[friend] Re: рассказ - день любви
Чудесный пронзительный рассказ. Спасибо.
-----Original MessageFrom: Olga Kovetskaya [mailto:tenderwhitekitt***@g*****.com]
Sent: Tuesday, November 06, 2007 10:08 PM
To: science.health.illnesshelp (10137247)
Subject: [friend] рассказ - день любви
добрый вечер! предлагаю вам почитать этот рассказ. меня просто он
поразил! высказывайтесь если хотите!
Наталья Лосева: День любви
Наталья Лосева: День любви
Бежать, бежать, бежать, бежать...>> Асфальт и ошметки желтых листьев
уходили под ноги, сливаясь в грязный капрон. Ступни перебирали метры
тротуара, глаза выцепляли
путь среди ног прохожих. Нельзя было смотреть вперед. Нельзя. Я бежала
в воображаемый серый низкий тоннель, через город, через ноябрь, через
жизнь. Что-то
случилось с сознанием, потому что там, где обычно были мысли и планы,
в том горячем и активном месте, где у младенцев пульсирует родничок, я
внутренним
зрением ощущала оранжево-черную спирально вращающуюся субстанцию. В
ней не было ни слов, ни образов, ни будущего. Когда дыхание сбилось, и
вернулось отвратительное,
злящее чувство вязкой слабости, я остановилась. Хотелось сесть на
корточки и кричать <<мамааа>>, долго и хрипло. Но маме пока нельзя было
знать. Пальто осталось
в предбаннике кабинета. Я стояла на трамвайных рельсах в ста метрах от
входа в метро. <<Не убежать>>- ответ был внутри меня, честный и
принципиальный. Первыми
замерзли руки. Нужно было вернуться, забрать пальто и направление. ...
В этот вечер меня не стало. Молодой, яркой, успешной журналистки,
такого же яркого и громкого мегаполиса, как и всей моей, подходящей
этому городу жизни.
Без объявления войны, без предчувствий и уведомлений, меня сдали как
ненужную больше истории крепость. Двадцать шесть лет звездной лестницы
оказались тупиковым
пролетом. Меня обманули. Мне даже не дали последнего шанса убежать от
себя. Новая я вышла из дверей частной клиники с желтым тонким листком
направления,
остатки ноябрьского дождя вторгались в строчки чудовищного докторского
почерка и превращали их в жидкие каляки-маляки. После слов c*** cancer
secundo стоял
знак вопроса. Весь смысл предстоящей недели был сжат в одном простом
споре: между словом <<secundo>> и этим знаком. <<Девушка, зонтик надо?>> -
лысый малолетка
с оттопыренными ушами немного странной формы и цыплячьей шеей из
воротника монгольской кожаной куртки лыбился в 32 крупных зуба. Улыбка
была и беспомощной,
и уверенной одновременно. <<Да пошел ты>>, - услышала я собственные
слова как из наушников диктофона (кто знает, тот поймет). <<Девушка! Не
бойтесь!>> - не
обидевшись, беззлобно и даже ласково крикнул мальчишка в спину. И его
голос прозвучал тоже странно, как будто в пустом зале пробовали
микрофон.
... Молоденькая интерн с пачкой историй и ненужным фонендоскопом отстала
после обхода от лечащего доктора - величественной и пожилой, с прямой
спиной и раритетной
фамилией <<Моцартова>>. <<Вы та самая, да? Ой, а я вас все время
читаю-читаю... А хотите я к вам прямо завтра утром забегу, скажу
гистологию, а?>>. На следующее
утро она пробегала мимо палаты кидаясь всякий раз будто со срочным
делом к медсестрам или больным. Девочка. Почти моя ровесница, она еще
не умела обращаться
с той стороной жизни, которая выпадала решкой. <<Анализы пришли. Надо
быть фаталистом. Вы сможете. Я договорилась с радиологией, Вас возьмут
прямо завтра>>,
- прокурором стала сама Моцартова, продавая за серебро своего голоса
правду. <<Да, и вот вам жетоны, у меня лишние. Автомат между вторым и
третьим>>
Жетоны пришлось потратить на разговор с Антоном. Я чувствовала себя
виноватой и взрослой. В моей оболочке, в моих пальцах, голове,
подбородке поселилась
Другая. Я рассматривала ее, пытаясь угадать ее жизнь и суть. Голые
ноги из под фланелевого халата в огурцах, пластырь на локтевом сгибе,
неудобные скользкие
шлепки - что-то чужое во мне перемещалось по лестницам с запахом
пищеблока и хлорки, заходило в процедурную, собирало пакет с
полотенцем. Что-то не жалкое,
но удивленное, без прошлого и будущего, с каким-то метафорическим
настоящим, осматривало этот мир.
