N 205

от 10.06.17

      Здравствуйте, друзья. Думал поспеть с этим выпуском ко дню защиты детей и опять вспомнил, что не один день в году, а каждый божий день должен быть таким днем. И в первый черед детей защищать надо от нас же самих и от них самих. А от жизни защищать так, чтобы жизнь не отнимать и не портить.

      Медленно, но верно рассылка наша, двухтысячного года рождения, приближается к совершеннолетию. Сейчас ей семнадцать с половиной, в грядущем году будет возраст призывной, а там уж недалеко и вторая круглая дата. Просматриваю иногда выпуски первых полутора десятилетий. Некоторые пробуждают запоздалую самокритику: не так надо было, а вот так. Другие нравятся, написанными кажутся будто вчера. Третьи, нагруженные лошадки, источают запашок преодолеваемой усталости. Общее действующее начало, при разных конкретностях и полезностях – не сами эти конкретности и полезности, пригождающиеся кому как, а что-то, словами трудно выразимое: какое-то поле между автором и аудиторией, незримые силовые линии. Пытался передать это ощущение давним стихом – кому знаком, напомню:

во мраке просыпаясь звуки шлю
тому кого не знаю и люблю
кого люблю за то что не познаю
ты слышишь
мы живем на сквозняке
рука во тьме спешит к другой руке
и между ними нить горит сквозная
ты чувствуешь
душа летит к душе
как близко ты но мгла настороже
дверей закрытых нет глаза закрыты
во мраке просыпаясь звуки шлю
тому кого не знаю и люблю
и верю и ищу
как знак забытый

      Без вдохновения, всухомятку можно чирикать что-то на компе, работать, передавать полезную информацию. Но если хочешь превращать слово в действие – общаться с невидимым собеседником, поднимать его настроение, помогать думать и жить – необходимо чувство свершающегося таинства. Когда, пробравшись своими неведомыми дорожками, чувство это является, спешу написать, дописать или переписать то, о чем есть что сказать. В эти спокойно-радостные минуты уверенно знается, что во всех точках пространства, где читают на русском, мы с вами вместе живем, дышим, творим глупости, страдаем, смеемся, отчаиваемся, стараемся понять, что же такое эта безумная жизнь, почему такая и как сделать ее получше.

Аура Победителя
из книги "ЖИТЬ ЖИВЕЕ"
(третья книга ВОТов – вопросов-ответов)

      Она только что вышла, вот так выглядит. Отрывки привожу с некоторыми дополнениями.

      ВЛ, в ваших текстах я встречала словосочетание "Психология Победителя". Речь шла, помнится, об успешном лидерстве и о психологических секретах работы руководителя коллектива. Но "Победитель", мне кажется, понятие более емкое, чем удачливый администратор, руководитель, полководец или вождь. Анастасия

