Потому что круглая Земля

ЕЛЕНА МИНКИНА

Нет, что-то еще было, что-то очень важное и страшное случилось в поезде. Ах, да, мама потерялась!
Мама ушла покупать горох. Да, да горох, сразу за станцией хозяйки продавали очень дешево. Всю дорогу кормились чем попало, поезд подолгу стоял на пыльных маленьких полустанках, пили кипяток, смотрели на проходящие назад эшелоны. Иногда удавалось добыть початок кукурузы, пару картофелин. А тут все побежали за горохом. И все успели вернуться, а мама нет.
Поезд тронулся сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, а мамы все не было, и бабушка стала страшно кричать, и тетя Оля кричала, и малыши, конечно, вопили как резаные, а поезд себе бежал, уносил их куда-то без мамы. «Догонит, догонит, — стали говорить женщины, — с санитарным поездом догонит или еще как-нибудь, дорога-то одна!»
Она стремглав бросилась к полке, схватила любимое платье, натянула, путаясь в рукавах. Дверь в вагоне со всем не закрывалась, если стоять на верхней ступеньке и держаться за железную ручку — отовсюду видно. И как это ей пришло в голову? Ах, да, наверное, из-за маминого платочка. Бабушка ничего не понимала, бабушка пыталась утащить ее в вагон, даже шлепнула по попе, хотя папа никогда не разрешал бить детей.
Главное было не отпускать руки. Сколько она так стояла? День, не больше, хотя тогда казалось, что страшно долго. Пальцы совсем онемели, но зато перестали болеть. Бабушка сидела на полу и держала ее за ноги. Самое интересное, что мама, действительно, сразу увидела красное платье.
А горох мама растеряла, пока добиралась на санитарном поезде. Вот это было очень жалко.

Никто их не ждал в этом Казахстане и никто их не любил. Хозяйка щурила маленькие глаза, громко возила кастрюлями по плите. Ее звали Алтын, вот ведь странное имя! А как звали детей? Нет, не вспомнить. Детей у хозяйки было двое, и у сестры — четверо, сестра в соседнем дворе жила. Вскоре хозяйка совсем переехала к сеcтре, весь дом им оставила, наверное, не хотела с чужими людьми жить. Мама не любила к ним ходить, а ее часто посылала то спросить что-нибудь, то отнести. Говорили, что муж хозяйкиной сестры пропал, уехал куда-то на лошади и не вернулся. А она-то сама видела, как поздним вечером к дому подъехал человек на коне, и у него было четыре руки! Да-да, четыре, она просто замерла от ужаса. А потом он вошел в дом, а одежду бросил на крыльце, и оказалось, что это рукава фуфайки торчат, как руки, - они были чем-то набиты и завязаны внизу.
А мама на нее накричала и велела никому не рассказывать. А за что, спрашивается?
Все было плохо и непонятно в этом Казахстане. И, главное, пропало любимое платье. Мама постирала и повесила на заборе, а утром встали — пусто. Бабушка говорила, что сама хозяйка и взяла, больше некому. Мама потом сшила другое платье, из мешка, совсем некрасивое, но делать было нечего.
Все вокруг были казахи, что тут отличать! И говорили на своем языке, правда, они с Гариком скоро научились понимать. А один был совсем обыкновенный человек, и фамилия обыкновенная — Кох. У них в Одессе сколько хочешь таких фамилий. Но он почему-то был немец. Сам маме сказал, все дети слышали. «Ты автоматчик?» — спросил Андрюша. А мама рассердилась, хотя чего на него сердиться, он же маленький! Кох был добрый, все время что-то помогал. Он много чего умел, даже поросят лечить. Это уже позже, когда мама стала работать бухгалтером на молокозаводе, ей подарили бракованного поросенка. Мама решила его вырастить, потому что ей бесплатно давали сыворотку от молока. Они все на этой сыворотке выросли, только от нее животы сильно вздувались, а есть все равно хотелось. А поросенок был какой-то облезлый и маленький, как кошка. И вот Кох научил маму мазать поросенка соляркой от трактора, а потом купать в соде. Он сам и солярку принес. И поросенок стал чистенький такой, гладенький, и вырос быстро. Ему-то сыворотка очень нравилась. Его Борькой назвали. Только казахи поросенка не любили, они ведь свинину не едят, и все его обижали, — то камнем бросят, то обольют чем-нибудь. А однажды швырнули бревном, И у Борьки сломалась нога. Все плакали, даже бабушка, но все-таки выходили, хоть поросенок и остался хромым. Куда его потом девали? Продали, наверное. Бабушка ведь тоже свинину не ела. Да и кто смог бы Борьку есть!
А вот печки Кох не умел строить. Он так маме и сказал, но она его все-таки упросила, — уже зима началась, колода, а у них в сенях хуже, чем на улице. Вот они прямо в сенях и сложили маленькую печку. А через неделю сени загорелись. И как она проснулась, всегда ведь спала как убитая? В сени маленькое окошко выходило, и вот оттуда среди ночи такой веселый огонек показался, — мелькнет и исчезнет, а потом — опять, но посильнее. Она даже не сразу маму разбудила, так интересно было за огоньками наблюдать.
Пока всех детей подняли, пока выскочили, — сени совсем сгорели. А дом целый остался, соседи успели потушить. Как хозяйка на маму кричала! И все про деньги, а ведь денег у них совсем не было. А потом еще пришел какой-то человек и стал спрашивать, кто строил печку. «Немец?» — говорит. А мама как закричит: «Сама, сама я строила, какой немец!» И ведь раньше никогда не врала, что ей вздумалось?
А сени потом мама с Кохом новые построили. Сами и кирпичи сделали. Мама стояла в большом корыте и мешала ногами глину с навозом и соломой, а Кох складывал из этого месива кирпичи, они назывались саман. Все бы ничего, но мама велела им с Гариком навоз носить. Уж больно противно было, да и тяжело в ведре, не поднять. Тогда они стали носить в детском горшке, мама его ставила в сумку, а они несли за две ручки. Это было ничего, никто не видел и не смеялся. А руки потом в речке мыли, глина все хорошо отмывала. Навоз тогда им сильно помогал в жизни, печку топили тоже навозом, только сухим, назывался кизяк. Ух, она его насобирала! Больше взрослых женщин, многие даже не верили.