... Антон тут же запил. Он пьяно и с детской судорогой в голосе рыдал
мне в трубку. В новой мне было новое сердце. Оно жалело Антона с тем
удивлением и отстраненностью,
какими жалеют чужого малыша в магазине игрушек. Он плакал и что-то
жалобно и невнятно рассказывал мне долго, на два жетона и потом еще на
один. Когда кончился
третий, я повесила трубку и поняла, что больше нет мужа. Он остался у
той, другой, первой меня. Мне новой он приходился вдовцом. <<Слушай,
потяни там с
мамой>>, попросила я тетку на последний, четвертый жетон.
Рисунок Полины Буровой. 11 лет с сайта
children.kulichki.net
... В Радиологическую меня везли на простой скорой. По транспортировке.
В редакции я все еще числилась в <<отгулах>>, друзья считали, что я у
мамы, мама... я
не помню уже, что наплели маме. Новой мне не нужны были популярность,
статус и прилагающиеся бонусы. Новая я была чужой и незнакомой этому
миру. В этой
новой жизни не могло быть ни врагов, ни союзников, ни друзей....
- Вы предупреждены обо всех рисках и последствиях лечения и теперь
можете принимать решение - моя новая доктор Марина произносила фразу,
которая была привычной
и почти обыденной формулой, символом, паролем.
- А я если я откажусь?
- Тогда от полугода до 12 месяцев.
- Чего?
- Жизни.
- А что потом? ... Новая я улыбнулась.
Первый раз за новую жизнь. Смешному вопросу, ответ на который даже не
нужно учить. И удивилась опять: тому, как губы почувствовали улыбку,
как все просто
рассказала Марина, каким чистым и правильным был непроизнесенный ответ.
- а .. .Вы не могли бы говорить мне <<ты>>?
- Угу. Если хочешь - поплачь, и пойдем рисоваться, только быстрее,
медсестра уйдет.
Моя новая жизнь начинала обрастать первыми обстоятельствами: кушетка,
Марина, новый запах и странное неизвестное мне действие -
<<рисоваться>>.
РАЗМЕТКА
Первый день лечения мне нравился. И новая жизнь тоже. Слово <<рак>>
здесь не говорили, оберегая его от ушей и языка как название
иудейского бога. Жизнь приютилась,
будто в стеклянной витрине магазина. Чужие странные люди жили свою
жизнь по обе стороны стекла, но теперь эта Большая Жизнь не касалась
меня. Я могла видеть
дождь и трогать стекло в том месте, куда попадали капли. Я могла
жмуриться от солнца, встречающего стекло, я могла еще видеть чужую
любовь, радость, спешку,
победы, слезы... Большая жизнь не была больше моей жизнью, она смущала
меня. Я с готовностью и чувством, похожим на удовольствие, отдалась
маленькому и замкнутому
пространству своего нового мира. Так потерявшийся в большом городе
ребенок с радостью и покорностью обретает покой, вложив ладошку в руку
милиционера или
любого взрослого, готового подменить ему на это время исчезнувшую мать.
..Рисовкой называли щекотную и безболезненную процедуру: кожу над тем
местом, которое предстояло облучать на первом этапе, расчерчивали
яркой малиновой
несмывающейся краской. Доктор Марина что-то вымеряя и заглядывая в
историю и справки, чертила мой живот. Спина прилипала к клеенке и
трогательно отставала
от нее, когда было щекотно.