Полностью согласен с вами, Анастасия.
      С юных лет занимаясь и интересуясь двумя видами спортивных поединков: боксом и шахматами, я старался понять их психологическую подоплеку и уяснить, что отличает победителей от побежденных. Что главное – за вычетом природных данных, одаренности; за вычетом выносливости, работоспособности, без которых серьезные достижения невозможны ни в чем; за вычетом жесткости, агрессивности в необходимой дозе; за вычетом интуиции, интеллекта и особенно интуиции и интеллекта психологических – способности понимать характер соперника, просчитывать наперед его состояние и поведение, – что еще?.. За вычетом упрямства, настойчивости, упорства, пресловутой силы воли и воли к победе, считающейся главным слагаемым так называемого чемпионского характера... Тут оказалась уже близкой граница того, что из психологии Победителя не вычитаемо, но только граница.
      Ни одаренность, ни работоспособность, ни интеллект, ни эта самая сила воли ни по отдельности, ни в совокупности, как выяснилось, не главное. Все это составности психологии Превосходителя, но еще не Победителя. Превосходителя рано или поздно побеждает другой Превосходитель. Побежденный, за редкими исключениями, сламывается, представляет собой жалкое зрелище. Дальше либо сходит со сцены, либо...
      Побежденный Превосходитель еще не совсем побежден, еще не сломлен, если с достоинством признает поражение, но со сцены не сходит, а нацеливается на реванш и начинает к нему готовиться. Иногда далеко отложенный во времени, иногда со многих попыток, реванш, как правило, и определяет настоящего Победителя. Случается изредка и реванш за реванш.
      Так что же главное?.. А главное, если внимательно посмотреть, всегда видно. С некоторых пор я обнаружил, что уже по первому взгляду на спортсменов, выходящих на поединок, можно с минимальной вероятностью ошибки определить, кто выиграет, кто проиграет. Не по физическим данным. Не по интеллектуальности физиономий у шахматистов (нынешний чемпион мира, несомненный шахматный гений, по этому показателю отличается от всех предыдущих как раз в обратную сторону). Не по агрессивности и самоуверенности, которые могут быть напускными.
      По внутреннему настрою, с тонкой отчетливостью выражаемому вовне знаками, трудно определимыми. Какая-то печать, не столь видимая, сколь ощутимая. Что-то близкое к "будущее отбрасывает свои тени", некая аура. Будущий Победитель несет в себе образ победы, образ этот через него просвечивает, сквозит. Через будущего Побежденного сквозит поражение или ничего не сквозит.
      Вот что сквозит и просвечивает – вот главное в психологии Победителя:
      ~ нуль саможаления,
      ~ вера не в себя, а в победу,
      ~ запредел силы воли – поднимающаяся над слабостью и тела, и души, не умеющая сдаваться, заряженная бессмертием СИЛА ДУХА.
      Бокс и шахматы – только два маленьких частных случая, два мирка во вселенной человеческих поединков; но, как и всюду, здесь сила духа решает все, когда остальное уже не решает. В боксе ярчайший пример – Джордж Форман, на 10 лет оставивший ринг после потери титула чемпиона мира в тяжелом весе и вернувший его в 45-летнем возрасте ради добычи средств на содержание организованного им детского религиозно-воспитательного центра. Среди шахматных мировых чемпионов великих духом было несколько; более всех меня впечатлили Эммануэль Ласкер, дольше всех, почти 27 лет удерживавший высший титул; Михаил Ботвинник, рекордсмен чемпионских реваншей, и Гарри Каспаров, начинавший свою эпохальную матчевую битву с Карповым, будучи слабее него, и победно закончивший, став сильнее. Отдельная вершина – Александр Алехин, геройски боровшийся не только с шахматной фортуной, но и со своим алкоголизмом.
      Поединок с болезнью. Поединок с инвалидностью. Поединок с зависимостью. Поединок с безумием. Поединок со злом. Поединок со временем. Поединок с судьбой. Поединок со смертью. Вот испытания, в которых выковывается и определяется психология настоящего Победителя. Всех их вместе можно считать поединком с собой.
      Победитель – человек, прикованный к постели, парализованный, не могущий ни пальцем шевельнуть, ни слова вымолвить, но продолжающий жить, мыслить и творить, как великий астрофизик Стивен Хокинг. Человек, подобный Рубену Гальего, автору "Белого на черном". Человек, силой духа проживший лишнюю минуту или несколько мгновений после того, как по всем объективным вероятиям должен был умереть...
      Способный лидер, умелый и удачливый – только одна из заявок на звание Победителя. Оптимизм, уверенность, решительность, инициатива, способность к риску, умение наступать, умение отступать, умение обращаться с людьми, точность решений в критических ситуациях, выносливость к неудачам, отношение к поражениям как к опыту – все это из области все той же психологии Превосходителя, и все обнуляется, все ничто без прохождения главного экзамена. Победителем человек с такими качествами делается только ПОТЕРЯВ ВСЕ и поднявшись над потерей. Человек не сдавшийся, Человек Дальше, Человек Выше Себя, Человек Продолжающийся.
      Вот несколько имен из многих известных победителей судьбы и себя. Людвиг Ван Бетховен, глухой гений музыки. Три одноруких пианиста: Геза Гичи, Пауль Витгенштейн, Николас Маккартни. Великий победитель инвалидности, проповедник Ник Вуйчич, родившийся без рук и без ног. Великий ученый Николай Вавилов. Великий психотерапевт Виктор Франкл. Великий детский врач, педагог, писатель Януш Корчак. Великий ученый и правозащитник Андрей Сахаров. Великий писатель, мученик ГУЛАГа Варлам Шаламов. Прекрасное жизненное подспорье – подробно ознакомиться с их жизнями и трудами.

Психиатрия: будущее за тараканами?

