N 199

от 01.06.16

      Здравствуйте, друзья. Кто-то из вас, наверное, еще не успел прочитать предыдущий выпуск, а я уже тут, как и обещал.
      Попрощаемся с весной, позанимаемся мат-тематикой. Не запнулся мой ноутбук, и не опечатка.

Матерная сюита

Вы ведь тоже материтесь на вещи, о которые ударились?
Так называемый эзотерический юмор

      Владимир Львович, почему мне хочется начать ругаться матом? Я имею в виду – использовать брань в повседневной жизни... я никогда себе этого не позволяла, считала, что культура не должна этого допускать... мне кажется, я как будто что-то упустила...
      Если не трудно, подскажите, что происходит... И как с этим быть.
      PS Спасибо за ваши книги, я стараюсь избавляться от Оценочной Зависимости.Галина

      Краткий мысленный комментарий. Доизбавлялась.
      Еще один мысленный комментарий. Доникогданепозволяла себе этого.
      Медико-психологический комментарий к двум предыдущим. Я тоже мат недолюбливаю и недоуважаю, хотя и употребляю иногда, что греха таить. Когда матерятся женщины, даже по адекватным поводам, при всем сочувствии и понимании испытываю мозговую тошноту. Но от никогданепозволения себе этого в нашей зашкаленно матерной жизни у человека, не посвященного в таинства надмирных психотехнологий, может и давление начать подниматься, и не-буду-пугать-что-еще. Пар из кипящего котла должен выходить как-то, и по возможности безопасно. Да и культуру смотря как понимать. Смотря чья культура.
      Добросовестно избавляясь от оценочной зависимости, на первом же полушаге к вожделенному раю Внутренней Свободы моей милой читательнице закономерно пришлось немножко ослабить пресс запретов, плотно придерживавших крышку ее подсознания, содержимое попёрло наружу, и культурно-оценочная зависимость всполошилась: ай-яй-яй-яй, что же это происходит, как я могла это допустить... Внутренний конфликт.
      Напоминание и риторический вопрос. "Сопромат" – аббревиатура научной дисциплины "сопротивление материалов", изучаемой в технических учебных заведениях. Аналогичные аббревиатуры: "диамат", "истмат" = "диалектический материализм", "исторический материализм", если кто помнит. "Физмат", "мехмат"... Не многовато ли матов на душу населения в многострадальном отечестве?

      Длинный ответ, или
      Сказ о том, как русский мат превратился в компромат.

"В начале было Слово"...
И судя по тому, что начало происходить дальше,
это слово было матерным.
Еще эзотерический юмор