- Ну вот, прямо сейчас и начнем. Не бойся. Это не больно... Забирайте! -
последнее она уже почти крикнула медсестре.
Процедурная первого этапа была похожа на космическую лабораторию из
фильмов 60-х годов. Купольные потолки, полумрак, стол посредине и
аппарат похожий на
обсерваторский телескоп. И запах. Оказалось, что лучи пахнут
болотно-зеленым озоновым оттенком, не похожим ни на какие другие
запахи природы или синтеза,
пахнут очень плотно и почти физически, пробивая <<до мозгов>>.
- Вы будете здесь? - спросила я медсестру в самошитой пилотке вместо
обычного чепчика, уже забравшись с ногами на высокую стол-кушетку.
- Нет, я не могу оставаться... - ответила та с усталой
доброжелательностью, так, словно отказывалась от пятого стакана чаю
надрывно радушных хозяев.
Сеанс показался легким и немного киношным. Аппарат гудел как
стиральная машина или большой кулер, что-то тяжелое вращалось и
потрескивало наэлектризованной
капроновой комбинашкой, никаких неприятных ощущений не было. Разве что
легко кружилась голова, и внутри, между солнечным сплетением и кожей,
серпантиновыми
завитушками расползался холод. Мне было хорошо в этой процедурной с
толстыми стенами. Я и облучатель, отличная пара. В новой жизни я не
нуждалась в чем-то
еще.
- Ну вот, теперь покАпаемся в палате и можно спать. Когда к тебе приедут?
- Я позвоню... завтра, - мне не хотелось объяснять Марине, что с правдой
для родственников я тянула до последнего...
Из процедурной в палату вели коридоры. На повороте, там, где
стеклянные двери углом прижимались к стене и стекло становилось
зеркалом, шпионски отражая
события перпендикулярной рекреации, меня ждал сюрприз.
- Привет! - малолетка с цыплячьей шеей и смешно вывернутыми ушами
улыбался в половину своего худого скуластого лица.
- Ого... привет... - я не испытала к нему ни вражды, ни раздражения. Он
был первым знакомым в моей новой жизни. Я... да, я обрадовалась. В белой
майке и спортивных
штанах он казался старше, чем в первую встречу - А ты чего здесь?
- Того же, что и ты, - малолетка забавно наклонил голову чуть вбок.
Из-за ушей к середине шеи шли малиновые полоски разметки, - Андрей !
Он все еще продолжал улыбаться, но глаза, серые, немальчишечьи глаза
были глубокими и уставшими. Каким-то фоновым сознанием я подумала, что
видимо должна
удивиться такому совпадению и вообще тому, что помнила мальчишку, но
уже не было ни сил, ни страстей....
- Прикольно... Лиза, - у меня немного кружилась голова и покалывало
ладони, - я пойду, увидимся, да?
- Конечно.
ЗИМНИЙ САД
Тюльпаны. Рисунок Яны Морозовой 13 лет с сайта
www.gallart.ru
Мы встречались в зимнем саду. Он был прохладным, большим и совершенно
пустым. Тропические деревья вырастали в нем невиданных размеров, с
тяжелыми мясистыми
толстыми листьями, стволы были крепкие и напитанные, лианы тугими,
цветы яркими и полнокровными. Чудо природы имело вполне рациональное
объяснение- сад
примыкал к коридору, ведущему в боксы, поэтому в нем немного фонило.
Мы сидели на деревянных скамейках, закутавшись в одеяла, и болтали
ногами. Я уже потеряла
вес и сосновые плашки больно чувствовались даже через одеяло и толстый
халат. Чаще мы молчали. А потом Андрей вдруг мягко и тихо отвечал на
какой-нибудь
мой незаданный вслух вопрос. Это называлось <<думать вместе>>
- А почему это со мной? -думала я однажды в зимнем саду. На самом деле
я думала об этом всегда, с первого дня, но теперь вопрос оформился,
созрел и готов
был вырваться наружу. Если бы я так не боялась его.