      Вы не раз писали, что психическая норма – понятие относительное, что это как посмотреть, что всякая норма условна, что все нормальны, потому что нормальных нет... Но ведь этими уверениями черно-белое массовое сознание не перешибешь. Понятие о правильном и неправильном, о нормальном и ненормальном вдалбливается в нас с младенчества, оно у нас в подкорке, в крови.
      Что все-таки лучше для человека: считать себя нормальным или отклоняющимся? Обычным или особенным? Здоровым или больным? Правилом или исключением? Как его в этом выборе, в самоопределении должен настраивать психотерапевт?
      Вопрос Дмитрия Быкова

      По-разному настраивать – смотря каков человек, конкретный, вот именно этот. Психотерапевт не должен иметь заранее готового убеждения, каким пациенту лучше себя считать, а всего прежде должен понять, какое самоопределение в отношении нормы-ненормы предпочтительнее именно для этого человека.
      Не всем хочется быть и считаться психически здоровыми – большинству, но не всем. Есть и такие, кому хочется считать себя и считаться больными – так им удобнее, свободней себя чувствуют, меньше ответственности, да и материально бывает иногда кстати. Один человек, у которого я, консультируя, не нашел признаков шизофрении, а только психологические и житейские трудности, уже несколько лет клянет меня за это на чем свет стоит. Почему-то ему нужно было, чтобы я счел его шизофреником. Пишет мне злые письма, в которых я раз от раза нахожу новые доказательства своей врачебной некомпетентности, но вожделенной шизофрении у пишущего по-прежнему не нахожу.
      Важный нюанс: обычность и нормальность, так же как здоровье и нормальность, болезнь и ненормальность, исключительность и ненормальность – далеко не одно и то же. Необычными, исключительными хотят быть почти все. Понятно, почему: обычный человек и живет обычно: тускло и ограниченно, серо и скучно, с немногими радостями и многими печалями и страданиями. Обычный человек обычно поживет-поживет, да и умирает предельно обычно, без исключения. Всего этого обычного обычно жутко не хочется.
      Мы привыкли думать, что для человека толпы, среднестатистического, выносима жизнь только в убеждении, что он нормален, что полноценен, что в основном как люди. А это и так, и не так, и все более не так. Для выносимости жизни большинству критически необходимо лишь твердое сознание своего права на жизнь, в любом качестве.
      В сознании современного западного среднечеловека уже более или менее укрепилось право на нестандартность, на всяческие бзики и отклонения, на свою оригинальную норму и своих тараканов. В России, особенно за пределами Москвы, Петербурга и двух-трех других крупных городов, еще велико давление узких социальных стандартов, и сознание своей "ненормальности" или даже только подозрение таковой рождает у многих подавленность, чувство вины и униженности. У многих – но не у всех и все более не у всех. И на евразийских просторах помаленьку-потихоньку стандарты нормы слабеют и размываются, право на многообразие шажок за шажком отвоевывает жилплощадь, тараканы смелеют и умножают свои разновидности.
      Есть аналогия между работой психотерапевта и работой спасателя МЧС. Спасатель освобождает тела, сдавленные завалами рухнувших зданий. А психотерапевт призван освобождать души, сдавленные завалами нормативно-оценочных стандартов. Освобождать для жизни, в которой социальные стандарты знают свое место и употребляется по назначению – не обстругивают цветники души, не вытаптывают, а защищают.

Психиатрия: две революции плюс одна в уме

      ВЛ, первая ваша книга, с которой я не расстаюсь с конца шестидесятых годов прошлого века, называлась "Охота за мыслью. Заметки психиатра". А что вы можете сказать о психиатрии сегодня? Олег