      Галина, культурной катастрофы с вами не случилось, но суть происходящего, действительно, хорошо бы понять, и не только в отношении Вас. Чтобы понять, почему Вам захотелось начать ругаться матом, придется уразуметь, а что же это за штука такая – мат? Откуда, почему и зачем? Куда идем мы с матом дальше?
      За исчерпывающий трактат не берусь, несколько набросков, не более.
      Культура этого допускать не должна, но если очень хочется, допускает. Без детализации упомяну о таких весомых культурных явлениях отечественной истории, как поэт Иван Барков, секретарь и друг Ломоносова. Не один он был такой озорник и охальник, целое поветрие возникло, до сих пор не стихает. Наше культурное всё – Александр Сергеевич Пушкин относился к Баркову вполне одобрительно, даже улучшенно его пародировал, и в собственной жизни и переписке, а иной раз и в творчестве, матом пользоваться не гнушался. Не часто. Изредка. Строго по делу. Когда находил уместным, или, как сказано в статье не помню какой недавно принятого госдумой матерного закона, "в соответствии с требованиями художественного замысла". Например: "В чужой ..... соломинку ты видишь, А у себя не видишь и бревна". Или: ........... (Нужное поискать в гугле и подчеркнуть, недостающее вставить, запрещенное вычеркнуть, но если очень хочется, в соответствии с требованиями художественного замысла можно и не вычеркивать, имея в виду, что за нарушение закона грозит штраф, а за оскорбление чувств срок.)
      "Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку" – можете возразить. Соглашусь, но в жизни как раз быки (= примитивы) пользуются матом как воздухом, а юпитеры морщатся и тоже употребляют, некоторые дадут сто очков вперед любому порнокопытному.
      Побудительные мотивы, по которым разные люди пользуются ненормативной лексикой, неоднородны.
      Мат конвенциональный, принятый и привычный. Не открою секрета: в стране нашей есть целые слои населения, многочисленные и быстро растущие, для которых матерщина –язык обычный, общепринятый способ общения. Мат в этой сплошь окружающей нас среде матом не считается: как сказал генерал Лебедь, мы матом не ругаемся, мы им разговариваем. Сквернословие – всего-навсего средство доходчиво изъясняться с себе подобными. В кругу своих ненормально, странно, неприлично и подозрительно не материться.
      Пройдитесь по улицам, по бульварам, и довольно быстро круги эти увидите и услышите. Не изучал, как дело обстоит в других районах Москвы, но в моем летними вечерами густопсовый ненорматив клубится почти над каждой скамейкой, матерятся особи обоих полов и почти всех возрастов, от малолеток до старцев. Мирные беседы о том-о сем, шутки, смех, и через каждое слово...
      В сферах публичных закон это теперь запрещает, объявил мат компроматом. С единственной умопостигаемой целью: поднять волну сопромата, увеличить употребление, придать ему свежесть и остроту, оживив слишком уже привычную речевую свободу манящими ароматами запретных плодов и терпким очарованием криминала.
      Достоевский: мат следовало бы выдумать. Полтора века назад Федор Михайлович записал в своем "Дневнике писателя":
      "...это язык, целый язык, я в этом убедился недавно, язык самый удобный и оригинальный, самый приспособленный к пьяному или даже лишь к хмельному состоянию, так что он совершенно не мог не явиться, и если б его совсем не было - il faudrait l'inventer. (Его следовало бы выдумать). Я вовсе не шутя говорю. Рассудите. Известно, что в хмелю первым делом связан и туго ворочается язык во рту, наплыв же мыслей и ощущений у хмельного, или у всякого не как стелька пьяного человека, почти удесятеряется. А потому естественно требуется, чтобы был отыскан такой язык, который мог бы удовлетворять этим обоим, противоположным друг другу состояниям. Язык этот уже спокон веку отыскан и принят во всей Руси. (Подчеркнуто мной, ВЛ). Это просто-запросто название одного нелексиконного существительного, так что весь этот язык состоит из одного только слова, чрезвычайно удобно произносимого.
      Однажды в воскресение, уже к ночи, мне пришлось пройти шагов с пятнадцать рядом с толпой шестерых пьяных мастеровых, и я вдруг убедился, что можно выразить все мысли, ощущения и даже целые глубокие рассуждения одним лишь названием этого существительного, до крайности к тому же немногосложного.
      Вот один парень резко и энергически произносит это существительное, чтобы выразить об чем-то, об чем раньше у них общая речь зашла, свое самое презрительное отрицание. Другой в ответ ему повторяет это же самое существительное, но совсем уже в другом тоне и смысле - именно в смысле полного сомнения в правдивости отрицания первого парня. Третий вдруг приходит в негодование против первого парня, резко и азартно ввязывается в разговор и кричит ему то же самое существительное, но в смысле уже брани и ругательства. Тут ввязывается опять второй парень в негодовании на третьего, на обидчика, и останавливает его в таком смысле, что, дескать, что ж ты так, парень, влетел? мы рассуждали спокойно, а ты откуда взялся - лезешь Фильку ругать! И вот всю эту мысль он проговорил тем же самым одним заповедным словом, тем же крайне односложным названием одного предмета, разве только что поднял руку и взял третьего парня за плечо.
