновенно и естественно верно действовать. Все это, кстати, требует и высокого уровня культуры. Тех, кто владеет этим, мало. Всегда мало. Вспомним об этом, когда будем смотреть фильм. Герою это известно.

Из других привходящих условий, необходимых для понимания поведения героя, напомним и то, что основным побудительным мотивом поведения жителей стран Восточной Азии, которую еще называют сферой распространения конфуцианской культуры, было следование определенным нравственным нормам своего времени – дотоку (кит. даодэ, понятие, знакомое нам по названию известного сочинения Лао-цзы «Даодэ цзин», т.е. «Канон о Дао и Дэ»). «Мораль» – току-дэ – это и некая, уже с древности понимаемая в Восточной Азии как реально воздействующая на человека сила, от наличия и степени концентрации которой зависит успех всех его действий. Поэтому иногда это слово не совсем удачно переводят как «благодать». Считается, что совершение безнравственных поступков ослабляет человека: стрела не поразит цели, замысел не приведет к победе.

Итак, путь выбран. Ветер затих. А герой, расправив плечи и ускорив шаг, двинулся вперед. Шаг тверд и решителен. Выбор сделан, теперь остается ждать – что еще предстоит пережить. Он собран, внимателен, готов уловить любой признак, который подскажет, что ждет его впереди. Нужно быть готовым ко всему. Герой спокоен. Он средних лет, наверное, чуть старше сорока, а, значит, испытаний на его долю уже выпало немало, и будущее его не пугает, а скорее забавляет неким внутренним оживлением, которое сопровождает ожидание и предвкушение неизвестного.

Здесь все и началось. На дорогу выскочили два человека – молодой и пожилой, отец и сын. Они громко кричат, бранятся. Отец вцепился в одежду сына и тянет, не давая уйти. Сын вырывается. Обычная история – молодой человек не хочет работать, его влекут азарт и приключения. В руках его меч, но ясно, что он еще не знает цену жизни – глаза горят, а боец – никакой. В глазах - то робость, то отчаяние, то гнев, то истерика, движения расхлябаны, слабы. О «духе» – и речи нет, а «нравственность»… «Благородный муж», соблюдая «сыновнюю почтительность», не позволит себе перепалки с отцом, а тем более не толкнет его в дорожную пыль. Значит, он из низкого сословия.

Это видит и герой – самурай. Это не опасность. На него никто и внимания не обращает. Чуть отступив, он прислушивается к их репликам. Это начало знакомства с ситуацией в населенном пункте, к которому ведет дорога. Это удача. С этого начинается «изучение» ситуации. Это происходит само по себе, это условие выживания3. Будем помнить, что события происходят в то время, когда люди знали, что с жизнью своей могут расстаться в любой момент. Нам это трудно понять, ибо наши главнейшие инстинкты притуплены.

Перепалка произошла напротив дома. Отец, вскочив, пролетел мимо героя, распахнул двери и набросился на жену - почему та не остановила сына. Пустой вопрос. И так все ясно. Отцом движут чувства и опыт, он знает, что сын его, взявши в руки не присущий его сословию меч, будет попросту убит. Хотя, может быть, эта нечаянная встреча с самураем даст ему шанс выжить? Каким образом? Посмотрим.

Герой окрикнул отца и потребовал воду. Как тут пройти мимо? Вот и повод расспросить обо всем. Он пустых вопросов не задает, а чувства… Интересно, какие эмоции могут поколебать его? Наверняка, не страх и не отчаяние. Разве, что любовь или жалость?! Посмотрим. Может быть, и еще что-то. Интересно узнать. И есть ли у героя сердце?

Напомним, каждый кадр А. Куросавы, как и музыкальный звук, выверен, игра Т. Мифунэ удивительно органична и естественна. Вдохновение художника… Разве не оно придает «целостность» его творению?

Герой сам достает из колодца воду. Пьет. «Все хотят легких денег»! – в сердцах выкрикивает отец будущего якудзы, бросившегося за легкими деньгами. Отец знает, что деньги надо зарабатывать трудом. Как подтверждение этого мы видим, что мать, ни на секунду не останавливаясь, ткет за станком. Герой стоит к ним вполоборота спиной и слушает. Он уже знает, что в городе порядка нет – все в руках двух враждующих банд. А впереди ярмарка шелка, и, значит, неминуемо перед ней случатся какие-то кровавые события, говоря современным языком, – «разборки за сферы влияния». Мы же догадываемся, что герой будет думать о том, как все-таки и в таких условиях заработать себе на жизнь, а еще о том, что, может быть, стоит навести порядок в городке. Это и приключение, и выполнение «долга» – он облегчит жизнь людям, а значит явит «человеколюбие». Не в этом ли полноценная жизнь, а не прозябание?