      Олег, заметки психиатра (вставить надо было еще "юного, желторотого") "Охотой за мыслью" только начались и продолжились во многих других моих книгах, среди которых "Приручение страха", "Не только депрессия", "Гипноз без гипноза", "Куда жить", "Доктор Мозг", "Коротко о главном", "MEMENTO"...
      Лев Толстой в своем дневнике дал такое определение психлечебницы: место, где больные с обычными, общераспространенными формами сумасшествия держат больных более редкими формами. Припечатал фундаментально. Потрясает и то, что запись эту Лев Николаевич сделал после нескольких гостевых посещений московской университетской психиатрической клиники, с которой жил по соседству, забор в забор. Той самой клиники, которой в ту пору руководил гениальный Корсаков, и которая именно в это время явила миру непревзойденный до сих пор образец врачебного гуманизма.
      Что же сказал бы великий Лев, побывав в сегодняшних обыкновенных российских психушках, где возбужденных больных санитары и поныне по старинке привязывают, иногда и придушивают, и колотят. Где врачи и с самыми сознательными, тихими и интеллигентными пациентами, за редкими исключениями, не разговаривают, а только бегло "осматривают", "опрашивают", ставят диагнозы и задавливают таблетками и уколами.
      Как такое возможно в век, когда уже и с компьютерами люди научились разговаривать по-человечески?
      Понимание труднообъяснимых душевных страданий и необычных переживаний всего лишь как отклонения от нормы, всего лишь болезни, и ничего за этим, под этим и сверх того – не есть ли знак духовной болезни общества: невменяемой ограниченности, присвоившей себе звание нормы?
      Около двадцати лет я проработал врачом и исследователем в больничной и амбулаторной (внебольничной) психиатрии. Амбулаторной психиатрией, наряду с более широкой психотерапевтической и психологической практикой, занимаюсь и до сих пор. Психиатр с более чем полувековым стажем.
      Кто же мы такие, коллеги-психиатры, на сегодняшний мой взгляд, медицинский, научный и человеческий?
      В грустные минуты врачебного бессилия, особенно в первое и второе десятилетия практики, не раз посещали меня веселенькие умозаключения с обращениями к себе примерно в таком духе:
      – Ну что, шарлатан, может, хватит уже шарлатанить, а? Сколько можно?.. Да, не шарахайся, шарлатан ты и есть, узаконенный дипломированный шарлатан, ловящий рыбку в мутной воде своей псевдокомпетентности, признайся же в этом хотя бы только себе. Диагнозы твои – пальцев на двух руках для них будет много – "бред", "мания", "шизофрения", "невроз", "фобия", "депрессия", "олигофрения" – только разные способы обзывания непонятного, словесные бирочки, загораживающие тебя, словно мантия фокусника, от заинтригованной публики. Профессиональный обыватель, сиречь обзыватель, наделенный экспертными полномочиями относительно душ своих ближних, ты привык автоматом врать не только пациентам и их родным, но и себе, будто в чем-то, помимо своих словобряков, действительно разбираешься. А может, и сам "с диагнозом"?..
      Между тем, исподволь, потихоньку, росла и уверенность, что занимаюсь я именно тем делом, каким должен заниматься, и что дело это – пристегните ремни – великое.
      Две больших вселенных сосуществуют в человеческом космосе. Два мира, взаимопроникающих и взаимонепроницаемых, взаимовлияющих и взаимобеспомощных. Мир, принимаемый за психонорму, и мир, принимаемый за ненорму. Назовем их, краткости ради, Нор и Ненор. Граница между ними таинственно-неуловима, скорее ее просто нет, но преобладание в человеке того или другого бывает достаточно очевидно.
      Люди, называемые психиатрами, из мира Нор направляются в мир Ненор в качестве миссионеров, обязанность коих, по идее, – вытащить из Ненора в Нор как можно больше человеческих душ. Еще одна их обязанность – добиваться, чтобы как можно меньше душ попадали из Нора в Ненор. По-другому это называется психогигиеной и психопрофилактикой.
      Это по идее (со многих сторон сомнительной). А в действительности?
      А что творится в действительности, какие события происходят в мирах Нор и Ненор и меж ними, процентов на девяносто, если не больше, неведомо. Никто этого достоверно, с убедительными цифрами, достаточно массовыми для обобщающих итогов, не знает. Есть море неизвестных фактов и небольшие заливчики известных; есть необозримые болота предрассудков и мифов; есть орущие толпы мнений, в чем-то иногда верных, а в основном тупых, ложных или бредовых. Объемной, широкодиапазонной, гибко масштабируемой, пригодной для здравой ориентировки картиной психиатрической реальности не располагает никто.