      Но вот вдруг четвертый паренек, самый молодой из всей партии, доселе молчавший, должно быть вдруг отыскав разрешение первоначального затруднения, из-за которого вышел спор, в восторге приподымая руку, кричит... Эврика, вы думаете? Нашел, нашел? Нет, совсем не эврика и не нашел; он повторяет лишь то же самое нелексиконное существительное, одно только слово, всего одно слово, но только с восторгом, с визгом упоения, и, кажется, слишком уж сильным, потому что шестому, угрюмому и самому старшему парню, это не "показалось", и он мигом осаживает молокососный восторг паренька, обращаясь к нему и повторяя угрюмым и назидательным басом... да всё то же самое запрещенное при дамах существительное, что, впрочем, ясно и точно обозначало: "Чего орешь, глотку дерешь!" Итак, не проговоря ни единого другого слова, они повторили это одно только излюбленное ими словечко шесть раз кряду, один за другим, и поняли друг друга вполне.
      Это факт, которому я был свидетелем. "Помилуйте! - закричал я им вдруг, ни с того ни с сего (я был в самой середине толпы). – Всего только десять шагов прошли, а шесть раз (имя рек) повторили! Ведь это срамеж! Ну, не стыдно ли вам?"
      Все вдруг на меня уставились, как смотрят на нечто совсем неожиданное, и на миг замолчали; я думал, выругают, но не выругали, а только молоденький паренек, пройдя уже шагов десять, вдруг повернулся ко мне и на ходу закричал:
      – А ты что же сам-то седьмой раз его поминаешь, коли на нас шесть разов насчитал?
      Раздался взрыв хохота, и партия прошла, уже не беспокоясь более обо мне".
      Живая сценка, подробно, сочно, с юмором и самоюмором, по достоевски кинематографически выписанная: событие произошло словно только что, на наших глазах и ушах. И нельзя сказать, что писатель возмущается, огорчается или стыдится по поводу излюбленного нелексиконного словечка, хотя и называет его срамежем, – нет, изумляется и веселится, эпизод явно поднял ему настроение.
      Обратили внимание? – Вся матерная сюита, прослушанная Федором Михайловичем, была исполнена посредством всего лишь одного заповедного, запрещенного при дамах существительного, чрезвычайно удобно произносимого и до крайности к тому же немногосложного. Многосодержательный минимализм выразительных средств. И при этом ансамбль из шести исполнителей показался писателю целой толпой, и даже, пророчески, целой партией.
      На самом деле срамеж этот, как Федор Михайлович верно заметил, спокон веку отысканный и принятый во всей Руси, сказочно богат и неисчерпаем, и это тем более удивительно, что исходные его составляющие первозданно просты, для подсчета их пальцев одной руки много.
      Матчасти как таковые. Все грандиозное тело великого и могучего, правдивого и свободного русского мата покоится на четырех китах – всем известных словах, напрямик обозначающих то, что они обозначают. А именно: 1) то, чем человек зачинается и зачинает, и через что выводится наружу продукция его почек; 2) то, куда входит кит 1) и откуда выходит на свет человек; 3) то, что киты 1) и 2) делают вместе, чтобы а) произошло зачатие человека, б) послужить выражению любви, в) послужить удовольствию; 4) женщина легкого поведения, принятая в компанию частей тела, видимо, по причине своей повышенной популярности.
      Со времен берестяных грамот эта основная матчасть словами не обогащалась, зато количество производных (с помощью суффиксов, приставок, окончаний и прочих флексий) и употребительных контекстов выросло неимоверно. В наше время чаще других звучит кит № 4, употребляемый в основном в качестве междометия с разными интонациями, знака препинания и частицы, связующей одну часть выражаемой идеи с другой. Но и тот заповедный, удобно произносимый и уже не запрещенный при дамах № 1 тоже еще вполне в силе, а в жанре народной граффити сохраняет абсолютное первенство.
      Есть в русском сквернословии, кроме этих опорных китов, еще несколько подпорочных: слова, обозначающие части все того же телесного низа и его естественных отправлений – на буквы ж, г, с... Считаются неприличными, грубыми, вульгарными до границ непристойности, пошлыми, грязненькими, могут быть и шутливыми, и оскорбительными, но все-таки не матерные, не похабные – если очень хочется, то почему нет, и даже если не очень хочется, но получается. Слова эти в бытовой речи звучат нередко, их можно считать полуцензурными, нормативно пограничными; все главное, что относится к психологии мата, относится и к ним, но разбавлено обыденностью. Судя по тому, как, невзирая на все законотворческие потуги, в массовом обиходе неудержимо расширяются пределы дозволенного и снижаются культурные планки, слово "жопа" скоро станет признаком изысканного литературного вкуса.
      Связь мата с пьянством, поставленная Достоевским во главу угла, и в наши дни остается заметной, однако уже далеко не в той мере, что в его время. В кругах привычного мата что по пьянке матюгаются, что по трезвянке. Один из случаев убедиться в этом нам с женой довелось наблюдать как-то в воскресный день вблизи московского парка-музея "Коломенское".