Вообще, у нее много всяких обязанностей было, например картошка. Мама так и сказала: ты уж большая, восемь лет, картошка - это твоя забота. Всего шестьдесят кустов, она их каждый день пересчитывала, поливала, как цветочки, всю траву вокруг повыдергала. Такой красивый огород получился. А уж урожай! Всю зиму этой картошкой кормились. Сколько они потом с мужем ни пытались на даче картофель разводить, и близко такой урожай не получался. Может, сорт особенный был?

Но это все во вторую зиму, вторая зима намного легче прошла, — и кизяком запаслись, и просом, и сывороткой, какая-никакая, а еда. А первая зима была очень тяжелая и даже страшная. Страшная, потому что заболел Андрюша. У него началось воспаление легких, температура очень высокая, он лежал тихо, тихо, не плакал, совсем не разговаривал. Однажды бабушка поднесла к его губам зеркало, — запотеет или нет. У мамы в сумке было другое маленькое зеркальце; утром, когда все уходили, она подносила его к Андрюшиным сухим губам, дрожа от ужаса; зеркальце медленно покрывалась белой дымкой. Мама целыми днями плакала. А спас Андрюшу Старый Казах. Это они, дети, его так прозвали.
Старый Казах приходил к бабушке в гости. Он всегда громко топал у порога, широко распахивал дверь, потом садился на табуретку у стола и доставал из кармана камешки. Он всегда носил с собой эти камешки и еще длинную шелковую нитку. Если сильно стукнуть камешками и поднести скрученную нитку, то появлялся огонек, Старый Казах раскуривал большую вонючую папиросу, плевал на нитку и прятал ее в карман. Еще он любил что-то нюхать, высыпал на ладонь и шумно тянул носом. Вокруг лежали поля конопли, но кто это тогда понимал! Еще Старый Казах резал кур. Женщины со всей деревни носили к нему кур, и ее мама раз послала, и она хорошо видела, Как он быстро тюкнул по куриной шее большим ножом, а потом подставил стакан и выпил набежавшую кровь.
Мороженая тыква — вот чем вылечили Андрюшу! Старый Казах резал тыкву большим ножом на полоски, я мама вкладывала эти полоски в Андрюшин горячий ротик. И он жадно сосал, а до этого никакой еды не брал, даже губ не разжимал. Откуда Казах взял тыкву? Наверное, запасали с лета, откуда им, городским жителям, было знать!
Вообще там были совсем другие лакомства, не те, что она помнила из Одессы. Например, иван-чай. Колючая шкурка легко снималась, а ствол был такой сочный, сладкий, они сосали его целыми днями. Еще лучше корень солодки. Но самое вкусное — жареное просо. Хозяйка с сестрой жарили просо на большой плоской сковородке, потом толкли в муку в большой штуке, похожей на ступу. Запах стоял такой, что ноги сами несли к их крыльцу. Все вчетвером молча стояли за порогом, даже Леня понимал, что входить нельзя. Хозяйкина сестра молча зачерпывала горячее просо большой ложкой и не улыбаясь насыпала каждому в горсть. Горсти тут же тщательно вылизывались. Потом сколько раз пыталась приготовить дома, — покупала на рынке просо, жарила на сковородке потихоньку от мужа, — нет, ничего похожего не получалось!