Почему я думаю, что эти две основные категории дальневосточной нравственности руководили им? Одна из причин, в том, что он «ронин», т.е. самурай без господина. А значит, он не ослеплен выполнением «долга» перед одним человеком, что начисто лишало самурая «человеколюбия». Но это, как говорится, мое скромное мнение4.

Отец встал и, глянув на пьющего воду самурая, сказал, мол, вот, на запах крови идут и собаки. Последнее слово резануло героя. Он оглянулся. Отец был прав: большинство самураев такими и были. Одного из них мы скоро увидим. Во взгляде отца была и ненависть, и пренебрежение труженика к воину. Он захлопнул дверь. Герой не рассердился. Отец был прав. Герой положил черпак, отер усы. Действия начались.

Следующая сцена. Вход героя в город. Центральная улица пустынна. И это днем. В воздухе - тишина, а в ней растворен ужас. Мы видим героя в полный рост. В кадре он развернут лицом к зрителю. Шаг осторожен, взгляд бдителен. Почему-то в глаза бросается его меч. В следующем кадре мы видим его со спины. Он расправляет плечи. Теперь мы знаем, что это привычка, и что движение это сопровождает принятие решение. Он не боится думать – осматривается и меняет направление своего движения, несмотря на то, что на него смотрят. Он решил все выяснить до конца. Плечи расправлены, руки свисают свободно вдоль тела, в любую секунду он готов занять боевую позицию. Взгляд как будто насквозь пронизывает стены домов. Почему никого нет? Впрочем, это ясно. Каковы силы бандитов?

В следующий момент в домах с одной и с другой стороны нервно раскрылись внутренние ставни окон первого этажа. Вот и люди. Недобрые, злые, напуганные. Вслед раскрылись и ставни на втором этаже – высунулись лица женщин - проституток юдзё. И те, и другие охочи до денег. «Разбой» и «разврат» – два крайних проявления безнравственности. Почуяли что-то… Ведь простые люди в одиночку по городу, поделенному между двумя бандами, не ходят. Для них герой – новая сила. И они это почуяли. Еще не поняли, но почуяли. А когда поймут? Когда сила себя проявит, то есть слишком поздно. «Целостность» – это когда и почуешь, и поймешь почти одновременно. Есть ли среди них люди способные на это?

Герой движется вперед. Те, что за окнами, боятся, а боится ли герой? Вот, сейчас и увидим. Выбежала собака-падальщица, в пасти - отрубленная человеческая кисть. Все серьезно. Впереди враг. Осторожность для воина - родная сестра отваги. Герой развернулся и двинулся в обратном направлении. Надо найти пристанище и восстановить силы, но все двери заперты5.

Что делать? Выход подсказывает ситуация. Из помещения присутствия, украдкой озираясь по сторонам, выбегает человечек. Он готов помочь самураю в устройстве на службу телохранителем к любому из главарей. Первый, Сэйбэй, может дать женщин, но от него отвернулась удача, поэтому советует «поставить» на второго, по имени Уситора. Ну, а кто сам этот человечек? «Я, - говорит - Хансукэ, чиновник, приставленный следить здесь за порядком. И тут же называет сумму, какую возьмет с самурая после устройства на службу. Самурай знает: именно о таких чиновниках говорят: «Искусная речь, любезное выражение на лице – мало человеколюбия» («Луньюй», 1.3). Коррупция и бессилие власти перед лицом бандитов. Но, что-то подсказывает, что для бессильного чиновника появление самурая - это еще и надежда стравить два лагеря, недаром ведь порекомендовал одного из главарей. Это крайне важный момент. Герой узнаёт расклад сил.

Самурай решительно идет в указанном направлении, «изучение» ситуации продолжается, он пока «следует» за ее развитием. Из дома банды Уситора выскакивает толпа головорезов и окружает героя. Это сброд, в руках которого оружие. При приближении героя они шарахаются в сторону. С этими каши не сваришь. Развернулся и ушел. А из толпы обозначились главари. Их трое. Такие же, как и остальные, но с гонором. Их вид столь же противен и отталкивающ, как притягателен вид героя. Вдогонку герою летят слова, что-то про общественную дорогу, по которой и собаки могут ходить. Во второй раз он слышит в свой адрес это слово, но уходит, не оборачиваясь, – там не с кем разговаривать, а, значит, и не о чем. До поры до времени. До чего же наивен Хансукэ. Или он не знает, что герой отличается от других самураев.