      Шли в многолюдии по неширокой дорожке от метро к парку. Перед нами двигалась в два ряда в том же направлении веселая компания, и в переднем ее ряду подвыпивший чувак, объясняя что-то своей даме, громко и безостановочно самовыражался в духе достоевской сюиты, но значительно креативнее, с использованием всего соответствующего эпохе хайтека инструментария. Нематерных слов в его сольной партии практически не было, крепость звучания приближалась к стоградусной, почти что ректификат. А из ряда, ближнего к нам, трезвый парень той же компании громко и безуспешно увещевал солиста: "Вить, не позорь Россию на ..., Вить, слышь? Не позорь Россию на ..., тебе говорю!"
      Наблюдение Федора Михайловича показывает родство двух огромных явлений русской и общечеловеческой жизни. Мат – партия народной свободы – свободы символической, только словесной, но психологически более важной, чем какая-либо иная; пьянство – партия народной и личной свободы, уже не только символической, но и поведенческой и неврологической. Затейливые чадушки одной и той же потребности непрочь встретиться и задушевно потолковать, но вполне могут жить и поврозь.
      Мое скромное лингвистическое приключение. Была у меня в прошлом веке изба в Костромской глубинке, в доживавшей век деревушке. В краях тех, на некогда обильных урожаями просторах размером с Францию, если не больше, редкими проглядышами ютились такие же опустевающие или уже совсем покинутые селения, отделенные друг от друга остатками бывших дорог, непролазями, продираться через которые могли только тракторы, и только в долгую сушь грузовики с пьяными водителями (трезвыми за руль здесь не садились). Кругом заброшенные поля и глухие леса, где попадались еще волки, медведи и кабаны.
      Однажды, заплутавшись на охоте, вышел в сумерках к незнакомой деревне. Обитаемых изб в ней было около десятка, для здешних мест много. Попросился переночевать в первую попавшуюся. Пустили. Была с собой водка, это помогло.
      Семейство состояло из жилистого рыжего мужика Николая, лет сорока, по виду давненько не просыхавшего, его жены Валентины той же кондиции, скрюченного сухонького старичка на печи, беспрерывно кряхтевшего, безмолвной парализованной старухи на топчане и четырех детей: двух дочек-подростков, погодков, тоже рыженьких, шустрого востроглазого пацаненка лет десяти и сопливого малолетка с признаками легкой олигофрении.
      Пригласили за стол с самогоном и почти никакой закуской: лепешки из странного материала, что-то вроде толокна с примесью навоза. Я вывалил из рюкзака непочатую поллитровку и пару кусков черного хлеба. Под стопочки пошел разговор. Не стану описывать его детали, их и невозможно описать в силу полнейшей нецензурности речи всех участников, кроме меня, жалкими потугами пытавшегося соответствовать общей стилистике. Нематерных слов в лексиконе моих радушных гостеприимцев практически не оказалось, а при том речь была содержательна и богата смыслами. Говорили о здоровье (пришлось признаться, что я врач из далекой Москвы), об огороде, о дровах, о грибах-ягодах, об охоте, о погоде, о водке, о чертях и леших, которые тут, как объяснили мне, водились в немалом количестве, о бродячих покойниках и других достопримечательностях. Вспоминали разные истории. В углу над столом висела икона Богоматери, как приметил, довольно старинная.
      Осмелев под хмельком, спросил у супругов, почему они так неустанно ругаются матом, да еще и при детях, которые тоже не отстают. Вопрос удивил. В переводе с матерного ответ был как у генерала Лебедя: мы не ругаемся, мы просто говорим. Мы всегда так говорим. У нас все так говорят. Это наш язык. У тех, которые там живут (неопределенный жест в сторону леса), языки другие, мы их понимаем, они нас не очень, но в общем тоже. Тебе в нашем разговоре что-то не нравится? Мат – это что такое?
      Тут смекнул я, что эти милые, искренние, добродушные люди всего лишь говорят на своем местном диалекте, построенном исключительно на ненормативной для нас лексике, а понятия "мат" у них нет. Спросил: как называется ваша деревня? Как строилась и заселялась, когда и кем? Перевод с матерного: Матросово наша деревня, она же По(.)бенька. Сперва был тут хутор, "Матросов ху(.)тор" называли его, а еще "Рыжопки", по цвету телесной растительности первооснователя. Матрос один рыжий во времена оны за какой-то проступок был отправлен на каторгу, сбежал и здесь поселился, избу построил, жену, тоже рыжую, взял из ближайшего селения. Пошли у них дети, выросли, пообженились, пообстроились, потом внуки... Так и получилась деревенька Матросово, для внутреннего употребления По(.)бенька, она же Рыжопки, и до сих пор обитатели ее в основном рыжими или рыжеватыми получаются.
      Все выстроилось в историко-генетико-лингвистическую взаимосвязь. Я узнал потом, что географические названия, производные от матерных слов, в России не редкость: Х..ково, П..денково, На.буха, Нена.буха, Б.ядея и прочая.