- Не почему, а для чего... - Андрей не дал мне задать вопрос вслух
- Для чего?
- Чтобы мы становились лучше. - он всегда в таких ситуациях говорил <<мы>>.
- Как это может быть. Я плохая?
- Нет, ты - хорошая. Все люди хорошие.
- Почему?
- Потому что они как Бог
- Ты сумасшедший. Люди не могут быть как Бог. Тогда было бы только добро
-Нет, это ты глупая. Бог дал нам свободу.
- А зачем он нам дал жизнь? Чтобы мы сделали неправильный выбор?
- Нет, чтобы мы научились выбирать
- Почему - я? Чем я хуже других? Почему заболела я?
- Ты - избранная. Тебе повезло.
- И тебе повезло?
- И мне. Но я - другое.
К началу третьей недели моя новая жизнь устроилась, приносилась, стала
размеренной и ритмичной, обросла ритуалами. Утром - кровь из пальца,
днем облучение,
потом несколько капельниц и зимний сад, вечером - обязательные
полбокала красного вина. Нам говорили, оно связывает радионуклиды, но
до сих пор мне кажется,
что так нас держали в <<форме>>... Мама приезжала каждый день и никогда не
плакала при мне, а в приемные часы я обнаруживала в холле больницы все
новых и новых
людей из разных кусков моей прежней жизни. Я смотрела на них, как
глядят телевизионный сюжет, в который вдруг попадает сосед или кто-то
из домашних. Разрешили
привезти одежду и велели выходить гулять. Правда, с каждым днем, сил
на сидение болтовню в зимнем саду оставалось все меньше, а вино
действовало быстрее
и крепче. В город пришли морозы, и о прогулках не могло быть и речи.
Заглянувшая было в окно прошлая жизнь так и растворилась в морозной
марле, не пробившись,
не забрав меня и окончательно скрывшись по ту сторону телевизора... Пару
раз она попыталась грубо и назойливо прорубиться пьяным Антоном, но
только потревожила
воздух и стекло.
Рисунок Дениса Шипова 4,5 года с сайта
teremok.gorodok.net
Главными и настоящими людьми в этой жизни у меня были только двое:
доктор Марина и удивительный мальчик Андрей. Марина оказалась честной
и открытой. От
нее я в подробностях знала, что происходит с моим организмом и к чему
нужно готовиться, чего ждать и какие силы концентрировать в
подчиненном болезни сознании.
Андрей был странным, <<тарковским>> мальчиком ... Он появлялся рядом,
когда я было одна и незаметно, пылью, диким зверьком, светом ускользал
как только наше
общество тревожили. По виду он был сильно младше меня, но рассуждал с
какой-то исключительной и книжкой мудростью, так аутичные детки из
тишины своего
мира вдруг изрекают знания и истины, несообразные их возрасту и
воспитанию. Меня начинали готовить ко второму этапу.
БОКСЫ
Через зимний сад шел <<страшный коридор>>. На самом деле он был
обыкновенным больничным коридором и весь <<страх>> заключался в том, что
приводил он к специальным
боксам. Комнаты со стенами в метр толщиной и тяжелыми, задвижными
дверями, которые через шлюзы закрывали вход, прилепились к старенькому
кирпичному зданию
радиологии со стороны леса, и были построены по последнему слову
строительной техники и мер безопасности. В них проходил второй,
ударный этап лучевого
лечения. Мы его так и называли - <<пройти боксы>>. Пациентов к этому
этапу готовили долго, в первую очередь психологически. Трижды за этап,
по одному разу
в неделю, больной уходил на двое суток в этот коридор. Точно к опухоли
подводили специальное оборудование. 48 часов предстояло лежать
неподвижно. Прайс
на разминку отекших мышц или нечаянное движение во сне был понятным и
очевидным: внутренние ожоги. Избежать стопроцентно их нельзя было в
любом случае,
но многократно снизить было в воле пациента. Была бы она.