      Я принимал и принимаю, исследовал и исследую, лечил и лечу тысячи страдальцев из обоих миров. Но этого мало, ничтожно мало в сравнении с их колоссальным количеством и многообразием. Не вел подсчетов, статистикой не занимаюсь, могу говорить лишь о личных наблюдениях и впечатлениях.
      1. Исторически, в сравнении с огромным массивом ужасов и злодейств предыдущих времен, профессия наша, начиная с рубежа 18 и 19 веков, стала более или менее человечной. Скажем осторожнее, приблизилась к человечности. Началось это очеловечивание с великого французского доктора-революционера Филиппа Пинеля, освободившего пациентов от пыток, цепей и темниц. Это была психиатрическая революция номер один.
      2. Начало моей работы совпало с казавшимися победоносными, обещавшими невероятный триумф первыми шагами второй психиатрической революции: психофармакологической – пришествия в психиатрию психотропных препаратов: нейролептиков, антидепрессантов, транквилизаторов.
      Ныне громкое словосочетание "психофармакологическая революция" благополучно забыто. Ненор прирученно, привычно-рутинно живет под властью таблеточного тоталитаризма, таблетаризма, если короче. Таблетаризм сделал психиатрию обмелевшей, придавленно-усерённой, хладнокровной и самодовольной. Яркая симптоматика прежних времен – ураганы маникальности, адские пропасти депрессий, пожары бредов, фантасмагории галлюцинаций, агрессивные взрывы – все быстро глушится на корню психотропами, и даже в самых острых отделениях психбольниц, называвшихся раньше буйными, все в основном спокойненько, тишь да гладь.
      3. На корню, я сказал. Но в том и загвоздка, что корни психиатрических проблем, причинные основы и внутренние механизмы психических расстройств и по сей день остаются таинственными. До корней таблетаризм пока что не добирается. Глушит симптомы – следствия неизвестных причин. Это не мало, если вспомнить прежние кошмары. Подавление симптомов во многих случаях критически необходимо и даже спасительно. Но этого не достаточно, категорически не достаточно. И нередко – опасно не достаточно.
      4. Говоря об опасности таблетаризма, разумею не только и не столько неизбежное возникновение лекарственных зависимостей и "побочки" от психотропов, превратившиеся уже в массовые страшилки – пресловутое превращение людей в овощи. Да, случается такая скучная жуть: смирная психинвалидность взамен бурной симптоматики – случается, но не так часто, как об этом орут, не столь массово. И такова пока что суровая реальность Ненора, что иногда тихая умеренная психоинвалидизация оказывается печально наименьшим из зол.
      Вот пациент напряженный, полон бреда, на контакт не идет, не поговоришь, не подступишься, не знаешь, чего от него ожидать, ясно только, что ничего хорошего. Вот агрессивный, чудовищно агрессивный, может убить, уже попытался убить или убил... Вот непрерывно пытающийся самоубиться... Что делать в случаях, когда нет иного способа спасти человека от самого себя или спастись от него, кроме как поместить в психбольницу и накачивать психохимией?
      Если каждый амбулаторный день приходится принимать человек по тридцать, а то и больше (для полной душевной выжимки достаточно и пяти, трех, двух, одного), а в больнице держать на своей ответственности отделение душ на пятьдесят-шестьдесят, тяжелых и разных, с обязанностью о каждом вести нудную писанину, не нужную никому, кроме прокурора; если ты не сверхгений целебного внушения масштаба Корсакова, Бехтерева или Роджерса и не святой бессеребреник, как уникальный доктор Гааз, – то да, только это: для поточной массы твоих пациентов в распоряжении у тебя только препаратная химия – уколы или таблетки. А проникновенные беседы, а терпеливое вживание в страдающие души и своеобычные психики, а созидательное сопереживание, а энергия вдохновенного влияния... Сказочки для другой жизни.
      По большей части, с помощью психохимии крыша, съехавшая набекрень, перемещается на другой бекрень, поудобнее. Случается и что несмотря на лечение, больной выздоравливает. Выкарабкивается из зависимостей и побочек в светлое сознание, в хорошую работоспособность, в полновесную жизнь – да, и такое бывает, наблюдал и способствовал. Человек существо уязвимое, но живучее.
      Не только и не столько зависимости и побочки, сколько другой ущерб от таблетаризма ужасен. Ущерб человечности. Отчуждение врачевания от врачуемого – обездушенность.