      Ранним утром Николай с Валентиной опохмелились, поднесли маленькую старичку, предложили и мне, я отказался (опохмелился всего раз в жизни, экспериментально, чтобы проверить in vivo заверенную всеми врачебными и психофизиологическими инстанциями прописку в алкоголизме: "с утра выпил – весь день свободен"). Заторопился домой. Как попасть к моей деревеньке Власово или выйти на дорогу, дающую на это надежду, хозяева, как я понял после их долгих заботливых объяснений, не знали, да и о соседних с ней населенных пунктах не слыхивали; посоветовали поспрошать по другим домам. Послушал совета, обошел избы. Обитатели оных, все, к кому обращался, в большинстве с утречка поддатые, говорили ровно на том же матопроизводном наречии, и каждый словоохотливо, с горячим участием объяснял, как идти неведомо куда. Отправился наудачу, к закату добрался.
      Мат как история голого человечества.
      Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй.
      А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. (Матфей, 5\27,28)
      Не раз я задумывался потом, что же такое мат, откуда он родом, этот язык в языке, почему стал для одних языком-хамом, кощунником, хулиганом, преступником, для других забавником и затейником, клоуном и шутом, для третьих унитазом и сточной канавой, для четвертых оружием, для пятых дипломатом и переводчиком в общении с народом, для шестых другом, доктором, психотерапевтом...
      Искал ответы в жизни, природе, науке, литературе, в пациентах, друзьях (некоторые – незаурядные мастера этого жанра), в детях, в себе... И постепенно выстроилась понимательная история.
      В начале было не слово. В начале было дело.
      Нет, даже не так. В начале было тело. Конкретней: в начале были части тела. Еще конкретней: части нижнеэтажные. Занимавшиеся, как и ныне, природным своим делом – выделением отходов организма и размножением. Нормальные, необходимые части. Никто их не стеснялся, не боялся и особого внимания не уделял – только по надобности, по делу. Простое и безыскусное первобытное отношение.
      А потом части эти подверглись цензуре. Сочтены были неприличными, недопустимыми для лицезрения, срамными, не должными существовать, но непозволительно существующими.
      Появилась одежда с назначением скрывать эти части от нескромных разглядываний. Даже в самом жарком климате, где никакая одежда не нужна, эти организменные принадлежности стали припрятывать под набедренными повязками или чем-то вроде.
      Почему и зачем?
      По причине ревности. Упреждающей, профилактической. Во избежание соблазнов и неивыигрышных сравнений. Чтобы исключить доступ к слишком значимой информации.
      Упреждающая или рефлексивная ревность, ревность предвосхищения и воображения – на этаж выше ревности животных, относящейся только к реально происходящим в данный момент действиям. Появилась у наших предков одновременно с появлением зачатков рефлексии: способности представлять, что происходит или может происходить в голове у другого существа (и в собственной тоже) – какие намерения, соображения, какое отношение к тому и сему, включая себя, какой образ мира и ситуации, какое настроение, какие желания, вожделения...
      Мат, а точнее, табу на мат, запрет, собственно и сделавший мат матом, – тоже производное рефлексивной ревности.
      Изначально мат матом не был, а был простым и спокойным словесным обозначением того, что им обозначается и сейчас. Древняя фраза из трех слов, одно из которых "мать" – фраза-родоначальница мата как такового, из нее и произвелось слово "мат" – первоначально употреблялась не как ругательство, а как средство утверждения статуса старшинства по отношению к адресату: .. твою мать было требованием уважения. Могло означать: "здравствуй, малыш, рад тебя видеть, вполне вероятно, что я твой папа", Или: "я мог бы быть твоим папашей, сопляк, а ты такое себе позволяешь". Со временем, как это бывает со всеми долгоживущими речевыми оборотами, первоначальное значение утратило почву и пустилось в многовековое свободное плавание с заходами в самые неожиданные уголки смысловой вселенной. Еще бы, такие универсалии озвучиваются прямым текстом.
      Рефлексивное сознание сексуальных собственников, коими врожденно являются все особи вида гомо сапиенс, кроме подвида сексуальных коммунистов, еще на заре очеловечивания просекло: где слово, там представление, а где представление, там и действие или подготовка к нему. Внимательно произнесите слово "лимон" – лимон вам представится. Представится достаточно ярко лимон – выделится слюна на лимон... Уже заметили? Хоть самую чуточку выделится обязательно, исследования показали, еще от Павлова. Скажите "банан" – представится банан, выделится слюна на банан, особенно если любите бананы и проголодались. Скажите "слюна" – выделится слюна, просто слюна. Скажите ... – представится ай-яй-яй.
      Вот такие загогулины, понимаешь, сказал бы Б.Н. Ельцин. Все взаимосвязано внутри нас, все взаимодействует и прелюбодействует, каждое слово беременно представлением, каждое представление – неким делом, его ожиданием или желанием, или наоборот. А коли так, представления кое о чем телесном, во избежание недопустимых прелюбодействий в сердце и не только, надлежит всячески исключать. Как? Ношением одежд. А слова об этом телесном, во избежание соответственных представлений и их последствий, подвергать строгой цензуре и слова ай-яй-яйные к употреблению не допущать, по крайней мере, в их голом виде, а запрещать или заменять – переодевать в другие слова.