Вечером накануне первой процедуры мы опять сидели в зимнем саду, я
старалась не смотреть в сторону коридора. Думать об отвлеченном не
получалось и проще
было говорить о том и тех, кому хуже, чем нам.
- Андрюш, почему дети умирают?
- Все умирают
- Я не про всех. Детей жалко. Им за что?
- Смерть не наказание.
- Ну хорошо, почему они страдают, они в чем-то провинились? - иногда
меня начинала бесить его манера отвечать на такие вопросы
- Узнаешь потом
- Когда? Опять в той жизни? Они умирают в этой.
- Никто не может знать заранее, от чего спасет смерть
- Слушай, тебе что их не жалко? Нет?!
- Я их люблю
- Любить- значит жалеть
- Любить - значит верить
Утром Андрей меня не провожал, он вообще никогда не находил меня
утром, когда в отделение движение, суета и люди. Мне дали маленький,
пожелтевший от автоклавов
халат на завязках, <<стерильные>> дерматиновые тапки, пакетик мелких
сухариков и бутылку воды. Медсестра из отделения проводила до зимнего
сада:
- Ну, иди. Там тебя встретят девочки из боксов
- А вы?
- Иди, там стерильно, не бойся
-
<<Я как будто бы сталкер>>, - я слышала свои шаги, растягивая каждый из
них, не боясь, но понимая, что вот она такая моя новая жизнь и нужно
просто принять
ее и сжиться. Быстрым шагом мне на встречу шел человек в темной
одежде, через несколько мгновений я поняла, что это молодой священник
- Девушка, я заблудился, я из горбольничного храма.
- Благословите. Батюшка,- откуда-то изнутри, не из меня прежней
вырвалась странная мне фраза и ладони сами сложились в лодочку, как я
видела, делают старушки
в церкви. Священник смутился - то ли тому, как высоко и нервно я почти
выкрикнула, то ли тому, что понял, почувствовал, куда и зачем я иду.
- Бог благословит, милая, - он положил мне ладонь на темечко - иди, иди.
- Там же тупик, батюшка, - сообразила я...
- Ничего, Бог по силам дает, - ответил он невпопад и быстро пошел в
сторону зимнего сада.
БЕРЕГ
- Пойдем, Лиза, идем - Андрей тряс меня за руку, смешно подергивая
плечами и кусая губы
- Я не могу, оставь меня.
- Пойдем. Мы разбудим всех.
- Отстань, сончас. Я сплю.
- Где твоя уличная одежда?
- С ума сошел. Я до туалета еле дохожу.
- Надо, пойдем. У нас полтора часа.
На самом деле мне было все равно, лежать или вставать, идти или
остановиться. Тошнота и боль не отпускали ни во сне, ни разговорах.
Сил хватало на несколько
шагов. Андрей одевал меня, поднимал и тащил из палаты, веса во мне
почти не было, но зимняя одежда прибавляла лишние килограммы. <<Битый
битого в рай везет>>,
- меня хватало на сарказм, последнюю из оставленных мне облучением
эмоций. Лучи выжигали не только опухоль. Они жгли нервы и сосуды,
слизистую оболочку
внутренних органов и кровь. Они прожигали и высушивали душу. Обостряли
обоняние и зрение, оголяли рецепторы и разрезали эмоции. Побеждая одно
зло, они
брали плату без скидок и приносили другое зло: не смертельное, но
пожизненное.
У приемного покоя стояла старая праворульная Тойота с водителем.
Сосна. Рисунок с сайта
teremok.gorodok.net
-
Ты что? Где ты ее взял?
- Поймал. Ты ведь хотела, мы едем к реке и соснам
- Я тебе говорила?
- Ты вспоминала. Я почувствовал
Через двадцать минут мы были на обрыве, там, где шоссе плотно и по
краю огибало обрыв большой замерзшей реки. Мы оба устали, и стояли,
спинами осев на старую
толстую сосну. Мы пытались упереться друг в друга плечами, но ставшая
большой на пару размеров одежда мешала, комкалась в рукавах и проймах.
- Андрюх, слышишь снег? Меня папа учил слушать снег.