      5. Психофармакологическая революция поставила психиатрию в один ряд с другими медицинскими специальностями. С большим историческим запозданием это произошло – все не было и не было у психиатров никаких адекватных приличных лекарств для своих больных, кроме хилого и придурковатого дедушки брома да симпатичной, но слабенькой бабушки валерьянки. Никакой тебе медицинской техники, никакого оборудования, кроме старомодных смирительных рубашек и музейных смирительных кальсон. Чего только ни изобретали с отчаяния. Уже и после Пинеля и Корсакова (его называли русским Пинелем) зверствовали сульфозином (страшно болезненный укол, вызывающий высоченную температуру), электрошоками, инсулиношоками, лоботомиями... Наследственный комплекс врачебной неполноценности я, желторотик, уловил у своих бывалых учителей с первых же дней работы в знаменитой московской психушке имени Кащенко, тут же его и позаимствовал.
      И вдруг – ого-го! Вот это подарок – один укол или пара-другая таблеток, и буйный тигр превращается в кроткого барашка. Поглядите-ка: мрачный депрессивник-суицидент, только и норовящий шагнуть из окна, повеситься на чем попадя или разбить голову об стену, после недели-другой применения мощного антидепрессанта светлеет, начинает улыбаться, все не так уж плохо, и жить хочется, и любить, и планы появляются, и мечты воскресают... Ну наконец-то – теперь мы не хуже каких-нибудь терапевтов, отоларингологов, гинекологов. Лекарства можем подбирать, рецепты выписывать, регулировать дозы – все как у людей, живем, братцы.
      Но.
      Мало кто в первые годы препаратного бума обратил внимание на это тихое но – вкрадчивую зловещую тень долгожданного и неоспоримого, как казалось, прорывного успеха несчастной Золушки медицины – психиатрии. Мало кто – но все же заметили, что с началом применения таблеточных чудообещалок врачи, в массе своей, стали разговаривать с пациентами все меньше и меньше, все формальней и суше, все неохотней. Зачем разговоры разводить, время терять? Увидел симптомчик, засёк синдромчик, поставил диагнозик (неважно, что и наврать легко можешь с три короба – кто проверит?) – рецептик выписал, и привет, следующий.
      Препаратная химия незримой стеной встала между Ненор и Нор, между пациентом и врачом, – непроницаемой стеной отчуждения, за которой не видно ни того, ни другого. Таблетаризм, развиваемый, распространяемый и лоббируемый хищными рыночными интересами фармакорпораций, – по активности и мировому размаху сегодня, пожалуй, сравним с безумным мегаэгоистическим нефтянизмом, держащим под уздцы всю нашу планету.
      Что же будет дальше? Грядет ли в психиатрии третья революция, не антитаблетная – не стоит выплескивать грязную воду вместе с ребенком, – но антитаблетаристская? Революция, пассионарии которой вспомнят и заново изучат опыт великих провозвестников-практиков – Филиппа Пинеля, Сергея Корсакова, Карла Роджерса, Карла Ясперса, Рональда Лэнга, умевших и собственным примером учивших общаться с пациентами и вживаться в них; вспомнят и бессмертную, на все времена, формулу гениального шлифовщика линз Баруха Спинозы: ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА НЕТ НИЧЕГО ПОЛЕЗНЕЕ ЧЕЛОВЕКА.
      Верю, что грядет. Для этого нужно:
      ~ чтобы антропология и биология человека вместе с биохимией, общая медицина и наука о мозге – нейронаука, психология индивидуальная, социальная и историческая, теоретическая и практическая, вместе с психиатрией слились в единое человекознание;
      ~ чтобы психиатров и психотерапевтов стало во многие разы больше – не один на несколько тысяч населения, как сейчас, а один на пару-тройку десятков;
      ~ чтобы будущие психиатры, студенты и практиканты, долго, терпеливо и кропотливо, как консерваторские музыканты, учились общаться с людьми вообще и с пациентами в частности; чтобы учились воспринимать, вчувствоваться и вживаться, освещать и согревать души страдальцев, вызволять их из тьмы одиночеств и вдохновлять на жизнь.
      Историческая задача психиатрии – упразднить свою необходимость, остаться в архиве ужастиков прошлого. Вместо Нора и Ненора воцариться должен единый, радостный, творческий Понимающий Мир.
      Настоящей психиатрии, живой и точной, искусной и честной, научной и человечной еще нет пока в человечестве – но то и дело она все-таки пробивается, как луч надежды, как солнышко из тяжелых туч, в лице какого-нибудь умного, умелого и душевного доктора. Настоящая психиатрия – это понимающее внимание и исцеляющее общение. Это подвиг. Это любовь.