      Ревнивые запретители не учли закон физики, распространяющийся и на биологию, психологию и социологию, на все уровни сознания, подсознания и мироздания: действие равно противодействию. В психологии и социологии посложнее, чем в физике: противодействие часто бывает сильнее действия, круче, глубже, замысловатее. Может быть отложено по времени далеко, но рано или поздно произойдет, мстительный маятник в противоположную сторону или куда-то вбок обязательно откачнется, сдача придет, и мало не покажется. Держали долго крестьян в крепостничестве, рабочих в черном теле, людей мыслящих в унижении, без свободы слова и творчества? – ну вот вам революция. Преследовали гомосексуалистов, унижали, гнобили, сажали, казнили? Получайте теперь гей-парады, однополые браки и воспитание детей однополыми парами. Чеченцев депортировали? Две чеченских войны вам в ответ, и это еще не далеко не все. Усиленно воспитывали ребенка, делали его правильным и успешным? Пожалуйста: вырос и спился. Женщину давили патриархатом? – теперь она давит вас с наслаждением, кроя матом.
      Так и одежда из средства сексуальной защиты превратилась в средство сексуального привлечения. Так появилось племя нудистов. Так возник и языковый нудизм, он же мат. Так началось ханжество и языковая шизофрения.
      Мотивационные перевертыши дробят наши души на дерущиеся куски. Любой запрет чего-то страстно желаемого, если не осмыслен критически, не принят сознательно как личная необходимость и не доведен собственной волей до непринужденной естественности, – приводит к утрате искренности и внутренней цельности, порождает душевное расщепление. Шизофрения клиническая – карикатура на шизофрению социально-психологическую, в которой живут, не сознавая ее, огромные массы населения, и мы с вами живем. Ничего, живем как-то, прорвемся.
      Мат как личная история. Вы не можете этому воспрепятствовать, и никто не может, как и в Вашем детстве.
      В какой-то момент каждый ребенок впервые, а потом все чаще, слышит и читает эти слова – на улице, в детском саду, в школе, во дворе, на стенах, в интернете, у себя дома... И быстро узнает от кого-нибудь – дома или в садике, или в школе, или на улице от какой-нибудь юпитериански настроенной тети, что слова эти – плохие. Что говорить их нельзя. Некрасиво, неприлично, скверно, ужасно, НЕЛЬЗЯ! – только плохие люди говорят плохие слова!
      Нельзя так нельзя. Непонятно только, почему ровно одно и то же одним словом называть можно, другим нельзя. Почему можно "попа" и нельзя "жопа"? – разница в одной букве, делает то же самое, ну совершенно же то же самое: срет, извините, какает. Почему пИсать и какать можно, а ссать и срать неприлично, почти матерно? Разница в чем? Почему какашка – пожалуйста, дерьмо уже фу, а говно совсем фу? Не одно разве? Почему врач называет это фу стулом – на него что, садиться можно?.. Почему "писька", "пиписька" – нормально, а если тремя буквами, как на стенах, то уже злостное ху(.)лиганство? Про девчачье и женское, делающее то же самое, что пиписька, даже думать нельзя, девочкам же наоборот, про пипиську думать не разрешается.
      Ответят ли взрослые на вопрос продвинутого ребенка лет 10, интересующегося биологией, почему спариваться, копулировать, совокупляться, совершать половой акт, соитие, коитус можно, а ..аться нельзя? Трахаться тоже нехорошо, но если...
      Почему все эти плохие слова всюду слышатся? Кто их заколдовал, кто проклял? И почему на свете так много плохих людей, повторяющих эти плохие слова, снова и снова? Не похоже как-то, что все эти люди такие уж плохие, – наверное, хорошо притворяются.
      Какой смысл в этой игре – называть одно и то же по-разному, и одни называния считать пристойными и законными, а другие непристойными и преступными?
      Нет ответа. Не прозревается смысл. А бессмысленность налицо и не лечится.
      Но вот приходит и момент, когда еще вчера было нельзя, а сегодня уже можно, и на смысл наплевать, на бессмысленность и подавно. Теперь можно, мне – можно! И по ... что нельзя, все равно буду, хочу и буду. Не при вас, родители и учителя, не при вас, скучные и глупые взрослые, нет – только в кругу избранных и посвященных. Вы материтесь в своем мирке, мы в своем.
      Мат становится сопроматом – языком сопротивления и восстания, самоутверждения и единения с теми, кем хочешь быть принятым и одобренным. Показать, что не маменькин сынок, не ботаник, а независимый и крутой, – дети и подростки, матерящиесяя в своих компаниях, движимы главным образом, этими побуждениями. Мат для них золотой ключик, отпирающий дверцу долгожданной свободы, и в свой черед сексуальной – сперва дальние подступы, дорожки и коридоры, но ближе, ближе...
      Пройдет еще некоторое время, и для многих из тех соплячков и соплюшек, которые боязливо-стыдливо озирались, произнося слова на не ту букву, мат станет доктором.
      Мат аффективный (разрядочный).