- Слышу...
- ...Я не хочу больше лечиться.
- А что ты хочешь?
- Умереть. Мне больно. Я устала.
- Ты сказала глупость.
- У меня болит все. Мне сожгли слизистые. Меня тошнит и рвет почти без
перерывов. Мне больно ходить, сидеть, спать, жить. Я боюсь третьего
бокса. Я не могу
так больше .
- Нужно бороться
- Кому нужно?
- Тебе и Богу
- Андрюша, Бог дал мне болезнь, от которой умирают. Значит это его решение.
- Глупость. Вся жизнь это болезнь, от которой умирают.
- Пусть наш Бог сделает со мной что хочет. Я не буду противиться. Я уйду.
- Бог привел тебя сюда. Он сделал свой выбор. Он дал тебе шанс и другую
тебя.
- Бог злой?
- Бог милостлив. Слишком любит тебя, чтобы позволить погибнуть.
- Мое время еще не пришло?
- Бог знает...
КЛАРНЕТ
Как ни странно из третьего <<бокса>> я выползла на своих ногах. Я
привыкла к боли, которая обняла все тело, каждую косточку, каждый
сосуд. Боль стала моей
улыбкой, моим дыханием, сущностью.. Так гриб-паразит подчинив симбиозу
какую-нибудь ольху или рябину становится нутром и органом хозяйки. И
она смиряется,
приспосабливается, выдерживает, принимает плотью и существом этот
крест, начиная уже хранить и ценить его. Я окончательно обжила свой
новый мир...
Андрей не встречал меня как прежде, после двух первых <<боксов>> на
нашей скамейке в зимнем саду. Не было его и на следующий день.
Через два дня Марина сказала, что, кажется, мы победили. Опухоль
визуально исчезла, анализы показали мощный прогресс, и остается
недолгий последний этап
облучения, который закрепит успех. Если все будет <<правильно>>, то <<мы
получим ремиссию>>- Марина сияла и была совсем не похожа на взрослого
доктора.
Между широкими рейками скамьи в зимнем саду лежала записка, на клочке
из истории болезни. <<Иди на чердак>>- неестественно красивые буквы были
написаны точно
по строке. Я никогда не видела его почерка, но внутренним знанием
понимала от кого и кому....
Чердак был теплым и сухим. Мы там бывали несколько раз, однажды
пытались расколоть кокос, который передал кто-то из моих читателей,
потом уходили болтать,
когда в зимнем саду была генеральная уборка и комиссия облздрава. В
дальнем углу, под круглым похожим на самолетный люк окном сидел
Андрей. Он был в черных
брюках и пиджаке, белой накрахмаленной рубашке с расстегнутым воротом,
который чересчур свободно облегал его худую шею, но без носков и в
больничных тапках
с номерком на внешней стороне. У его ног лежал раскрытый чемоданчик, с
какими-то черными трубками
- Что это?
- Кларнет
- Зачем? Почему ты в костюме?
малолетка не ответил, но стал медленно и отрешенно доставать черные
трубочки, собирая из них инструмент, подгоняя детали, закручивая
какой-то железный ободок
- Трость надо размочить, - он вынул изо рта золотистую щепочку и
вставил ее под железный ободок.
- Ты умеешь играть?
- Каждый из нас умеет все. Просто мы не верим.
Он встал под круглым окном так, что в потоке пыльного живого света
была пронзительно видна вся его худоба и неестественная утонченность,
а оттопыренные
уши стали совсем прозрачными и розовыми как тонкая слюда. Кларнет
звучал женским, грудным и чистым, голосом.
- Это <<Северная звезда>>, - мальчишка отнял мундштук от бледно розовых,
болезненно перламутровых губ. - Но она с Востока.
- Где ты был, Андрюш, почему мы здесь, сегодня какой-то праздник?
- Ага, праздник. Люди забыли: каждый день начинается в праздник.
- Андрюш, без метафор, где ты был?
- Я отмечал День Любви.
- Что это значит?
- Люди потерялись, потому что забыли День Любви.