ОБРАЩЕНИЕ К ЛУЧШИМ ЛЮДЯМ ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ

дорогие мои сумасшедшие
под чужие крыши забредшие
приходите ко мне домой
эй ростки стебельки неокрепшие
эй богини приют не обретшие
эй бездельник с душой хромой
собирайтесь ко мне домой
я зову вас не на лечение
не готовлю вам развлечение
не базарить не песни выть
а уметь сумасшедшим быть
Настоящий Чудной Сумасшедший
как подсолнух зимой расцветший
дарит солнцу свои лучи
и не надо его лечить
если кто-то с собой не справляется
пусть отрада в него вселяется
да поможет ему благодать
с темной силищей совладать

Настоящий Живой Сумасшедший
в подземелье звезду нашедший
как вода побеждает сталь
как травинка пробьет асфальт
он и с Богом затеет шуточки
он займет у Него три минуточки
он прорвется к Нему в кабинет
а Его там и вовсе нет
Богу сиднем сидеть не нравится

и тогда он домой отправится
и заботиться станет о том
чтобы кактус раскрыл бутон
чтобы котик на солнце жмурился
чтобы хмурый чудак расхмурился
чтобы смерти чихнув в оскал
одуванчик пробил асфальт

***

Как заново научиться читать
и читать с удовольствием.
Из текущей практики

      ВЛ, посоветуйте, пожалуйста, что мне делать с давним неврозом, который уже больше двадцати лет не дает мне нормально читать и спокойно жить.
      В детстве и юности читать было легко; читал много, охотно, литературу самую разную, и художественную и учебную, хорошо усваивал и запоминал, получал удовольствие от чтения.
      Но в юности вдруг задумался: "А как читают другие люди? Почему они проговаривают потихоньку при чтении, почему у них задействованы органы речи?" Невольно сам стал проговаривать при чтении, начал с этим бороться, и постепенно это превратилось в проблему: читать стало трудно. Применил Ваш метод "Торобоан". Проговаривание почти исчезло, но возникла другая проблема: когда начинаю читать, образуется какая-то каша в голове, начинает лезть все самое неприятное, что только можно! Трудно сосредоточиться на том, что читаю, прочитанное плохо усваивается, постоянно начинаю читать заново. Какой-то Сизифов труд!
      Мне сейчас как никогда требуется изучить несколько важных для меня книг и заново пройти курс английского. Трудно применить здесь "Торобоан", ведь как убедить себя, что читаемая книга не важна? Александр

      Александр, в Вашем случае, как и во многих других, ВЫХОД ТАМ ЖЕ, ГДЕ ВХОД.
      Вы написали, что долго боролись с проговариванием текста при чтении. А зачем?.. Проговаривали Вы читаемое всегда, этого не замечая. Потом заметили, сначала у других, затем у себя. Проговаривание – процесс совершенно естественный. Все мы в детстве начинаем читать именно так: письменный текст сначала озвучивается – переводится в свое природно-первичное состояние, а затем усваивается памятью, совместно зрительной, слуховой и смысловой. И взрослому, чтобы быстрее и лучше понять и запомнить написанный текст, лучше сначала прочесть его вслух, иногда и не единожды.
      Не прекращается проговаривание и тогда, когда мы начинаем читать "про себя". Читаем без видимых признаков проговаривания или с минимальными (у некоторых и не такими уж минимальными), но всегда и у всех проговаривание происходит ВНУТРЕННЕ –СВЕРНУТО, это показывают биоэлектрические импульсы речевых мышц.
      Никто не понимает и не применяет пословицу "повторение – мать учения" усердней и действенней, чем орган нашего обучения – мозг, делающий это и без нашего ведома и желания. Чтобы текст или любая другая входящая информация была усвоена, мозговой Эхо-механизм (я открыл его давно и основал на нем метод Эхо-магнит) внутренне повторяет – воспроизводит вошедшие импульсы в нейронных сетях много раз. Каждый внутренний повтор кодирует и фиксирует полученную информацию в нейронных сетях. В процессе этом участвует и тело. У человека, читающего "про себя" или вспоминающего текст, всегда скрыто или не вполне скрыто активируются речевые мышцы – происходит вот это свернутое проговаривание, иногда и не очень свернутое. Никто не читает только глазами, у всех подключается внутренняя речь.
      Борясь с проговариванием, Вы поставили блок мозговому эхо-воспроизведению текста. Возникло состояние внутреннего конфликта: мозг пытается повторять в себе читаемое, а блок не дает. Эхо-импульсы пробивают дороги по другим нейронным сетям и встречают там нейросистемы, занятые другой информацией. Вот и получается сильное внутреннее напряжение, "каша в голове" и "самое неприятное".
      Вывод: вернитесь к тому, с чего началось, обратным порядком. Читайте ВСЛУХ, не стесняйтесь. Можно тихим шепотом, но четко, неторопливо и выразительно. Читайте тексты ТОЛЬКО так в течение приблизительно месяца. Потом можно начать свертывать проговаривание – читать все более "про себя", это и само будет получаться, непроизвольно. Постепенно Вы вернетесь к естественной для Вас норме свернутости проговаривания. Не подгоняйте себя. Читайте со свободными мышцами, лучше полулежа. Читайте и получайте удовольствие, как в детстве и юности))