Попозже перезвоню. Я сейчас не могу материться.
Еще эзотерический юмор

      В тающих, как ледники перед потопом, но все же еще существующих социальных слоях, где мат пока относительно табуирован, матерятся в основном для безопасного "спуска пара" – эмоционального негатива: досады, разочарования, раздражения, гнева, ненависти... Матом пользуются как самоуспокоительным средством, доступным, быстрым, надежным и, как кажется, без побочных последствий. "Чем грязней выругаешься, чем чище душа", – пошутила как-то моя знакомая, человек чуткой душевной организации, хороший поэт. При мне не ругалась, хотя поводы были; единственное крепкое выражение, которое я от нее слышал, звучало с чувством, но безобидно: "едрёна вошь!"
      Мат абузивный – оскорбляющий, унижающий, агрессивный. Близок к разрядочному. Адресуется персонально или по отношению к какой-то категории лиц, какой-то нации, пола, профессии, вероисповедания, спортивной команды... Оскорбить и унизить с помощью мата и стараться не надо, почти само получается: пара приставок, суффиксов, или один предлог, или палец средний показать молча – все, заработал на по морде, а то и побольше.
      Смутить, шокировать, унизить и оскорбить матом, понятно, легче всего человека, для которого этот язык не свой в доску приятель, а неизгонимый сосед по коммунальной жилплощади, досаждающий своим свинством и хамством. Можно хама приструнить раз-другой, но живя в хамской среде, посвящать этому сизифову труду быстротечную жизнь вряд ли стоит.
      Мат обезболивающий и стимулирующий. В одном серьезном экпериментально-психологическом исследовании показано, что мат помогает переносить степень боли, без мата невыносимую. Матерясь, можно выдержать многое. И страх можно преодолеть, и в бой ринуться. Проверено и на войнах, весьма серьезно. Мой дядя Миша, боевой офицер, герой Великой Отечественной, рассказывал мне, как самолично поднимал в почти безнадежную атаку своих солдат, выводя из окружения. "За Родину, за Сталина" не работало, а вот крепкое "Вперед, б.... на ..., ... вашу мать!" действовало и многих спасло. Случай далеко не единственный. Люди, умеющие доходчиво материться, в армии ценятся и в военное время, и в мирное.
      Мат декоративный, мат как искусство. Выматериться не просто так, а вкусно, затейливо, многоэтажно, архитектурно и живописно, с неожиданными кульбитами и музыкальными обертонами, с прибамбасами, с полетом фантазии, поэтически образно, с уморительно юморными сальто мортале, умопомрачительно, мозгодробительно. Дано далеко не каждому – необходима природная креативность, доскональное знание предмета и творческое вдохновение. В местах длительного заключения, где мне довелось проводить некоторые исследования, старожилы устраивали соревнования по матерному искусству, с серьезными призовыми ставками. Победителям присваивался повышенный статус в иерархии, некоторые гении выбивались и в паханы.
      Спорт не новый, есть подобное и у других народов. Один мой друг, с юности увлекавшийся лингвистикой, откопал где-то и подарил мне для коллекции бородатое ругательство английских моряков (да, опять моряки, креативный народ!):
      I forged the shadow of your old prick in the moony night
      Перевод с несколько архаического английского: я ковал (буквальнее, трахал) тень твоего старого пениса в лунную ночь. На наш искушенный российский слух звучит слабовато и малость вычурно; атмосферу, однако, некоторую передает: что-то шекспировское, что-то от тени отца Гамлета навевается.
      Диагностика и предложение. Теперь о том, что происходит лично с Вами, Галина. Ваш рвущийся наружу внутренний мат, по-моему, ближе всего к разрядочно-освободительному. Шутку с Вами играет подсознание, резво и радостно устремившееся навстречу поспешно-успешному сознательному стремлению освободиться от оценочной зависимости. Подсознание – оно ведь ребенок, пожизненный внутренний наш ребенок, а дети, как известно, народ экспансивный: позволь им одно, захотят другого, потребуют еще и еще. Ах вот, значит, оказывается, то, что было нельзя, нехорошо, некрасиво, неприлично, недопустимо, ужасно, так только плохие хулиганы делают, мама расстроится, рассердится, наругает, люди что подумают, стыд-позор – оказывается, это все можно, и наплевать, кто что подумает, прилично или неприлично, стыдно или не стыдно, наругают или нет, вот хочу и буду...
      Мат – речевое поведение, подвергаемое социально-оценочному давлению – неодобрениям и запретам, в основном безуспешным. Но у части народа, к которой Вы как раз и принадлежите, запреты срабатывают, впечатываются глубоко вовнутрь, и могут входить в конфликт с побуждениями вот этого самого ребенка, живехонького, любопытного, озорного. Он может быть и ранимым, и вспыльчивым, этот ребеночек, и ему нужна свобода выражения чувств.
      Мат оказался ему нужным, чтобы почувствовать себя раскрепощенным и получить свободный выход для негативных эмоций. Мне думается, стоит пойти малышке навстречу, и можно сделать это умно и весело. Ради смеха и разрядки, она же зарядка, позвольте себе всласть поматериться разок-другой-третий наедине с собой, причем не просто так, а как-нибудь творчески, с юмором, креативненько, чтобы было не так противненько. Можно войти в какую-нибудь подходящую роль, в образ персонажа, для которого мат язык родной и любимый, другого не знает, – за прототипами ходить далеко не надо, достаточно выйти во двор или даже не выходить из подъезда. Запишите этот спектакль на аудио-видео, посмотрите-послушайте раз-другой (предварительно можно принять противорвотное), а потом сотрите. Скоро, ручаюсь, ваш творческий импульс, выполнив свою аутопсихотерапевтическую миссию, благополучно иссякнет. Материться может, конечно, потом еще захотеться, поводы найдутся всегда, но все будет уже не так катастрофично, и культура не пострадает. "Материтесь на здоровье", – сказал бы Вам Зигмунд Фрейд. А я сказал бы то, что сказал.