Шаг героя устремлен в другую сторону. Вокруг него извивается подглядывавший за всем ехидный Хансукэ. Его план сорвался, но он все еще пытается натравить на них героя. Подождем.

Начинается следующая сцена. Герой стучится в дверь примеченной ранее харчевни. Ее хозяин, сгорбленный старик, отгоняет назойливого человечка и велит ему заткнуться. Даже этот старик не уважает власть. Окна харчевни забиты досками. Чего же так все боятся? Пора восстановить силы, покушать и обдумать увиденное. Судя по всему, и старик может что-то рассказать. Герой чувствует, что дело серьезное. Может быть серьезнее, чем казалось раньше. Но, в конце концов, всегда же можно уйти.

И старик пока еще не знает, что герой отличается от других самураев. Отсюда его первый вопрос: «Сакэ»? Ответ: «Нет. Еды». – «Есть только холодный рис». – «Годится».

На этом сцена закончена. Начинается следующая. Но прежде замечу, что, разбирая кадры первых сцен фильма, мы вглядывались больше в движения героя, в этой же сцене и в нескольких следующих обратим внимание на диалоги. Ты же, читатель, продолжай следить внимательно за движениями героя, особенно обрати внимание на изменения выражения его лица. Каждое слово и каждая мысль выражается в движениях тела и отражается в мимике. Искушенный зритель прочитывает, благодаря этому, то, о чем словами не говорится. Понимать это – точно как читать книгу между строк, постигая глубинные мысли автора. Помни, любое действие героя, и не только в критических ситуациях, – это проявление его мастерства – естественное проявление, т.е. мастерство – это не нечто данное человеку от природы, но то, что в результате глубоко осмысленной учебы стало неотъемлемой частью естественной природы человека (яп. сэй, кит. син).

Возвращаясь к первому вопросу трактирщика, заметим, что укоренившаяся у нас с советских времен порочная поговорка «мастерство не пропьешь» ложна. Она неверна по сути. Действительно, мастерство – это проявление индивидуальной природы человека, являемое в его безупречных профессиональных действиях. Но это только проявление его природы, а суть его природы выражают другие понятия – в том числе, например, состояние «духа» (яп. син, кит. шэнь), а именно ему наносит ущерб неконтролируемое сознанием потребление алкоголя. Не поэтому ли, кстати, герой отказался от сакэ? Близится время схватки.

Старик выставил рис. Герой только обернулся. У него нет денег. «Старик», … – начал он. «Я знаю, денег нет». Удивительно, как старик быстро его понял. Но так ли это? «Я буду драться, а потом заплачу тебе», – говорит герой. Эти слова сулят выгоду. Но реакция старика мгновенна: «Нет». Он ни секунды не раздумывал. Это и есть проявления его природы. А затем: «Хватит с меня драк. Я не возьму с тебя денег, но ты уйдешь из этого города». Он протянул герою миску с рисом. Самураю повезло. Он попал в надежное место. Возможно, появился союзник, а, значит, все не безнадежно. «Спасибо», – было его единственным словом. Теперь можно есть и думать, думать и есть. А также, конечно, продолжать собирать по крупинкам информацию. Прежде чем приступить к действиям, надо досконально изучить ситуацию и составить план начальных действий.

Дальше следующая сцена. Стук из соседней комнаты, там работает гробовщик – в городе ежедневно убивают людей. Старик рассказывает, что происходит. В городе две банды. Герой это знает. Обе воюют – гробовщику работы хватает. Герой и слушает, и ест. Старик вопрошает: «Почему бандиты жестоки, почему они не могут вести себя как люди»?! Эти слова заставляют посмотреть на старика внимательнее. Действительно, с ним можно иметь дело. Он, простой человек, а говорит о «человеколюбии». Значит, в городе есть достойные люди. Значит, если он решит навести порядок, это будет кому-то нужно. Значит, будем смотреть дальше.

Старик сообщает, что Сэйбэй хочет, чтобы его сын был наследником всей его территории. Уситора раньше был его правой рукой, но порвал с ним и сам стал босом. Сейчас обе банды набирают бойцов – готовятся к решающему сражению, так как в городе должен быть только один босс.

Следующая сцена. Знакомство продолжается. К харчевне подошел Инокити, брат Уситора. Спросил, сколько гробов сделал гробовщик. Четыре – врагам, два – им. Инокити - толстый и глупый, глазки-щелочки, немножко косят. Гробы считает по пальцам. У него за спиной - несколько человек.