Новости Гостиного Твора

Умная красота. Картины Кати Кривошей
Галерея дивной художницы Кати Кривошей дополнена новыми работами.

Чудо Михаила Максимова
      Более года подряд каждую неделю в эфире "Радио России" звучало его имя: "За режиссерским пультом Михаил Максимов". И не только за режиссерским пультом. Слушатели нашей "Музыкальной Аптеки", которую Миша звукорежиссировал, имели возможность насладиться и его собственными произведениями - инструменталом, вокалом. Звучали его пьесы и песни на слова поэтов серебряного века. Михаил Максимов - прекрасный музыкант, незаурядный артист, превосходный звукорежиссер и компьютерщик, хороший человек... Его страница в нашем Гостином Творе дополнена новыми сведениями.

ЛЕВИ-МАКС-радио
о ПСИХИКЕ, о ПЕСНЕ, о МУЗЫКЕ, о ЖИЗНИ
авторская программа "Встречи с Максимом Леви"
с частичной причастностью Владимира Леви
на великом и могучем Бард-радио.
      Ну да, Леви Максим Владимирович, кандидат психологических наук, музыкант, автор и исполнитель, ведущий.
      Передачи, как и наша "Музыкальная аптека" (которая в них продолжается), не ограничиваются ни музыкой, ни психологией, ни социологией, ни авторской песней, о коей много рассказывается и слушается, – не ограничиваются ничем, кроме жизни, вмещающей все. Круглосуточно! Следите за анонсами передач на этой странице.

Рекомендация КниГида

Непослушное дитя биосферы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей.
Автор: В.Р.Дольник.

      Уникальная книга о глубинных основах нашего поведения, нашего развития, наших отношений друг с другом, настроений и многих болезней. Написал ее Виктор Рафаэльевич Дольник, доктор биологических наук, этолог, исследователь поведения животных и внимательный наблюдатель поведения человеческого.
      Из аннотации:
Почему многие наши пристрастия странны для окружающих и необъяснимы для нас самих? Почему несколько лет детства значат для нас не меньше, чем вся остальная жизнь? Почему подростки любят собираться в стойкие шумные компании и становятся порой неуправляемыми? Почему любовь ослепляет? Какая форма брачных отношений "естественна" для человека? Откуда берутся агрессивность, страх, соподчинение? Какова естественная природа власти? На все эти вопросы можно найти ответы в доисторическом прошлом человека, в его биологическом начале.
      Чудесно оформлено. Незаменимо для понимания себя и других.

Испанское "Искусство быть собой"

      Переведена на испанский язык эта моя книга довольно давно и разошлась по испаноязычному миру, а выложена у нас на сайт только что.
      Сердечное спасибо за это Кате Кривошей.
      Не могу не похвастаться. Среди отзывов испаноязычных читателей на испанское ИБС у меня хранится письмо аргентинского бизнесмена, который сообщил мне, что у него теперь две настольные книги: Библия и "El Arte De Ser Uno Mismo".
      А я готовлю новое русскоязычное издание этой книги – ИБС-21, основательно переработанное и дополненное.

Слово благодарности

      всем, кто нам помог, помогает и поможет. Настоящая помощь всегда взаимна.

До встреч, друзья!
Всего светлого!