Он заплакал, не рыдая, не вздрагивая, не дергая своей смешной тонкой
шеей. Он плакал глубоко и чисто, слезы катились по его мальчишескому
носу, падали на
тыльную сторону скрещенных ладоней, на чемоданчик и больничные
дерматиновые тапки.
Андрюх, все хорошо, это лучи, просто лучи, ты понимаешь? Нас
предупреждали, это пройдет, Андрюха.
День рождения. Рисунок Вики Кудрявцевой 8 лет с сайта
teremok.gorodok.net
Через месяц меня стали готовить к выписке. Каждый день приезжали
друзья, родственники, иногда даже не очень близкие люди, и я проводила
с ними все свободное
от процедур время. Боли с каждым днем становились меньше, я просила
приносить мне газеты, журналы и рассказывать последние сплетни
журналистской тусовки.
Перед выпиской Марина вопреки всем правилам предложила мне на пару
часов в день ходить на работу в редакцию, не дожидаясь окончания
амбулаторного лечения.
Я слышала, как ее поздравляли коллеги, да и сама всякий раз ловила
одобрительные улыбки докторов отделения, словно это я, а не Марина
справилась с моей
болезнью.
После той встречи на чердаке с Андреем мы виделись редко. Я появлялась
в зимнем саду на несколько минут, вырванных из свиданий с друзьями. Но
и эти минутки,
если мне удавалось обнаружить Андрюху, были для меня кислородной
подушкой, и смыслом, и воздухом и светом. Я забежала в зимний сад за
час до выписки. Мальчишка
сидел на своем краю скамейки, наклонив голову на плечо и обняв
худенькие колени. Он смотрел на меня своими недетскими, пронзительно
добрыми глазами, спокойный
и мирный, встречая взглядом каждый мой шаг. Он был бы похож на ворона,
мудрую от рождения птицу, если бы только ворон был облачно серым и
таким невыносимо
живым.
- Андрюш, знаешь, я поняла, как люди становятся живыми...
- Хочешь меня о чем-нибудь спросить вслух?..
- Тебя спасут?
Он улыбнулся и стал совсем прозрачным, так что свет, казалось,
проходил через ключицы, оттопыренные уши, редкие волосики,
преодолевшие яд химий и облучения,
смешивался с малиновыми черточками на тонкой шее, и отражался в серых
его глазах.
- Разве ты не поняла?
Тонкими, но сильными пальцами кларнетиста он обхватил мою голову и
поцеловал меня в лоб.
- Как мне тебя искать?
- Я всегда здесь.
- Андрей, кто ты?
- ... у тебя все будет хорошо. До свидания.
Больше я никогда не видела его. Он не оставил ни телефона, ни
электронной почты. Через год я уговорила Марину посмотреть координаты
в историях болезни.
Марина позвонила мне вечером и сообщила, что на 1 м этаже, да и вообще
во всей больнице в последние годы не лежал человек такого возраста и
имени. Я приехала
на следующий день, говорила с врачами, медсестрами и нянечками,
которые помнят не только каждого пациента нашего <<долгоиграющего>>
отделения, но и-то кто
к кому приходил, что любил поесть и как переносил процедуры. Никто не
помнил Андрея...
- Ничего, дочка, так бывает после лучей-та. Эта у тебя пройдет.
Пройдет. Все хорошо, - провожала, гладя меня по спине и плечам,
нянечка тетя Ира. Я запнулась
о свернутую под порогом тряпку, и вдруг, в отражающем темном стекле
двери боковым зрением увидела тонкую шею, контур лысой головы с
оттопыренными ушами...
<<Андрей!>> - коридор был пуст...
... тихая, мирная радость осела солнечным теплым комочком где-то внутри
- <<между солнечным сплетением и кожей>> ...
Вот ты какой, Ангел-хранитель, - я поняла это очень просто и спокойно...
Наталья Лосева
--
Выпуск 3149
Количество подписчиков: 162
Послать письмо модератору:
science.health.illnesshelp-owner@subscribe.ru