Старик продолжает говорить на ходу. Самурай следует за ним. Он узнает, что в городе есть еще несколько тузов. Торговец шелком Тодзаемон. Раньше помогал Сэйбэю, но теперь беспомощен. Есть еще винодел Токиэмон, он за Уситора. Нельзя не заметить, что старик рассказывает на ходу. Передвигаясь от окна к окну, он захлопывает задвижки. Он не хочет видеть, что происходит в городе. И предложил только рис – в городе голод. Старик говорит с самураем свободно, грубовато предлагает самураю уйти.

Самурай: «Я все понял. Поэтому остаюсь». Это ключевой момент. Анализ ситуации закончен. «Будет лучше, если все они умрут». Старик реагирует тут же. Он вздыхает и ничего не говорит. Согласился!?

- Лучше от всех избавиться.

- Тебе будет нужно девять жизней.

- Я это сделаю не в одиночку. Налей сакэ, я буду пить и думать.

Решение принято. Наступила пора действовать. Действия приведут к победе. Путь к победе не будет гладким. Усложнит его неизбежное для благородного человека проявление чувств, ускорит – сила духа.

Если весь фильм поделить на части, то здесь заканчивается первая. Ее можно назвать «Вход в город». Начинается следующая часть – «Подготовительные мероприятия». Как будет действовать герой, какие шаги он предпримет и как в них будет реализована его целостность, внимательный зритель сможет увидеть сам. А мне хотелось бы на этом закончить, ибо подобное путешествие может длиться бесконечно долго, и мы все время будем подмечать новые детали и обнаруживать за ними новые смыслы.

Зададимся вопросом, что делает возможным такой просмотр фильма? Я отвечу на него так. В такого рода произведениях кинематографа, как и в лучших произведениях художественной литературы, не бывает и, как видно, нет ничего не значащих слов и «проходных» сюжетов. Фильмы такого рода «целостны», в них все или почти все «целостно»6. В них реализована «полнота» сознания авторов, а то, что нам может показаться «пустотой», на самом деле, наполнено пока не постигнутым нами смыслом. Рациональное осознание при постоянной рефлексии природы искусства, в том числе законов воздействия прекрасного на человека, и всего многообразия реакций сознания человека и его чувств на прекрасное в окружающей природе и в художественном произведении, а также открытость к восприятию прекрасного, как представляется, являются одними из наиболее значительных достижений дальневосточной культуры. И для нас очень важно понимать это, поскольку это та почва, на которой возникли и сформировались воинские искусства.

В заключение мне хотелось бы пожелать читателям еще раз пересмотреть «хороший» фильм «Ёдзимбо». Уверен, что вы обязательно обнаружите то, что ускользнуло от внимания автора этих заметок и тогда не забудьте поделиться с нами вашим новым знанием.

Редакция “Додзё” уже получила первые отзывы на данную статью от российских специалистов по дальневосточным боевым искусствам. Один из них касается размышление на тему целостности Игоря Куликова (2-ой дан Сито-рю).

Его письмо, это маленький трактат о целостности. Приведем его.

Целостность сплетается из элементарных неделимых частиц мироздания. Оно не имеет конца глубины, а потому не имеет и конца понимания. Любое, сколько бы не было глубокое понимание, является лишь временным, и потому иллюзорным. Можно сказать, что понимание целостности возможно, но оно никогда не будет окончательным, это лишь один из вариантов.

Целью понимания сути целостности может быть внимательное вглядывание в повседневную обыденную жизнь, что ничуть не менее интересно и полезно, а с точки зрения вырабатывания силы для этого понимания – просто необходимо. Иными словами, акцентирование только на отдельных упражнениях, не желательно (кроме отдельных случаев). Скорее должно происходить последовательное прохождение через них с последовательным углублением. В последствии эти ситуации превращаются в жизненные ситуации. Также следует отметить, что привыкание (рефлекторность) и последующее попадание под власть упражнения так же является вредным, не способствует выработки целостности.

1 Об этом, например, говорится в трактате «Тэнгу гэйдзюцу рон» (см. «Додзё», № 6, с. 48-53).

6 Заканчивая писать эти строки, я смотрел по ТВ наш фильм с Леонидом Быковым (он же и автор сценария и режиссер) «В бой идут одни “старики”». Помните? Хороший фильм. Обратим внимание, и там, и там главные герои - воины, герои, победители. С грустью подумал, что в жизни авторы гениальных произведений искусства, как и прототипы героев, все-таки часто далеки от «целостности». Значит, «целостность» – это и есть произведение искусства?

Журнал "Додзё" №2/2002