Где был в это время Гарик? Да тут и был, они же в одном доме жили, тетя Оля всю зиму хворала, а они с Гариком малышей пасли. Андрюша после болезни стал меньше Лени и все сидел, так они его приспособили картошку перебирать - большую в суп, а мелкую — на ее будущий огород. Ничего, Андрюше даже нравилось. А Гарик был мечтатель. Все время придумывал разные истории: то он бандитов выследил, то клад нашел, то рыбу огромную прямо руками поймал. Он только ей рассказывал, и она никогда не смеялась, хотя думала про себя - ну какие бандиты! Но самая главная история была про то, как они возвращаются в Одессу. Всегда получалось, что это какой-то сказочный город, с большого корабля сходит моряк с кортиком, и это и есть он сам, Гарик, а на берегу его встречает жена. Понятно, кому отводилась роль жены, их и так все время женихом и невестой звали, но ей почему-то становилось обидно, самой хотелось плавать на большом корабле и ходить с кортиком, хотя она и плохо представляла, что это такое. «Женщинам не положено кортики», — важно говорил Гарик. «А пионеркам положено, — нагло заявляла она, — и я раньше тебя пионеркой стану. А ты не знаешь, потому что читать не умеешь».
Это был ее главный козырь, потому что еще весной она начала учиться. Мама вдруг спохватилась: «Господи, такая дылда, девятый год, а ни читать, ни писать не умеешь!» Сначала писать было очень трудно, потому что карандаш все время ломался и скоро стал маленьким огрызком, совсем не удержать. И еще он скользил по журналу, она ведь на старых журналах писала, мама их нашла в клубе. А потом Кох сделал ей настоящее перо. Он так и сказал: «Великий писатель Пушкин писал гусиным пером, вот и ты пиши!» Перо очень хорошее оказалось, на кончике расщеплено, так что чернила не стекали. А чернила они с мамой из глины делали. Глина в овраге было совершенно красного цвета, только водой разведи — и, пожалуйста, чернила! Даже красиво получалось, - красные строчки между черными журнальными. Правда, когда вода высыхала, строчки совсем бледные становились, но все равно видно.
А Гарик учиться не хотел, целый день торчал на речке. Правда, он плавал очень хорошо, не то, что она - бултыхалась у самого берега, как чурка. А один раз чуть совсем не утонула, вдруг песок ушел из-под ног, ни крикнуть, ни вздохнуть, и Гарик далеко уплыл, не видит. Схватилась за висящую ветку, тянула, тянула, наглоталась воды по самое горло, но как-то выбралась. С тех пор совсем в речку не залезала, так за всю жизнь и не научилась плавать.

«Я всегда за тобой не успевал, — сказал Гарик. — Всегда, всегда ты была первой, ты даже меня первая поцеловала, помнишь? И все у тебя лучше получалось». «Нет, ты плавал лучше», — возразила она. «Да я же специально тренировался! Знаешь, ты только не смейся, я ведь мечтал, что ты когда-нибудь тонуть начнешь. По-настоящему! И я тебя вытащу». «Ты и тогда опоздал, - засмеялась она, - я сама вылезла».
Окончание следует

Интересные ссылки

1.Чтоб вы так жили!
Все, о чем я собираюсь рассказать в этой рассылке - правда. Это истории из моей жизни. Когда-то они были просто моей жизнью. Теперь стали историей. Кому-то они покажутся неинтересными. Кому-то наивными. Кое-кого, надеюсь - заинтересуют. Но это не все. Ведь и у вас случалось в жизни что-то интересное. Пишите, я с удовольствием все опубликую. И это еще не все. Одни истории приедаются. Пусть будет юмор, что-то необычное. И, конечно, ваши письма найдут здесь достойное место. И это еще не все...

2.Мастера и шедевры.
Интересные рассказы о выдающихся художниках - от Древнего Египта до наших дней. Об их жизни и творчестве, о картинах и тех, кто на них изображен.
По книге И. Долгополова "Мастера и шедевры".
Для истинных любителей искусства.

Здоровья и благополучия!
Ваш ЯКОВ

Моя почта