      *

      Ф-фух, проехали... Сегодня, вспомнилось, День Защиты Детей, странный день – разве есть дни, когда их можно не защищать? Если это день защиты детей от глупости родителей, то почему не 385 дней в году? –А день защиты родителей от детей когда, наконец, учредить сподобятся?
      Пока суд да дело, в порядке празднования посвящаю вышенаписанное защите детей от невежества, лжи и ханжества. Если спросите, можно ли говорить с ребенком о том, о чем я написал Галине, защитит ли это его от матерной жизни, отвечу: да, говорить можно и нужно. Да, защитить может, если разговор будет не заумным, не примитивным, не поучающим, а искренним и веселым.
      Придется только чуть-чуть подумать и сообразить, как говорить. Сообразить – как, можно сообразив – с кем говорим. С трехлетним, восьмилетним или тринадцатилетним? Разные вселенные. С девочкой или мальчиком? Открытость, общительность или застенчивость, замкнутость? Начитанность?.. Любопытство или отсутствие? Что-то уже знает по теме разговора, представления или мнения имеет? Или даже уже опыт кое-какой?.. Какую информацию черпает от сверстников? Из интернета? Страхи какие? Болезненные темы? Чем увлекается? Что веселит? Оценочная зависимость как поживает?
      А какие у меня страхи и болезненные темы, моя оценочная зависимость в каком состоянии?.. Не перенесу ли я на ребенка ненароком свои комплексы, застарелые неотреагированные обиды, предрассудки, занудство, амбиции, нереальные притязания?..
      Сколько детей, столько и способов разговора о важных жизненных вопросах. Вникать, осторожно дерзать – получится. Узнаете много нового :)

Очень... Да,
это сюда

      Спасибо, друзья, и до встречи в юбилейном 200-м выпуске.

Всего светлого!